Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Фэнни Флэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше — больше! Получив демонстрационные образцы косметики «Мэри Кэй», Эвелин за две недели изучила приложенную брошюру «Отличное начало» с инструкциями и рекомендациями и поступила на курсы ухода за кожей и получила статус консультанта фирменной косметики. Вскоре на специальной церемонии директор местного отделения компании вручил ей значок с надписью «Отличное начало», который она носила с гордостью. А однажды произошел случай, совсем уж из ряда вон выходящий, — она забыла пообедать!
События разворачивались быстро, но не достаточно быстро для Эвелин. И, взяв пять тысяч долларов из семейных сбережений, она собрала чемодан и села на самолет, который должен был доставить её в далекую Калифорнию, на курорт для страдающих избыточным весом. Она читала их брошюру и волновалась, как первоклассница в первый день занятий.
РАСПИСАНИЕ ДЛЯ ГОСТЕЙ НАШЕГО КУРОРТА
7.00 Прогулка в течение часа, возможна экскурсия в город или на природу. 8.00 Кофе и полстакана томатного сока без соли.
8.30 Оздоровительные упражнения под мелодию сестер Пойнтер «Я под собой не чую ног».
9.00 Упражнения на гибкость и растяжку с использованием мячей, палок и обручей.
11.00 Упражнения в воде с использованием мячей и надувных подушек. 12.00 Обед — 250 калорий.
13.00 Cвободное время, массаж, косметические маски, горячие масляные ванночки для рук и ног.
18.00 Ужин — 275 калорий.
19.30 Художественные занятия, рукоделие. Миссис Джеми Хигдон дает уроки живописи (в натюрмортах используются только искусственные плоды).
ТОЛЬКО ПО ПЯТНИЦАМ. Миссис Александра Бэгг научит вас делать плетеные корзиночки из теста (несъедобные).
ПОЛУСТАНОК. ШТАТ АЛАБАМА
7 ноября 1967 г.
Хэнку Робертсу недавно стукнуло 27 лет, и он возглавлял собственную строительную компанию. Нынче утром ему и его длинноволосому приятелю Тревису подвернулась работенка. Огромный желтый бульдозер кряхтел и стонал, выворачивая наизнанку пустырь около старого дома Тредгудов на Первой улице. Здесь собирались возвести из красного кирпича пристройку к баптистской церкви.
Тревис, с утра пораньше успевший выкурить два косячка, шлялся по пустырю, пиная комья, и вдруг забормотал себе под нос:
— Не, ты только глянь на это дерьмо. Да-а, ни хрена себе…
Вскоре Хэнк решил передохнуть, и Тревис позвал его:
— Эй, дружище, глянь-ка сюда!
Хэнк подошел и уставился на развороченную землю. Там было полно рыбьих голов, вернее, того, что от них осталось: вперемешку лежали маленькие челюсти с острыми зубками и ссохшиеся черепа свиней и кур, съеденных на обед людьми, о которых, наверно, давным — давно все позабыли. Но Хэнк вырос в деревне, и ему было не впервой такое видеть.
— Надо же! — только и сказал он.
Он уселся в сторонке, открыл судок и принялся за сандвич. Но Тревис никак не мог угомониться, все ходил по пустырю и поражался. Выуживал из земли то кость, то черепушку, то челюсть с зубами.
— Господи Иисусе, да их тут прямо сотни! На кой хрен их сюда закопали?
— А я почем знаю.
— Чудно все-таки!
Хэнк огрызнулся:
— Да иди ты к черту! Подумаешь, куча свиных голов. Ты меня уже достал с ними!
Тревис пнул ботинком ещё один ком земли и вдруг застыл как вкопанный.
— Эй, Хэнк! — крикнул он хриплым голосом.
— Ну чего еще?
— Ты когда-нибудь слыхал, чтоб у свиней были стеклянные глаза?
Хэнк нехотя подошел к нему и глянул вниз.
— Да-а, — сказал он. — Чертовщина какая-то!
КАФЕ «ПОЛУСТАНОК»
Полустанок, штат Алабама
13 декабря 1930 г.
Мама Тредгуд заболела, и Руфь с Иджи отправились её навестить. С ребенком, как обычно, пришла посидеть Сипси. Правда, сегодня она была не одна: за ней увязался одиннадцатилетний Артис. Он был сущий дьяволенок, но прогнать его она не могла.
Пробило восемь, Артис уснул, а Сипси слушала радио и ела домашний хлеб с черной патокой.
Неожиданно в полнейшей тишине послышался шорох листьев под колесами черного пикапа с номерами штата Джорджия. Фары у него были погашены. Машина остановилась у кафе. Через две минуты пьяный Фрэнк Беннет пинком распахнул дверь черного хода и прямиком направился через кухню в детскую. Он наставил на Сипси ружье и шагнул к кроватке. Сипси рванулась было к ребенку, но он схватил её за шиворот и швырнул через всю комнату.
Она вскочила на ноги и закричала:
— Оставьте дите в покое! Это дите миз Руфи!
— Вали отсюда, черномазая! — Фрэнк со всего маху ударил её прикладом, и Сипси упала замертво, из-за уха потекла струйка крови.
Артис проснулся и с криком «Бабуля!» бросился к ней, а Фрэнк Беннет вытащил из кроватки ребенка и, шатаясь, направился к выходу.
Луна в ту ночь только народилась, и её света едва хватило Фрэнку, чтобы найти дорогу к грузовику. Он открыл дверцу, положил спящего ребенка на переднее сиденье и уже собирался сесть за руль, как вдруг услышал за спиной какой-то звук. Будто чем-то тяжелым ударили по бревну, накрытому стеганым одеялом. Этот звук — звук от удара тяжеленной чугунной сковороды, обрушившейся на его пышную шевелюру и расколовшей череп, было последнее, что он услышал в своей жизни. Он умер мгновенно — раньше, чем свалился на землю, а Сипси уже шла к дому, качая младенца и приговаривая:
— Никто не заберет это дите, пока я живая, нет, сэр!
Фрэнк Беннет никак не мог предположить, что она очухается после его удара. Он не знал, что эта худенькая, хрупкая женщина с одиннадцати лет орудовала огромными сковородами. Он ничего этого не знал, и это стоило ему жизни.
Когда Сипси проходила мимо остолбеневшего от ужаса Артиса, он заметил, что глаза у неё стали совсем безумными.
— Беги, — сказала она, — беги и разбуди Большого Джорджа. Я там белого убила, совсем убила, до смерти.
Артис на цыпочках подкрался к лежавшему у машины человеку и наклонился, пытаясь разглядеть, кто это. В зыбком свете луны блеснул стеклянный глаз.
Артис мчался по шпалам с такой скоростью, что у него перехватывало дыхание, и, пока добежал до дому, совсем задохнулся. Большой Джордж спал, но Онзелла ещё не ложилась и прибирала на кухне. Он рывком распахнул дверь и, держась за бок и хватая ртом воздух, выпалил:
— Мне отца надо!
— Ты отца лучше не буди, — сказала Онзелла, — не то он тебя так вздует, что на задницу до старости не сядешь.
Но Артис уже влетел в спальню и принялся трясти Большого Джорджа за плечо.
— Папа, папа, пошли со мной!
Большой Джордж сразу подскочил.
— Ты чего? Что случилось, парень?
— Не могу сказать. Бабушка велит тебе идти в кафе.
— Бабушка?
— Да, срочно! Она сказала, чтобы быстро срочно!
Большой Джордж уже натягивал штаны.
— Молись, если это шутка, парень. Так всыплю, что своих не узнаешь.
Онзелла, стоя в дверях, с тревогой прислушивалась к их разговору. Она потянулась было за свитером, чтобы пойти с ними, но Большой Джордж велел ей остаться.
— Может, ей плохо стало? — забеспокоилась она.
— Да нет, детка, не плохо. Сиди дома, — мягко сказал Джордж.
В комнату заглянул сонный Джаспер:
— Чего это вы?
— Ничего, милый, иди спать, да смотри не разбуди Билли.
Когда они отошли от дома, Артис сказал:
— Папа, бабушка убила белого, до смерти.
Луна совсем скрылась в облаках, и Большой Джордж не видел лица своего сына.
— Если кто и будет мертвым, так это ты, парень, когда я выясню, что за игры ты затеял посреди ночи.
Сипси ждала их во дворе. Большой Джордж наклонился, потрогал холодную руку Фрэнка, потом откинул простыню, которой Сипси накрыла тело, отступил на полшага и убрал руки за спину.
— М-м-м, — качал он головой, глядя на труп. — На этот раз ты его пришибла, мать.
Но Большой Джордж не только качал головой, он лихорадочно соображал, как быть дальше. Негру, который убил белого в Алабаме, ни на какие поблажки рассчитывать не приходилось, и у него не было выхода, кроме как сделать то, что он придумал.
Он поднял тело Фрэнка и, взвалив его на плечо, сказал Артису:
— Пошли.
Он отнес труп в деревянный сарай на заднем дворе, положил на грязный пол и снова сказал Артису:
— Сиди тут, пока я не приду. Надо избавиться от грузовика.
Когда через час вернулись Руфь и Иджи, малыш спокойно спал в кроватке. Иджи отвезла Сипси домой и по дороге говорила, как она беспокоится о здоровье мамы Тредгуд, а Сипси так и не призналась, что они чуть было не потеряли ребенка.
Артис всю ночь просидел в сарае на корточках, раскачиваясь взад и вперед и стуча зубами в нервном ознобе. Около четырех утра, не в силах больше сопротивляться, он достал перочинный нож и в кромешной тьме стал бить накрытое простыней тело: один, два, три, четыре — он наносил удары один за другим.
