Змеиное золото. Лиходолье - Елена Самойлова

– Выгнали? – не удержался Искра, и я запоздало шлепнула его по макушке.

Вик в ответ только криво улыбнулся.

– Сам ушел, когда почувствовал, что при каждой остановке начинаю погружаться в сухую и твердую, как камень, землю, будто в трясину. Поначалу незаметно было – вроде постоял минут пять на привале, обсудил что-то, а ботинки уже вдавились в грунт, будто во вспаханную грядку. Это еще полбеды. Но когда я вечером уснул у костра, то, проснувшись через пару часов, почувствовал, что вместе с плащом куда-то медленно сползаю. Вскочил, схватил плащ, смотрю – а на земле выемка в форме моего тела глубиной в ладонь где-то. Но стоило мне встать, как она выровнялась, – знаешь, как болото над утонувшим в нем камнем выравнивается. Чпок – и будто не было ничего. И никого. А теперь, похоже, вдобавок ко всему, за мной и в самом деле начала охотиться моя собственная тень. Днем еще ничего, самое веселье начинается с приходом темноты…

Я слушала дудочника не перебивая. И если он не врал и не преувеличивал, а мне почему-то казалось, что сочинять на ходу змеелов не стал бы, то тяга к жизни у Викториана просто потрясающая. Мало кто вот так сумеет идти весь день, чувствуя, как упруго проседает под ногами наезженная дорога, высматривая впереди небольшую скалу, на которой можно было бы отдохнуть хотя бы пару часов, а ночью бежать от собственной тени, огораживаясь от нее украденной в одном из обозов ведовской смесью. И все для того, чтобы попасть в Огнец, идя на еле ощутимый зов от орденского медальона, который сейчас валялся без дела в ящичке нашей с Искрой спальни. Вик почему-то был уверен, что мы не потеряем и не выбросим эту бронзовую безделушку с оттиском пронзенной змеи, и потому уверенно шел по этому следу. Зачем? Надеялся, что я захочу вернуть долг и помогу ему избавиться от проклятия? Или что полночная тварь, прицепившаяся к его тени, испугается и отступит, едва окажется рядом со мной?

Вот только нехитрая правда состоит в том, что я не знаю, как от таких проклятий избавляться. Не успела меня научить этому лирха Ровина, смогла только между делом рассказать, что подобные вещи намертво приклеиваются только в случаях, когда проклятие заслужено. Материнское слово не разбирает, была вызвана смерть ребенка нелепой случайностью, вынужденной защитой от нападения или осознанным злодеянием. Горе застилает женщине глаза и вызывает самых страшных преследователей – незримых, неживых, превращает виновника в жертву, к которой будут липнуть всевозможные несчастья и притягиваться хищная нечисть. И как разогнать туго обвившуюся вокруг проклятого человека тьму, я не знала.

Но догадывалась о том, кто может знать. Вот только согласится ли она поделиться знанием, и если да, то какую цену запросит?

Я оглянулась на запад – солнце уже касалось горизонта нижним своим краем, из золотисто-желтого став медно-рыжим и потихоньку заливая горизонт красноватым цветом. Встала с галечного берега, по привычке, нежели по необходимости отряхнув подол широкой цветастой юбки. Легонько тронула Искру за плечо, махнула рукой дудочнику.

– Пошли.

– Куда? – поинтересовался змеелов, с видимой неохотой поднимаясь с насиженного места и привычно переступая с ноги на ногу на шуршащей и тихонько поскрипывающей гальке.

– В один очаровательный домик, – вздохнула я. – С кружевными занавесками на окнах и геранью на подоконниках.

На поклон к бабке Морее, о которой в Огнеце говорят с оглядкой, шепотом и с неизменным уважением абсолютно все – и ведьмы на базаре, и «мировые» вампиры, и, что удивительно, простые люди.

Потому что все как один думают, что бабка Морея – едва ли не сама смерть в немощном с виду и безобидном обличье…

Глава 2

Район Второго Кольца по праву слыл наиболее спокойным и приветливым из всех в Огнеце. Говорили, что здесь можно пройтись глухой ночью с кошельком, полным золота, и никто не попытается отнять честно нажитое, а девица может сколь угодно долго плясать на площади, а потом направиться домой – и вернуться целой и невредимой. И дело было вовсе не в стражниках, которых во Втором Кольце и не было почти, а в пожилой, хрупкой на вид женщине, которая жила в маленьком доме с красной черепичной крышей, построенном рядом с городской стеной.

Когда мы с Искрой впервые вошли в ворота внешней стены города Огнеца, нас сразу предупредили, что придется прогуляться по району Второго Кольца, и, если все будет в порядке, нам будет позволено остаться. Я запомнила пару стражей, которые водили нас по чистеньким улочкам, и то, как они внезапно скрылись где-то в подворотне, оставив нас напротив того самого одноэтажного домика, на подоконниках которого пламенела пурпурная герань в длинных деревянных ящиках. Кто-то смотрел на нас из-за белых кружевных занавесок, и этот взгляд вначале давил, а потом каким-то образом проник внутрь, будто высматривая притаившуюся гниль, дурную болезнь, которая может поразить жителей этого города. Я ощутила легкое удивление, потом нечто, похожее на довольство, а затем ощущение чуждого тяжелого взгляда пропало, и мне отчего-то стало легко и свободно, будто бы я получила одобрение близкого мне существа. Искра же выглядел подавленным, на лбу у него выступили бисеринки пота, но лишь спустя несколько дней, уже после того как нас разместили в свободном крыле дома, где соседями оказалась стая гремлинов, он признался, что боялся быть отвергнутым. Ведь когда-то давно он преступил закон в этом городе, и его выгнали в тот же день, не дав возможности оправдаться или собрать вещи. Просто выставили за городскую стену и велели не возвращаться. А он все же вернулся на свой страх и риск…

– И кто эта пожилая леди, к которой мы идем? – ненавязчиво поинтересовался дудочник, поминутно оглядываясь через плечо и, похоже, едва сдерживаясь, чтобы с быстрого шага не перейти на бег. – Тоже лирха, как и ты? «Зрячая» женщина или что похуже?

– Слухов много ходит, – пожала плечами я, ловко убираясь с пути торговца, толкающего перед собой тележку, нагруженную слегка увядшими за жаркий день овощами и зеленью. – Может, она и «зрячая», может, и похуже что. Но если она не подскажет, что с твоей бедой делать, то уже никто подсказать не успеет.

– Перевожу. – Искра положил руку мне на плечо, подтянул к себе, покрепче прижимая к теплому, крепкому боку. – Если бабка Морея, перед которой вся огнецкая нечисть ходит на цыпочках, не сможет снять с тебя эту гадость, то единственное, чем мы со Змейкой тебе сможем помочь, – это умереть легко и быстро, если сам не решишься.

– Вот спасибо, а то я бы без тебя не догадался, – саркастически усмехнулся Викториан, как бы невзначай кладя ладонь на пояс, поближе к дудочке, скрытой в потертом кожаном чехле.

– На здоровье, – совершенно серьезно ответил харлекин, сворачивая на узкую улицу, расположенную вдоль городской стены.

Здесь почти не горели огни, только далеко впереди виднелся ярко-желтый свет фонаря, подвешенного над домиком бабки Мореи, своего рода путеводный маяк, указывающий дорогу всем отчаявшимся. Я скосила взгляд на музыканта и невольно вздрогнула: по мере того как ночь спускалась на город, тьма вокруг Вика становилась все гуще. Она свивалась тугим коконом, почти полностью скрывая змеелова, и только ярко-зеленая полоска на левом запястье сияла все ярче, показывая, что человек еще жив и готов к борьбе. Что-то мелькнуло на границе зрения, что-то черное, как выжженная дыра на ярком вышитом полотне, что-то бесформенное, устремившееся к дудочнику и в последний момент вильнувшее в сторону, едва дотронувшись до зеленой полоски оберегающего амулета.

– Оно здесь, – тихо прохрипел музыкант, хватаясь за грудь и озираясь по сторонам, не зная, откуда ждать нападения.

– Здесь, – негромко подтвердила я, без лишних слов беря Вика за запястье и бегом устремляясь к поблескивающему впереди маяку, к золотистому огоньку надежды над узорчатой деревянной дверью.

Колотушку, висящую на тонкой цепочке, я проигнорировала, от души стукнув по двери чешуйчатым кулаком, чувствуя, как тьма, ледяной паутиной облепившая руку Викториана, шарит по моей ладони, безуспешно пытаясь приклеиться и сделать меня еще одной жертвой материнского проклятия.

– Откройте! Пожалуйста!

Тишина упала на улицу, как гигантская птица, усмотревшая добычу. Закаменевшее от напряжения запястье дудочника начало мелко дрожать, Искра низко, предупреждающе заворчал, и в этот момент дверь неожиданно распахнулась. Я дернула музыканта за собой, переступая высокий порог, и следом за нами шагнул харлекин, едва ли не вталкивая нас в маленькую, аккуратную прихожую. Дверь за нами бесшумно закрылась, и я почувствовала, как пропадает мерзкое ощущение холодной паутины, облепившей ладонь.

– Вроде бы отпустило, – неуверенно пробормотал Викториан, с трудом высвобождая запястье из моих пальцев и оглядываясь по сторонам.

– Неудивительно, – низко, хрипло усмехнулся харлекин. – Здесь у тебя почему-то нет тени, потому и преследовать тебя некому.