Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев

– Господин Шалев, как вы восприняли известие о выходе в переводе на русский язык книги вашего отца «Дело Габриэля Тироша»?

– Это был приятный сюрприз. Очень приятный…

– Вас не удивило, что издатели выбрали именно эту книгу вашего отца – книгу, столь круто замешанную на наших ближневосточных реалиях, что стороннему человеку трудно разобраться во всех тех политических конфликтах и спорах, которые ведут между собой ее герои?

– Должен сказать, что мой отец был, прежде всего, поэтом и – в свое время – очень популярным поэтом. Однако не секрет, что популярность поэзии у читателя, ее влияние на общество в последние десятилетия значительно снизилось во всех странах мира, в то время как хорошая проза по-прежнему востребована. Помимо, «Дела Габриэля Тироша» мой отец написал еще два прозаических произведения, но «Дело…», вне сомнения, является самым удачным. У этой книги оказалась долгая жизнь: написанная в 1965 году она издается вновь и вновь, и каждый раз после ее очередного переиздания вспыхивает бурная общественная дискуссия.

– Насколько личность отца, атмосфера в вашей семье повлияла на выбор вами жизненного пути, сформировала вас, как писателя?

– Стоит, наверное, сказать, что я и моя ближайшая родня появились на свет благодаря переплетению двух очень несхожих семейных ветвей. Семья матери, корни которой уходят в Украину, из поколения в поколение рождала крепких хозяев, людей, твердо стоящих на земле и точно знающих, чего они хотят от жизни. Семья отца, берущая свои истоки в России и Польше, напротив, из поколения в поколение состояла сплошь из людей книжных, кабинетных ученых. Вот так и получилось, что мой отец был учителем и поэтом, мой брат Мордехай стал известным литературным критиком, второй брат – историк, автор известного исследования по истории Иерусалима; сестра – редактор в известном издательстве, ее дочь и моя племянница – замечательная, на мой взгляд, писательница и переводчик. А вот племянник у меня – математик, но недавно он выпустил свою первую книгу…

– Похоже, страсть к писательству у вас в семье – что-то вроде наследственной болезни…

– Можно, наверное, сказать и так… Разумеется, у нас в доме была большая библиотека, в нем часто собирались люди пишущие, все разговоры крутились вокруг новых книг, новых стихов, литературного мастерства и т. д. Книги были для нас высшей ценностью. Чистоте и богатству нашего разговорного языка придавалось огромное значение. В три года дети в нашей семье обязаны были уметь читать и писать – как этого требует еврейская традиция, и как это сегодня умеют дети, обучающиеся в хедере.

– В каком возрасте вы в первый раз прочитали «Дело Габриэля Тироша»?

– Я прочитал ее еще до того, как она вышла в свет. Мне было… Да, кажется, мне было 16 лет, когда он начал писать «Дело Габриэля Тироша». Закончив очередную главу, он усаживал нас всех на диване и читал нам вслух написанное, следя за нашим впечатлением от услышанного – точь-в-точь так, как Шолом-Алейхем в свое время решил сделать членов своей семьи первыми читателями его гениального «Мальчика Мотла». Это был его первый опыт в прозе, и он очень волновался. Мне было 16, моей сестре – 12, а отец уже побирался к 50, и его – неисправимого романтика и идеалиста – года стали клонить к суровой прозе…

– То есть вы были тогда ровесником героев этой повести. Каким было ваше первое впечатление от «Дела Габриэля Тироша»?

– Да. И уже поэтому я воспринимал написаное отцом совершенно иначе, чем он сам. Для отца важнее всего было представить в этой книге свои политические взгляды, убедить читателя в том, что наше мирное сосуществование с арабами на этой земле невозможно и – одновременно – утвердить его в мысли о том, что мы имеем неотъемлемое право на все земли, некогда принадлежавшие нам в древности… Именно поэтому он старался так тщательно передать атмосферу и ощущения евреев во время арабского восстания 1936 года, сопровождавшегося кровавыми терактами. Напомню: на дворе был 1965 год, до Шестидневной войны оставалось два года, а отец яростно ратовал за «единую и неделимую Эрец-Исраэль». Но мне лично весь этот политический фон, все страницы, посвященные противостоянию евреев и арабов, были неинтересны. Для меня это была, прежде всего, история любви подростка к своей однокласснице, которая, в свою очередь, влюблена в умного, обаятельного, харизматичного учителя, самого воплощения еврейской мужественности. И эта история была чрезвычайно близка и понятна моему сердцу, я с нетерпением ждал, когда же отец напишет ее продолжение…

– Мы оба сейчас находимся в том возрасте, когда годы отрочества уже плотно занавешены густым туманом времени. Но вы читали эту вещь, когда были подростком – насколько точно, на ваш тогдашний взгляд, Ицхак Шалев сумел передать психологию этого возраста, свойственные именно ему движения души?

– Я думаю, что психология семнадцатилетних, их взгляд на мир, всю сложность их личных взаимоотношений в «Деле Габриэля Тироша» переданы предельно точно. С одной поправкой: для того времени. Конечно, в наши дни молодежь живет иными интересами, да и психология у нее совершенно иная. Хотя, конечно, есть моменты, неразрывно связанные с самой человеческой природой и остающиеся неизменными на протяжении тысячелетий. И все же время берет свое… Согласитесь, в наше время трудно, не исключено даже, что вообще невозможно найти учителя, который был бы способен так влиять на своих учеников, как Габриэль Тирош. Изменилось время – и не стало таких учителей…

– Откуда у вашего отца было такое знание юношеской психологии?

– Ну, как я уже сказал, он был учителем – и хорошим учителем. И, соответственно, повседневная жизнь школы, взаимоотношения между старшеклассниками, между школьниками и учителями были частью его жизни.

– Кстати, какой предмет он преподавал?

– ТАНАХ.

– Он был религиозным человеком?

– Нет, что вы! Совершенно светским, и нас, своих детей, он тоже воспитал в таком духе. Но вместе с тем он был блестящим знатоком ТАНАХа, считал, что эта книга имеет непреходящую национальную и историческую ценность и что каждый еврей должен быть знаком с ее текстом. Он проводил уникальные, захватывающие экскурсии по библейским местам, во время которых перед нами или его учениками едва ли не в буквальном смысле этого слова оживали страницы Книги книг…

– То есть он делал то же самое, что и его герой – учитель Габриэль Тирош! Не является ли «Дело Габриэля Тироша» своего рода художественной автобиографией? Или даже более того – документальной повестью?

– Нет ни в коем случае. Весь ее сюжет выдуман от начала до конца…

– Но вы не будете отрицать, что многие черты Габри-эля Тироша совпадают с чертами личности вашего отца Ицхака Шалева. Да и поступки тоже…

– Определенное совпадение, возможно, есть. Но Габриэль Тирош был практиком, человеком, который, в конце концов, взял в руки оружие и пошел сводить счеты с арабами. Отец же по натуре был теоретиком, никогда не пробовавшим воплотить свои убеждения в реальные действия…

– То есть главный герой повести Габриэль Тирош, решивший ответить на арабский террор еврейским террором – это, по сути дела, некий идеал, тот человек, которым хотел бы стать Ицхак Шалев в реальности, но так им и не стал?

– Возможно, хотя у меня нет ответа на этот вопрос. Наверное, его следовало бы задать самому Ицхаку Шалеву, но теперь у папы уже ничего не спросишь… В то же время я хочу подчеркнуть, что сюжет «Дела Габриэля Тироша» довольно жизненный: в те годы подростки уже в 16–17 лет активно включались в деятельность еврейских подпольных организаций. И никто не усматривал в этом чего-то экстраординарного… Разноплановость книги, ее несомненные высокие художественные достоинства и обусловили то, что она сразу же после своего выхода в свет стала бестселлером. Молодежь и подростки увидели в ней книгу о самих себе, о своих метаниях и проблемах. Люди постарше – прекрасное воссоздание еще памятных им событий и, одновременно, явно и ярко выраженный политический заряд, декларацию правых политических взглядов ее автора. Сам выход книги сопровождался грандиозным политическим и литературным скандалом: «Дело Габриэля Тироша» первым выпустило в свет издательство «Ам овед» («Рабочий народ»), находящееся под полным контролем левых партий и Объединенного профсоюза. Никто не понял, как такое левое издательство позволило себе выпустить столь «правую» книгу, но мгновенно вспыхнули споры о том, должно ли было оно выпускать такую книгу, и стоило ли вообще разрешать «Дело Габриэля Тироша» к печати. Сам отец считал, что написал удачный политический роман и страшно этим гордился…

– А что думает по поводу этой вещи Ицхака Шалева писатель Меир Шалев?

– Я по-прежнему считаю, что основная сила этой книги заключена в драматической и правдивой любовной истории. Еще я глубоко убежден, что писатель Ицхак Шалев одержал сокрушительную победу над Ицхаком Шалевом-человеком и его личными политическими взглядами. И в результате в книге возникла та самая неоднозначность, которая является неотъемлемой чертой подлинной литературы. Читатель сам должен вынести свое мнение о Габриэле Тироше, решить, кем тот являлся – национальным героем или безответственным типом, в результате авантюры которого погибла его ученица – замечательная, умеющая искренне любить и чувствовать девушка Айя…