Преодолей себя - Александр Ежов

— Ничего, солдат, скоро и ты будешь дома. Теперь недолго продлится война. А для тебя, считай, она уже закончилась. Вернешься домой и встретишь свою невесту.

— А у меня, может, нет ее.

— Нет — так будет. Обязательно будет, Курт.

В эту же ночь Пауль вместе с пленными перешел через линию фронта. Настя не пошла.

Она ждала его в обусловленном заранее месте.

Глава двадцатая

Весь февраль и март Настя и Пауль вели пропаганду среди немецких солдат. Гестапо уже не раз засекало их, но они ускользали, точно привидения. Уходили из одного района, появлялись в другом. Пауль трижды переходил через фронт, переправлял на другую сторону очередную партию немецких солдат.

Однажды — это было уже в конце марта, когда снег почти растаял,— они отправились в местечко Лиепна. В этом небольшом латышском городке дислоцировались прифронтовые части фашистов, и нужно было узнать, сколько этих войск и куда они направляются. В Лиепну перебазировалась неделю назад и радистка Кудряшова.

Подошли к городку ночью. На одной из улиц патруль задержал их и начал проверять документы. Долго светил фонариком, в чем-то сомневался, стал спрашивать, почему солдат идет в город ночью, и не один, а с женщиной. Подозрительно посматривал на Настю, спросил:

— Кто такая?

— Невеста,— как всегда, ответила она,— я немка, Анна Мюллер.

— Из Германии приехала? Из Германии невесты не приезжают.

— Нет, я здешняя. Немцы живут и в Латвии, даже в России их немало.

— А куда направились в такой поздний час? Передвижение ночью запрещено.

— Иду к родственникам с женихом, с Паулем. Его отпустили в отпуск. Погостим у тети, а потом поедем в Германию. Там обвенчаемся, и Пауль снова поедет на фронт.

— Кто его отпустил? Уж не сам ли фюрер? — Солдат засмеялся, махнул рукой и отпустил разведчиков.

Они пошли дальше.

— Пронесло, кажется,— тихо сказала Настя по-русски.

Пауль не понял, и она не знала, как точно перевести на немецкий эти два слова, думала, прикидывала, наконец подобрала нужные слова:

— Просто повезло нам на этот раз, Пауль. Очень повезло...

— Мы еще не дошли до цели,— сказал он,— патрули на каждой улице, а улицы безлюдны. Замерли. Кажется, что городок вымер.

— Нет-нет, не мертвый город,— поправила его Настя,— в каждом доме солдаты. Видишь, в окнах мерцают огни, а на улицах — автомашины, подальше — танки, а там — пушки стоят. А вон солдаты толпятся возле двухэтажного дома. Не свернуть ли нам влево?

— Давай повернем,— согласился Пауль.— По безлюдным, тихим улочкам идти безопасней.

Они свернули в боковую улицу, застроенную деревянными домиками. До цели было не так далеко, всего метров двести. Настя уже дважды ходила на связь к Пане Кудряшовой и знала дорогу. Им нужно было свернуть вправо, на другую улицу, потом еще вправо — и там стоял одноэтажный домик, в котором жила Паня.

Но, когда они свернули, их остановил снова патруль — офицер и солдат. Офицер махнул рукой и потребовал:

— Документы!

Пауль предъявил удостоверение. Фашист долго изучал его, потом отрывисто приказал:

— Пошли!

— Вот и попались,— тихо прошептала Настя. Ноги ее стали словно бы ватными, и сердце застучало молоточком: «Конец! Конец!»

Офицер шел впереди. За ним — Настя и Пауль, а позади — с автоматом наизготовку солдат. Настя дотронулась до рукояти пистолета, но как его выхватить из кармана? Заметит фашист — и в один момент прикончит. У Пауля тоже пистолет, так что есть шанс на спасение. Маленький шанс, но все же есть. Ведь надо как-то спастись... «Надо! Надо!» — хотела она крикнуть Паулю, но сдержалась. Каждый шаг туда, куда они шли, это ступень к неминуемой смерти, и она считала эти шаги: один, два, три... Страшные шаги, роковые...

И вдруг случилось невероятное, по крайней мере для тех, кто их сопровождал. Пауль резко повернулся, сильным рывком вырвал автомат у солдата и ударил его прикладом по голове. Настя в этот момент выхватила пистолет. Офицер мгновенно повернулся — у него в руке тоже был пистолет, и все же она выстрелила первой, прямо в упор, в грудь ему. Она увидела, как фашист скособочился и замертво рухнул на землю. Пауль бросился на солдата. Они повалились наземь, и началась борьба. Пауль крикнул хриплым, натужным голосом:

— Беги!

Однако она не побежала, хотела броситься на помощь — и не могла, замерла на месте. Пауль снова крикнул:

— Беги скорей! Спасайся! Беги!

И тогда она побежала, сначала вдоль улицы, в ту сторону, откуда только что пришли, и вдруг поняла, что туда бежать опасно. Но куда же? Где спасение? И как там Пауль? Мысли отрывочно раздваивались: то ли надо выручать Пауля, то ли бежать куда. Но раз он крикнул: «Беги!» — значит, надо бежать. Она бросилась к ближайшему дому, ноги почти не слушались. Боялась, что не выдержит напряжения и упадет. Сердце колотилось так сильно, что ей казалось, вот-вот разорвется.

Отперла калитку и оказалась во дворе. Поняла, что в дом стучаться бесполезно — никто не откроет. В огород вела дверца из штакетника, она открыла ее и побежала дальше. Ноги вязли в липкой грязи; прошлогодние грядки уже достаточно оттаяли. Миновав огород, оказалась на задах уже у другого дома, противоположной улицы. В нерешительности остановилась: куда бежать? Той, другой улицей? Но там могут оказаться враги. Возможно, фашисты подняли тревогу и начнут прочесывать все улицы. Она услышала снова выстрел. Кто стрелял? Пауль? Или кто другой?

Она поняла только одно: надо бежать, бежать как можно дальше от этого проклятого места. Ведь у нее ценные сведения для штаба фронта, она должна доставить все это по назначению. А Пауль? Как Пауль? Ужель погиб или схвачен и его повели на расправу? Может, вернуться и умереть вместе с ним? «Нет, нет, нельзя»,— решила мгновенно и побежала огородами как можно дальше. Перелезая через забор, ободрала ногу обо что-то острое и, почувствовав боль, на мгновение присела. Запыхавшись, едва переводила дыхание. Затем прошла еще метров сто, постояла, прислушалась. Кругом тихо, так тихо, что слышала, как все еще тревожно и гулко колотится сердце. «Нет, надо передохнуть, — подумала она. — Погони, кажется, нет». И опять с тревогой о Пауле: «Неужели пропал? Господи 6оже мой, что же делать? Надо как-то спасать его. Спасать... А может быть, уже убили? Был второй выстрел. Кто стрелял? В него стреляли или он прикончил фашиста и, возможно, тоже убежал? Где-нибудь рядом? Но ведь погони нет. Что же такое случилось? Скорее всего, взяли живым. Будут допросы, пытки, потом расстрел. От фашистов пощады не жди...»

Подумав об этом, она готова была сама пойти туда, где остался Пауль. И решила вернуться. Шла осторожно, часто останавливалась, прислушивалась. Стояла мертвая тишина, как будто и не было недавних выстрелов, как будто все это было во сне. Но где же Пауль? Что с ним? Как узнать? Ведь не пойдешь к фашистам и не спросишь. Она подошла к тому дому, где свернула на огороды, через заборчик посмотрела на улицу, на то место, где была схватка Пауля с фашистом. Но там никого не было — ни патрулей, ни прохожих. Кругом пустынно и мрачно, и ей казалось, что и сама она проваливается в эту черную бездну ночи. Постояв у забора несколько минут и убедившись, что на улице нет никого, решила пробираться огородами к тому дому, где жила Паня Кудряшова.