Золотая Колыма - Герман Волков

— Это правильно! Давайте пересматривать вместе! Ведь в конце концов карман у нас один — Союззолото. Как только вернусь в Охотск, свяжусь с Серебровским. Он нас поддержит. И нам с вами надо работать вместе.

— Летом, повторяю,— с жаром заявил Билибин,— мы развернем поиски от Бохапчи до Буюнды и золото найдем! Прииски будут обеспечены! Надо лишь своевременно и побольше завезти продовольствия, чтобы в следующую зиму не повторилась голодовка, а вместе с нею и все прочие «прелести» таежной жизни.

— Не беспокойтесь. Все доставим до весны. Сейчас мы строим перевалбазу на Элекчане. Будем форсировать переброску грузов сначала туда, потом сюда.

— Перевалбаза на Элекчане — это хорошо, там рядом Малтан. Но удастся ли до распутицы на оленях доставить грузы сюда? Весьма сомневаюсь. Нужно налаживать сплав с Элекчанской перевалбазы по Малтану, по Бохапче и сюда — по Колыме. И пока не построена к приискам дорога, каждое лето сплавлять грузы по этим рекам! Это дешево!

— И сердито! — с усмешкой дополнил Лежава-Мюрат.— Опасно, Юрий Александрович, очень опасно. Я не могу рисковать грузами и людьми на каких-то неизведанных бешеных порогах.

— Пороги изведаны. Мы прошли их на плотах по малой воде. А если построить карбасы да пустить весной, по большой воде? Я выделю вам своих лучших лоцманов, даже Степана Степановича! А коли нужно — сам поведу первый карбас.

— Простите, Юрий Александрович, я вас и вашего Степана Степановича очень уважаю, но рисковать мы не можем.

На этом экстренное совещание закрылось.

Билибин не остался ночевать на прииске и пошел с Цареградским на свою базу. Разгоряченный, Юрий Александрович широко шагал по скрипучему снегу, размахивал шапкой, и крепкий мороз был нипочем его огненно-рыжей, голове.

Валентин недоумевал, зачем ему понадобилось настаивать на сплаве. Осторожно спросил:

— Юра, может, я неправильно поступил, подписав с Лежавой договор на снабжение?

— Нет, ничего...

— Так пусть они и снабжают. Чего нам беспокоиться?

Билибин молчал.

— Нам до осени продуктов хватит, а на вторую зиму мы ведь не собираемся оставаться?

— Нет, не собираемся...— ответил Юрий Александрович, словно отмахнулся.

«Ясно. Дело чести»,— решил Цареградский.

И всю остальную дорогу они молчали.

ПОЛИКАРПОВЫ ЯМЫ

На рассвете, ни с кем не попрощавшись, Александров, налегке выехал в Гадлю. Так не вызнали и на этот раз, где похоронил он Бориску.

Через неделю отбыл в Охотск Лежава-Мюрат. Он прихватил с собой до Олы Оглобина, Кондратьева и Овсянникова, чтоб там решить ряд неотложных дел. За управляющего приисковой конторой оставили Матицева.

Вскоре после отъезда Лежавы с третьим транспортом на Среднекан прикатил милиционер Глущенко. Щеголеватый, он сбросил доху и, в лихой кубанке с кокардой, в суконной черной шинели, в маленьких юфтовых сапожках с подковками, звонко застучал по мерзлым половицам бараков.

Поговаривали, что Глущенко непременно заберет Волкова или Тюркина или кого-нибудь из артельщиков, ставивших на карту жизнь Билибина, Сафейки и Оглобина. А Глущенко взял Сафи Гайфуллина, предъявив ему по всей форме ордер на арест из Николаевска-на-Амуре, и увез.

Пошли суды-пересуды. Ольчане Бовыкин, Якушков, Беляев и ямский житель Канов знали Гайфуллина давно. Михаил Канов, Сафейка и Бориска еще при царе служили конюхами у шустовского приказчика Розенфельда, тогда же и золотишко искали. Теперь же туземцы, ольчане и ямский житель, вспоминали, что Гайфуллина при Советской власти не впервой берут под стражу. Но не за золото, а за иные дела: был он вроде в бочкаревской банде не только проводником...

Новых старателей такое объяснение не устраивало. Тут зарыта другая собака. Недаром «турки» и «волки» многозначительно намекали на байку, которую будто бы- плел однажды Сафейка про своего дружка.

Шел Бориска один, а навстречу ему хозяин тайги. У Бориски ни ружья, ни ножа. Схватил он камень, и медведь схватил камень. Бориска метнул и угодил хозяину под самый хвост. Мишка взревел и, прежде чем убежать, метнул булыжник в Бориску. И попал в самый лоб. С тех пор осталась у Бориски над правым глазом вмятина, башка побаливала, и умом он маленько тронулся. Но в тот момент ту булыгу Бориска поднял, хотел вдогон медведю пустить, однако чует, тяжелая очень, и видит, камень вовсе не камень, а как есть самородочек фунта на три. Бориска и про боль забыл, начал копать землю, где мишка камень поднял. Все ногти поломал, пальцы и ладони в кровь источил, но ничего не нашел. Через год тайком один, никого не взял,— и на то место. Всю зиму там ковырял, мерзляк долбил, пески мыл. Много золота нашел! И кто-то его, видимо, порешил... Весной нашли его на дне ямы, которую недошурфил, в ней его и похоронили. Нашли и похоронили гадлинские якуты: Кылланах, умерший десять лет назад Колодезников и старик Александров... Колодезников никому не успел поведать, где схоронен Бориска, Кылланах запамятовал, а старик Александров, мужик себе на уме, вроде бы сказывал Поликарпову, но дело темное.

Слушали новички очередную легенду про незадачливого искателя фарта, верили и не верили:

— Ловко врал Сафейка...

— Долбанул своего дружка... И про вмятину здорово придумал. Найдут тело — вмятина. Кто ударил? Ведьмедь!..

— Эх, братцы, найти бы! А ведь где-то тут... Аль зря Сафейка пришел сюда?

— Там заговорит...

Перетолкам не было конца. Гадали и вожделенно посматривали на распадки, укрытые белым саваном. Слухи о Бориске и его фартовых ямах так будоражили хищнические души, что отсутствие разведанных делян не особенно их беспокоило.

Когда же им стали предлагать идти на разные поденные работы и на разведку,— пошли. Соглашались и с нормами и с оплатой.

Из Олы в начале февраля прислали расценки. В них Лежава-Мюрат и Оглобин все расписали: сколько рублей и копеек платить за каждые двадцать сантиметров проходки и на какой глубине, и какого сечения; сколько рублей и копеек прибавлять за пожог, за крепление... Лежава-Мюрат и Оглобин предупреждали, что все разведочные работы производятся согласно указаниям геологов, а дабы не было соблазна мыть пески украдкой, запрещалось иметь на месте работ и в разведочных зимовьях лотки, гребки, ковши. «В случае обнаружения таковых виновные увольняются с работы». И с этим согласились старатели.

В первом разведрайоне новую линию, на девятнадцать шурфов, Билибин разметил ниже недостроенного барака Раковского. Она начиналась на горном берегу, у подножия мрачных гольцов, и спускалась к безымянному ключику, впадающему в Среднекан слева, в километрах десяти от его устья. Ее предстояло разведывать Дуракову, Лунеко, Чистякову, Луневу и Гарецу.