Из берлинского гетто в новый мир - Мишкет Либерман

Мои молодые энтузиасты хотели, конечно, поставить «Коварство и любовь». Я соглашалась лишь на отдельные сцены. Они настаивали на постановке всей пьесы. Я пошла к режиссеру Гансу Роденбергу. Попросила его помочь мне разработать режиссерский план. «Ты должна разработать его сама»,? сказал он. Но он долго и подробно объяснял мне, как поставить пьесу. Он согласился даже быть нашим консультантом. Только мы приступили к репетициям? немецкую школу закрыли. Почему? Никто не зная. Я стала снова искать работу.

Моя подруга Мирра

Из Испании вернулась Эмма Вольф. Как и раньше, в ее доме собиралось много гостей. Тем более что она интересно рассказывала о своих впечатлениях. Она жила теперь в центре Москвы, на Арбате, в маленькой двухкомнатной квартире. Муж мой часто выезжал в командировки. Я проводила у нее многие вечера. Очень для меня интересные вечера. Я встречала старых знакомых. Познакомилась с новыми людьми. Среди них? с милой изящной женщиной, к которой меня сразу потянуло: Мирра Лилина, редактор и публицист. Работала она на радио. Отличалась незаурядным интеллектом. Не забыть ее больших, полных любопытства глаз. У нее в голове словно запечатлелась целая литературная энциклопедия и справочник по марксизму. Она обладала феноменальной памятью. Все, что она когда-либо учила или прочитала, было разложено у нее по полочкам. Если кто-нибудь из ее друзей нуждался в справке, цитате, он звонил не в библиотеку, а ей. Было ей двадцать пять лет. А выглядела школьницей. Уже несколько лет она вела кружок но диалектическому материализму. Как утверждали участники, так живо, что редко | кто, пропускал занятия. При всех ее интеллектуальных способностях Мирра была очень непосредственной, почти детски наивной, чуткой к людям. Вот эта-то смесь и привлекала меня. Она могла одна занять целое общество. Но могла и очень внимательно слушать. На это способны далеко не все хорошие рассказчики. И она могла смеяться так весело и сердечно, что люди смеялись вместе с ней, даже если им и было не до смеха.

С тех пор между нами установилась тесная дружба. И после того, как я переселилась в Германскую Демократическую Республику, мы часто встречались. Сначала я по нескольку раз в год приезжала в Москву по делам службы. Теперь мои московские друзья приезжают ко мне. Дважды была у меня за последние годы и Мирра. Оба раза она вела записи. Наши достижения произвели на нее большое впечатление. Но прежде всего наши люди. Советский литературный ежемесячник «Звезда» опубликовал ее дневники. По-видимому, они вызвали большой интерес. Некоторые из тех, о ком она написала, герои дневника, теперь часто получают письма из Советского Союза. Им пишут преподаватели немецкого языка и интернациональные клубы. Кое-кто из читателей послал своим немецким друзьям все четыре номера этого журнала. Один из них даже переплел их. Все, о ком Мирра написала, прочли ее записки с волнением. Мы только спрашивали себя, не слишком ли благожелательно она изобразила нас, берлинцев? «Берлин выглядит совсем по-другому, чем я себе представляла. И берлинцы очень милый народ. На их лицах всегда видишь улыбку, и каждому они говорят: „Доброе утро“, „Добрый день“ и „До свидания“. Даже в полицейском участке, куда я пришла, чтобы прописаться. Продавщицы тебе улыбаются и говорят: „Большое спасибо“. Даже если ты их мучаешь вопросами и ничего не покупаешь. Господи боже мой, почему немцы говорят по-немецки так быстро? Я не понимаю ни слова, хожу по Берлину как глухонемая. Удивительно! В сущности, Берлин? пограничный город, граница совсем близко. Вот защитная стена, вот пограничники. И тем не менее все это как-то не бросается в глаза, этого не замечаешь, это сразу же забываешь. Ничто, ну совсем ничто не напоминает в Берлине о том, что он стоит у самой границы. Спокойный, мирный город!»

Просто провалилась как учительница

После того как школа имени Карла Либкнехта была закрыта, я снова задумалась: чем же мне теперь заняться? Применение моим наклонностям вскоре нашлось. Теперь я занялась театральным искусством… со стариками. На самом деле. Моей главной актрисе было около шестидесяти. Она была профессором, известным ученым в области питания. Дело в том, что я очутилась в Институте питания. Меня привело туда не обжорство. В то время я еще была тоненькой. В Институт питания я попала после того, как попыталась стать преподавательницей немецкого языка и? потерпела полное фиаско.

Собственно, я никогда не хотела быть учительницей. При всем моем уважении к этой профессии. Или, может быть, именно в силу этого. По я дала себя уговорить. Меня сагитировал директор школы, которому я передала группу детей из нашей школы Карла Либкнехта. Каждый из сотрудников этой школы взял на себя подобную миссию. Так мы коллективно решили. В новой школе мы беседовали с директором, с классными руководителями. Мы хотели, чтобы дети почувствовали себя хорошо в новой школе с первого же мгновения. Лишь после того, как эта задача была решена, учителя приступили к новой работе. Их всех тоже устроили.

Педагогических кадров не хватало. Моя школа искала преподавателя немецкого языка для пятого класса. «Мне некого туда послать»,? жаловался директор. При этом он глядел на меня с мольбой. «Самый плохой класс по поведению. Не удивительно, уроки немецкого языка он проводит в спортивном зале».

«И этот класс я должна взять на себя? Не справлюсь!» Я привела ему множество доводов.

«Попробуйте. Может, вам это удастся».

Черт побери! Я никогда не могу сказать: «Нет!» Короче говоря, с первой же минуты я утратила свой учительский авторитет. Я вошла в класс, как будто встретилась со своим театральным кружком. Бодрая, радостная, непринужденная. Я представилась. Сразу мне стали задавать вопросы. Из урока получился вечер вопросов и ответов. Почему у меня нет отчества? Я объяснила это. Откуда происходит мое имя? Такое смешное имя. И произнести его так сложно. Я объяснила им и это: родители ждали мальчика, его хотели назвать по имени деда. Родилась девочка, и вот мой отец превратил имя в Мишкет. Ну и ну! Это имя им не запомнить. Я должна им четко и ясно сказать, как им называть меня по имени и отчеству по русскому обычаю. Они не хотят оказаться невежливыми по отношению ко мне.

Я им сказала без долгих размышлений: «Называйте меня просто Мария Павловна. Хорошо?» «Да, да»,? завопил класс с облегчением. Но они так и не смогли успокоиться. Пока я не покинула школу. Имя Мария Павловна так ко мне и прилипло, пока я не переселилась в Германскую Демократическую Республику. Впрочем, с моим настоящим именем у меня и теперь неприятности: господину такому-то часто адресована почта, которую посылают те, кто не знает, что я женщина.