Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Фэнни Флэгг

— Лично я их ем потому, что люблю. Но я вам скажу, что на самом деле вкусно. Дома, когда я была не в настроении готовить, я отправлялась в лавку Осии, покупала пакет маленьких золотисто-коричневых булочек и поливала их кленовым сиропом, это и был мой обед. Это совсем недорого. Попробуйте как-нибудь, очень советую.

— Нет, это я вам скажу, что на самом деле вкусно, миссис Тредгуд. Медовые пончики.

— Медовые?

— Ага. По вкусу напоминают булочки с корицей. Ну вы знаете.

— Да, с корицей я обожаю. Давайте как-нибудь поедим их, ладно?

— Хорошо.

— Знаете, Эвелин, я так рада, что вы больше не сидите на диете. Эта сырая пища вас рано или поздно прикончила бы. Мне не хотелось вам этого говорить, но миссис Эдкок едва не померла, когда села на какую-то диету для похудания. Она ела столько сырых продуктов, что угодила в больницу с острой резью в желудке и её пришлось срочно оперировать. Она рассказывала мне, что когда врач ковырялся у неё внутри, то вытащил печень, чтобы как следует её рассмотреть, и уронил на пол. И, представляете, эта печень подпрыгнула раз пять или шесть, прежде чем её удалось поймать. Миссис Эдкок жаловалась, что с тех пор у неё ужасно болит спина.

— Ох, миссис Тредгуд, неужели вы ей поверили?

— Ну, дорогая, она сама рассказала мне об этом вчера за обедом.

— Да она просто выдумала. У человека печень соединена с телом.

— Ну, может, она чего и напутала, может, это и не печень была, а что-то другое, но я на вашем месте ела бы поменьше этой сырятины.

— Хорошо, миссис Тредгуд, раз вы говорите… — Эвелин откусила кусочек картофельного чипса. — Я вас вот о чем хотела спросить. Вы, как-то сказали, что люди думали, будто Иджи убила человека. Или мне послышалось?

— Нет, милочка, многие действительно думали, что это так. Особенно когда её и Большого Джорджа судили в Джорджии за убийство.

Эвелин ахнула:

— Судили?

— Да разве я вам не говорила?

— Нет. Ни разу.

— Это было ужасно! Как сейчас помню то утро. Я мыла посуду и слушала радио, когда к нам зашел Грэди Килгор и позвал Клео. У него было такое лицо, будто кто-то умер. Он сказал: «Клео, я с большим удовольствием дал бы отрезать свою правую руку, лишь бы не делать этого, но мне поручено арестовать Иджи и Большого Джорджа, и я прошу тебя пойти со мной».

Знаете, ведь Иджи была его лучшим другом, и ему действительно легче было умереть. Он признался Клео, что мог бы послать любого полицейского, но при мысли, что Иджи придет арестовывать кто-то чужой, ему становилось совсем тошно.

Клео сказал: «Господи Боже мой, Грэди, да что она натворила?» А он ответил, что её и Большого Джорджа подозревают в убийстве Фрэнка Беннета в тридцатом году. А мы даже не знали, умер он, или просто исчез, или ещё что.

Эвелин спросила:

— А почему они решили, что это сделали Иджи и Большой Джордж?

— Ну, вроде бы они раза два угрожали, что убьют Фрэнка, и в полиции в Джорджии имелась об этом запись, поэтому, когда нашли грузовик, их сразу взяли под стражу…

— Какой грузовик?

— Фрэнка Беннета. Искали в реке его тело, а нашли грузовик недалеко от заведения Евы Бейтс. Вот почему они узнали, что в тридцатом году Фрэнк был около Полустанка.

Грэди просто лопался от злости, что какому-то кретину пришло в голову позвонить в Джорджию и навести их на след. Руфь к тому времени уже восемь лет как умерла, Культяшка с Пегги поженились и переехали в Алабаму, значит, шел пятьдесят пятый или пятьдесят шестой год.

На следующий день Грэди отвез Иджи и Большого Джорджа в Джорджию, и Сипси тоже с ними поехала. Не смогли её отговорить. Иджи никому больше не велела с ней ехать, и мы все остались дома ждать.

Грэди постарался не поднимать шума. В городе об этом не болтали, даже те, кто был в курсе. Дот Уимс знала, но не напечатала в газете ни слова.

Помню, ту неделю, пока шел суд, мы с Альбертом жили в Трутвилле с Онзеллой, которая совсем потеряла голову от ужаса. Ведь если бы Большого Джорджа признали виновным в убийстве белого человека, он бы наверняка угодил на электрический стул, прямо как мистер Пегий.

В этот момент вошла медсестра Джинин и подсела к ним выкурить сигаретку и перевести дух.

— Джинин, это моя подруга Эвелин, — сказала миссис Тредгуд. — Помнишь, я тебе рассказывала про нее? Ну что она тяжело переносит климакс.

— Здравствуйте, — сказала Эвелин.

— Здравствуйте, — приветливо кивнула Джинин.

И миссис Тредгуд завела с Джинин бесконечный разговор о том, как, по её мнению, Эвелин прекрасно выглядит, и не кажется ли Джинин, что Эвелин стоит попробовать рекламировать косметику «Мэри Кэй».

Эвелин надеялась, что Джинин скоро уйдет, и миссис Тредгуд расскажет ей, чем кончилось дело, но так и не дождалась. И когда за ней зашел Эд, она расстроилась, поскольку теперь придется ждать целую неделю, чтобы узнать, как прошел суд. Когда медсестра наконец ушла, Эвелин сказала:

— Так не забудьте, где вы остановились.

Миссис Тредгуд посмотрела на неё недоуменно:

— Остановилась? А-а, вы имеете в виду «Мэри Кей»?

— Да нет же! Суд.

— Ах, ну да. Это было что-то!

ОКРУЖНОЙ СУД

Валдоста, штат Джорджия

24 июля 1955 г.

Надвигалась гроза, в зале суда было душно и жарко. Иджи оглядывала зал, по спине у неё бежал пот. Ее адвокат Ральф Рут, приятель Грэди, ослабил галстук и шумно вздохнул.

Шел третий день заседаний, все мужчины, присутствовавшие в парикмахерской в тот день, когда Иджи угрожала убить Фрэнка Беннета, были уже опрошены. Свидетельское место занял Джейк Бокс.

Она снова оглядела зал. Где же Смоки Одиночка? Где его черти носят? Грэди послал ему записку, что Иджи попала в беду и просит его приехать. Не иначе как что-то случилось. Он давно должен быть здесь. Иджи забеспокоилась: да жив ли он вообще?

В эту минуту Джейк Бокс указал на Большого Джорджа и сказал:

— Вот он. Тот, который шел на Фрэнка с ножом, а эта женщина была с ним.

Публика зашумела от возмущения — ещё бы, черный посмел угрожать белому человеку! Грэди Килгор нервно заерзал на стуле. Сипси, единственная, кроме обвиняемого, чернокожая в этом зале, стояла на балконе и молилась за свое дитя, хотя ему перевалило уже за шестьдесят.

Даже не потрудившись допросить Большого Джорджа, обвинитель направился прямиком к Иджи. Она встала.

— Вы знали Фрэнка Беннета?

— Нет, сэр.

— Вы уверены в этом?

— Да, сэр.

— То есть вы утверждаете, что не были знакомы с человеком, чья жена Руфь Беннет в течение восемнадцати лет была вашим деловым партнером?

— Совершенно верно.

Он повернулся к присяжным и засунул большие пальцы за жилетку.

— То есть вы хотите сказать, что в августе тысяча девятьсот двадцать восьмого года вы не заходили в парикмахерскую в Валдосте и не вели разговора на повышенных тонах, угрожая смертью Фрэнку Беннету, человеку, которого вы, по вашим словам, не знали?

— Нет, я была там. Я думала, вы хотите узнать, были ли мы знакомы. Нет, я не была с ним знакома. Да, я грозилась его убить, но мы никогда не были, как говорится, представлены друг другу.

Несколько зрителей, которые недолюбливали напыщенного прокурора, засмеялись.

— Итак, другими словами, вы признаете, что угрожали жизни Фрэнка Беннета?

— Да, сэр.

— А правда ли, что вы вместе с вашим негром посетили Джорджию в сентябре тысяча девятьсот двадцать восьмого и уехали, забрав с собой жену Фрэнка Беннета и его ребенка?

— Только его жену, ребенок появился позже.

— На сколько позже?

— Как обычно, через девять месяцев.

В зале снова засмеялись. Брат Фрэнка Джеральд, сидевший в первом ряду, не сводил с неё глаз.

— Правда ли то, что вы дурно отзывались о характере Фрэнка Беннета в разговорах с его женой и склонили её к мысли, что его моральные устои намного ниже признанных обществом? Вы внушали ей, что он ей не подходит как муж?

— Нет, сэр, она и без меня это знала.

В зале опять послышался смех. Обвинитель начал злиться.

— Вы заставили её поехать в Алабаму, угрожая ножом? Отвечайте, да или нет?

— А никакого ножа и не понадобилось. Она уже ждала нас с вещами.

Он сделал вид, что не слышал последней фразы.

— Правда ли, что Фрэнк Беннет приезжал в Полустанок, штат Алабама, и пытался вернуть то, что принадлежало ему по праву — свою жену и малютку-сына, — и что вы с вашим негром убили его, дабы предотвратить возвращение Руфи Джемисон в лоно счастливой семьи и воспрепятствовать обретению сыном отца?

— Нет, сэр.

Этот крупный мужчина с гордо выпяченной грудью, казалось, не слышал её слов — его несло.

— Осознаете ли вы, что своим вторжением опустошили самое святое на этой земле — христианский дом с матерью, отцом и возлюбленным чадом? Что разрушили самое интимное и священное — брак между мужчиной и женщиной, брак, освященный самим Господом Богом нашим в баптистской церкви в Валдосте первого ноября тысяча девятьсот двадцать четвертого года? Что вы стали причиной того, что добрая христианка нарушила Божий закон и слово, данное пред алтарем мужу своему?