Преодолей себя - Александр Ежов

Шла огородами и, как ей показалось, заблудилась, точно в дремучем лесу: место было незнакомое. Решила выйти на улицу и посмотреть. Во дворе низенького деревянного дома на нее с лаем бросилась собака. Она замерла, минуты две стояла, не шелохнувшись, затем перелезла через изгородь и очутилась у высокого забора с колючей проволокой на островерхих концах, поэтому не могла сразу перебраться в другой огород. А собака все лаяла, заливаясь в неумолчном хлипе, потом затихла.

Долго искала выход, наконец нашла. Затем она оказалась в тупике — надо было выйти на улицу и осмотреться. Тяжело дыша, прислушивалась, боялась, что снова нарвется на злую собаку. Это так опасно, что лучше обождать, еще раз обдумать, в каком месте и как

удобней выйти. Ведь не стоять же в огороде целую ночь и ждать рассвета.

И наконец решилась. Тихо, почти бесшумно шла, всматриваясь в темноту, даже собственные шаги настораживали, а в мыслях был только он, Пауль: так она переживала, проклинала себя, что оставила его одного. Надо было выстрелить в затылок фашисту и вместе бежать, но он крикнул: «Беги!» — и она побежала.

Но как найти Паню Кудряшову? Возможно, и она арестована? На улице, куда она вышла, было сумрачно, неприветливо, сиротливо. Шла тихо, оглядывалась, не следит ли кто за ней, но улица была почти мертвой, кой-где в окнах мерцали слабые огоньки. Значит, жизнь не замерла, в домах живут люди, кто в страхе за свою судьбу, кто с безразличием. О чем думают жители этого городка, чего ждут?

В конце концов распознала местность и обрадовалась, что близка к цели. Домик, в котором находилась Паня, стоял одиноко, чуть-чуть на отшибе, в глубине от улицы. Она подошла и замерла, вглядываясь в окна. Есть ли кто дома? Поди, уже спят. Подошла к крыльцу, постучала в калитку.

— Кто там? — спросили за дверью.

— Из Риги гость. Моченые яблоки привез,— ответила Настя паролем, и дверь открылась.

Перед ней стояла Паня, в одной рубашке, простоволосая и такая домашняя, родная, что Настя бросилась к ней в объятия:

— Пашенька, Паня, беда!

— Что ты, что, родная! А Пауль где? Почему одна?

— Нарвались на патруль. Я убежала, а он — не знаю... То ли убит, то ли... Уж лучше бы вместе нас! Не знаю, Пашенька, что и делать! — Она вздрагивала от переживаний, от страхов за Пауля.

— Успокойся. Завтра постараемся узнать о его судьбе. Только не расстраивайся. Может быть, живой.

— Нет, нет, Паня! Чует сердце, что с ним неладное. Страшное что-то случилось...

Вошли в дом. Паня зажгла коптилку, поставила на стол тарелку с супом.

— Ты поешь да успокойся. Завтра все прояснится, все разузнаем.

— Нет. Не до еды сейчас. Да и навряд ли засну. А хозяева спят?

— Спят, в другой комнате.

— Ох, Паня, Паня! В страшное время мы живем. В такое страшное, что и подумать боязно: сегодня живы, а завтра? Неизвестно, что будет с нами завтра, через два, три дня...

Долго не могла уснуть в эту ночь Настя. Обо всем передумала, всякое прикидывала. Уж не она ли виновата в гибели Пауля? Надо было идти по другой улице, по окраинной, где меньше военных. Пошли, где поближе. И вот — прямо в сети. А может, живой? Может, еще объявится? Вот постучит в калитку и скажет: «Это я пришел. Всем чертям назло живым остался». Если бы так. Она хотела, чтобы было именно так. Беспокойство распирало ее, она спрашивала у Пани:

— Может, убежал он? Бросился в другую сторону?

— Все может быть,— отвечала Паня. — Подождем до завтра. Утро вечера мудренее. Если живой — найдем. Непременно разыщем.

От этих слов у Насти теплело в груди, тоска отступала, и тревога за судьбу Пауля притуплялась, ей казалось, что все обойдется к лучшему. Была маленькая надежда, а это уже неплохо, когда надежда согревает сердце: может, и живой. Так она думала и хотела так думать, но проходило какое-то время — и она снова терзалась в догадках.

Почти всю ночь Настя не спала: все думала и думала, иногда будила Паню, спрашивала:

— Пашенька, помнишь партизана Афиногена? Кудрявый такой, Чакак?

— Как же не помнить? Помню. Его все знали. Парень надежный.

— Я ведь с ним ходила в Большой Городец. Задание особое было, очень ответственное.

— Помню, как вы ходили. Это когда Синюшихин сбежал?

— Кара настигла мерзавца.

— Земляк твой,— сказала Паня. — Как матушка-земля носила такого? А вот хороших людей жалко. Пауля жалко. Но ты не печалься, Настенька. Возможно, все обойдется. Спи давай, спи.

И все же Настя не могла уснуть. То она вспоминала Афиногена, то мать, с которой не виделась вот уже несколько месяцев. Как-то она там, бедная старушка? Одна, ни сыновей, ни дочери — все разлетелись. Одно утешало: Большой Городец не у немцев теперь, и люди, поди, вздохнули, избавились от страхов и унижений. Как хотелось бы сейчас повидать свою мать, обнять ее, сказать слова утешения. Не знает, не догадывается, где ее доченька Настя, в каких краях, по каким стежкам-дорожкам ходит. А дороги-то скользкие. Вот только что играла в прятки со смертью. А мать ждет весточки от пропавшей дочери, а вестей все нет и нет.

Так она думала и незаметно под утро уснула. Проснулась, когда в окнах было светло — свет струился по стенам, тепло наполняло комнату радостью и покоем. В комнату заглянула Паня, проговорила:

— Вставай, вставай! Хватит валяться! И мне пора идти.

— Куда пойдешь одна? Может, мне с тобой? — спросила Настя.

— Нет, тебе нельзя,— сказала Паня. — Пойду. Пропуск у меня надежный, и люди надежные. Потолкуем и решим, что и как. А ты жди. Хозяйка чайку согреет, картошечки наварит. Ну, я пошла.

— Иди, иди, да смотри осторожней. Разузнай, что там с Паулем. За него душа изболелась — почти всю ночь не спала, все думала.

— Через часик приду, а может, и раньше,— и Паня выскочила из комнаты.

Настя осталась одна. Хозяйка ушла, ничего не сказав, поставила чайник на стол, краюшку хлеба положила.

И опять навалилось отчаяние, какая-то безысходность. Ходила из угла в угол и все думала, думала. Без Пауля она словно бы потерялась, что-то отломилось от нее самой.

Паня пришла с недобрыми вестями. Немецкий солдат, как сообщили ей верные друзья, схвачен ночью гестаповцами, а что с ним дальше произошло, неизвестно. Ищейки обыскивают дома, перекрыты все выходы из городка, кого-то ищут. Настя сразу догадалась, кого. Ищут ее, советскую разведчицу.

— Возможно, Пауля пытают,— сказала Паня и заплакала.— Что будем делать, Настенька? Что?

Настя не могла вымолвить и слова. Поняла, что случилась беда. С кем посоветоваться? Надо выручать человека, если он еще живой. В любой момент могут его расстрелять. Настя знала — в городе есть свои люди. У них только что побывала Паня, они что-то предпринимают и сделают все, что возможно сделать. Но не так-то просто вызволить пленника из лап фашистов. В гестаповских застенках крепкие замки — это было Насте хорошо известно.