Заговор против террора - Алекс Маркман

— Так утверждают сотрудники МТБ. Я просматривал кое-какие документы. На мой взгляд, доказательства налицо. А Власик делает это открыто, вероятно, полагает, что никто не посмеет его тронуть.

Сталин понял намек.

— Арестуйте его. Докладывайте мне результаты следствия.

Берия неоднократно подсовывал Сталину свидетельства морального разложения Власика, взяточничества и растрат, кутежей и связей с женщинами. Сталин не реагировал, но теперь покрывать его открыто перед Политбюро шло бы вразрез с принципами вождя. Сталин не мог показать, что защищает своих фаворитов. К тому же слишком долго Власик служил Сталину. Всех из своего ближайшего окружения Сталин уже уничтожил. Настала очередь Власика.

Наступившую паузу сразу же использовал Берия.

— Я хочу сказать несколько слов относительно Поскребышева, товарищ Сталин. Вас уже уведомили о том, что он потерял папку с важными, совершенно секретными документами. Поскребышев оправдывается, утверждает, что они были в его кабинете, в Кремле. Кто в это поверит? Как папка могла потеряться в Кремле, где такая охрана?

Берия невольно вспомнил Кирилла, своего верного исполнителя опасных поручений. Больше недели назад Кирилл молча положил ему эту папку на стол. На него можно во всем положиться и не давать никаких инструкций. Он соображает сам, как и что делать.

— И не только это меня беспокоит, товарищ Сталин, — Берия демонстративно обменялся взглядом с остальными гостями. Пусть Сталин видит, что они все придерживаются того же мнения. — Поскребышев, как вы помните, был женат на невестке Троцкого. — При упоминании этого имени Сталин заерзал на стуле. — Он не только сразу же не развелся с ней, но даже осмелился просить вас простить ее. Простить кого?! Как я понимаю, ему жена была дороже идей нашей партии и вашего личного к нему доверия. Поэтому я предлагаю снять Поскребышева с занимаемой должности и держать под следствием до тех пор, пока не будет выяснено, при каких обстоятельствах пропали документы и где они находятся.

Сталин на полминуты задумался, потом поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Берию. Берии показалось, что Сталин сейчас же на месте арестует его. Но Сталин сказал то, о чем только мечтал Берия.

— Арестуйте, но не оказывайте никакого давления, — подытожил Сталин. — Докладывайте мне регулярно о ходе следствия.

— Разумеется, товарищ Сталин, — сказал Берия. Про себя он добавил: «Мы его отпустим скоро, после того, как ты сдохнешь. За отсутствием улик. Ничтожество, на которое не стоит тратить время».

Наигранное веселье за столом сменилось вполне искренним, план удался. Члены Политбюро славили Сталина, пили хмельное грузинское вино и разошлись, как всегда, под утро.

С этого момента колеса фортуны неумолимо закрутились с еще большей скоростью. Сталин, взбешенный отчетом Игнатьева о том, что дело врачей не может быть представлено даже к закрытому суду в ближайшее время, накричал на него, грязно выругался, и Игнатьева срочно увезли в госпиталь с сердечным приступом. Подозревали даже микроинфаркт. Обязанности министра временно возложили на Гоглидзе.

Берия навестил Игнатьева в госпитале. Министр выглядел перепуганным и глубоко несчастным.

— Оставайся больным как можно дольше, — вполголоса советовал ему Берия. — Когда выйдешь на работу, сообщай мне или Маленкову все, что касается Сталина или членов Политбюро. Будь предан Политбюро, и мы защитим тебя. Не предпринимай ничего важного, не сообщив нам предварительно существо дела. Следуй неукоснительно указаниям Маленкова или моим. Тогда все будет хорошо. Я полагаю, ты понял.

Игнатьев взглянул на него испуганными глазами и утвердительно кивнул. Опытный аппаратчик, он мгновенно просчитал, куда ветер дует. На таких людей можно положиться.

Сталин, по-видимому, наконец понял, что оказался в опасном положении. Он созвал совещание четверки в Кремле в начале января, где дал ясное указание направить дело врачей в ОСО, и закончить его в марте, то есть через два месяца. Предложение было принято единогласно, поскольку стало очевидно, что Сталин намерен прибегнуть к быстрым и крайним мерам. То же самое решил сделать и Берия.

Обычно Сталин все основные распоряжения давал через членов Политбюро. Каково же было удивление Берии, когда через несколько дней, 13 января, он увидел в Правде сообщение ТАСС об аресте врачей! Значит, Сталин дал это распоряжение напрямую, минуя членов Политбюро. Нужно торопиться. Он дал команду Гоглидзе срочно назначить в охрану Кремля и дачи в Кунцево надежных людей.

В начале февраля Гоглидзе сообщил, что Сталин дал приказ перевести Жемчужину из ссылки в Казахстане в тюрьму в Москву. Значит, решил Берия, одной из первых жертв будет Молотов. Догадка его оказалась правильной. На допросе в Москве, в начале февраля, Жемчужина призналась во всех предъявленных ей обвинениях и дала показания на Молотова. Теперь ему грозил расстрел. Берия не упустил возможность этим воспользоваться, встретился с Молотовым и сообщил ему обо всем.

— Все, что от вас требуется, Вячеслав Михайлович, — сказал Берия ему на прощание, — это не вмешиваться ни во что. Что бы ни происходило, понимаете? Оставьте все Игнатьеву и более доверенным членам Политбюро. А мы, со своей стороны, сделаем все, от нас зависящее, чтобы выручить вас.

Молотов все понял. Бледный, с дрожащими губами, он кивнул и заверил Берию:

— Можете не сомневаться в моей лояльности, Лаврентий Павлович.

Весь февраль шла интенсивная игра по подготовке дела врачей и мегрелов. Оба дела предстояло передать в суд в марте. Значит, февраль — последний месяц жизни вождя.

Сталин боялся оставить членов Политбюро даже на день. Возлияния до утра на даче в Кунцево устраивались каждый вечер, однако Берия не исключал возможности проведения операции в Кремле. В последний день февраля все было готово.

На дачу Сталина четверка приехала в одиннадцатом часу вечера. Берия отметил, что офицер у входа в здание был назначен в соответствии с его инструкциями.

— Все в порядке, Кирилл? — спросил он.

— Так точно, Лаврентий Павлович.

Берия обернулся на стоящих позади него Маленкова, Хрущева и Булганина.

— Проходите, — сказал он им. — Обыска сегодня не будет.

Он успел заметить, как опасливо они переглянулись. Какой страх он должен был им внушать, если смог назначить своих людей в охрану Сталина!

Сталин выглядел отдохнувшим и, по-видимому, пребывал в хорошем настроении. Такое бывало с ним, когда он после долгих колебаний принимал твердое решение. Особую доброжелательность он проявлял к Берии. Зная коварство вождя, Берия учуял в этом еще одно подтверждение того, что Сталин уже принял решение расправиться с ним.

«Однако с Берией не так просто расправиться, — про себя ответил он Сталину. — Посмотрим сегодня, что из этого получится».

Ужин шел, как обычно. Они решили оттянуть выполнение плана, по крайней мере, до утра, когда вождь устанет, прислуга пойдет спать, а многочисленная охрана вокруг дачи расслабится и потеряет бдительность.

Около четырех часов утра Берия взглянул на часы, потом встретился взглядом с Маленковым, Хрущевым и Булганиным. Ему показалось, что Сталин заметил, как они переглянулись, но это уже не имело большого значения. В глазах заговорщиков Берия прочел согласие и решимость. Он встал и, ни на кого не глядя, вышел в проходную комнату. Такого никто себе раньше не позволял. Туда порой наведывался начальник смены, но не надолго: когда к Хозяину приходили самые доверенные люди — делать там было нечего. Полковник Хрусталев, однако, оказался на месте, как ему и было приказано.

— Устал, поди? — спросил Берия, изобразив на лице добрейшую улыбку.

— Дело привычное, — пожал плечами охранник, оставаясь серьезным.

— Сегодня товарищ Сталин в хорошем настроении, — доверительно сообщил Берия, слегка понизив голос. — Выпили немного больше, понимаешь? Он наказал сказать тебе, чтобы ты отпустил охрану отдыхать. Мы уходим самое большее через полчаса. Не стоит тревожить товарища Сталина после того, когда мы уйдем. Понял?

— Понял, товарищ Берия, — согласно кивнул начальник смены. В его глазах Берия прочел доверие, благодарность и преданность. Хрусталев был его человек.

— Можешь идти, — сказал Берия. Он подождал, пока Хрусталев выйдет, а когда за ним захлопнулась дверь, быстро вытащил ампулу из кармана, завернул в носовой платок ее сужающийся верх и осторожно отломал самый кончик. Опасливо посмотрев на дверь, в которую вышел Хрусталев, он достал из другого кармана шприц и наполнил его содержимым ампулы. Разложив все по карманам, он вернулся к столу и сел на свое место. Чуть екнуло сердце, когда он натолкнулся на подозрительный, острый взгляд Сталина. Впервые в жизни он ответил всесильному правителю жестким, злобным взглядом и бегло осмотрел сообщников. Они сидели с каменными лицами. Что-то произошло здесь за две_ три минуты его отсутствия. Все трое, оценил Берия, были напуганы, но тем не менее полны решимости осуществить план. Сталин, с его маниакальной подозрительностью, несомненно, почувствовал что-то неладное. Он поочередно встретился глазами с каждым и снова уставился на Берию. Вождь, казалось, внезапно помолодел лет на двадцать. Он выпрямился, в глазах его появился яростный блеск, и движения стали быстрыми и резкими. Берия со злорадством подумал, что сейчас, быть может, первый раз после революции Сталин почувствовал, что имеет дело с целеустремленным и решительным врагом, готовым противостоять всем его интригам, влиянию и силе.