Потрясение - Лидия Юкнавич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могут ли истории, освободившись от стазиса и равновесия, поддаться вспышкам радикальных изменений? Могут ли истории вымереть как вид? А история? Можем ли мы обрести иное качество внутри истории? Могут ли дети ответвиться от своих предков, как тело, разобранное на куски и собранное уже в другом месте и в другом времени?
Лайсве представила, как ее маленький брат откалывается от парома, подобно кусочку головоломки, и прикрепляется к другой структуре, семье или виду.
Женщина, с которой ей предстояло встретиться, пока не знала, что Лайсве несла ей предмет, способный вернуть нечто давно потерянное другому мальчику.
Она водила пальцем по пуповине на груди, пока не уснула.
Пуповина
Утро. Запах речной воды, земли, древесной коры, тигровых лилий; тихое кряхтение. Она проснулась, а значит, пора идти к фонтану, как велела черепаха: «Иди к фонтану, где вода льется из пастей трех черепах». Лайсве открыла глаза и увидела перед собой оранжевый и желтый: нос учуял запах оранжевого и желтого, глаза увидели цвет, а уши услышали странный хруст – или тихое кряхтение? – сопровождающее цвета. Она толкнулась и села, упершись ладонями в землю.
Земля зашевелилась.
Тонкий голосок произнес:
– Мы тебя не гоним, девочка, – как будто сама земля заговорила. – Только не мешай нам работать.
Лайсве присмотрелась. Наземные беспозвоночные. Класс: поясковые. Отряд: опистофоры. Тип: кольчатые. Земляные черви. Их были сотни. Они ползали, кряхтели и хрустели, прокладывая ходы в корнях тигровых лилий на берегу реки. Прислушавшись, она услышала тихий гул – черви копали и переговаривались.
– Простите, – сказала она, – я вас не видела.
– А что с вас, людей, взять. Просто смотри под ноги, – ответил червь. – Нам нужно переработать огромное количество органического материала – тут и простейшие, и коловратки, и нематоды, и грибы, и бактерии… Текущий проект – вот эти инвазивные твари. Ты только посмотри. Распустили тут свои выпендрежные оранжевые головки. Тошнит от них.
Лайсве не требовалось поощрение, чтобы восхититься червями: их наполненным жидкостью гермафродитическим целомом, их гидростатическим скелетом. Их центральной нервной системой с заглоточными нервными узлами, вентральными нервными шнурами, двухкамерным мозгом, состоящим из двух узлов совершенной грушевидной формы. Необъятной всепоглощающей мощью их желудков. Даже их ненаучные названия казались ей прекрасными: дождевой червь, росяной червь, ночной выползок.
Но больше всего ей нравилось, как они роют ходы и спариваются. Вгрызаясь во влажную землю, они пожирали ее, извлекая питательные вещества и способствуя разложению листьев, корней и органики. Их маленькие ходы взрыхляли землю, насыщая ее водой и кислородом. После совокупления червь с радостью становился генетическим отцом части потомства и генетической матерью оставшейся его части. Совокупляющаяся пара червей переплеталась и обменивалась спермой, образуя нечто вроде кольца; внутри этого кольца черви обменивались яйцами и сперматозоидами, а оплодотворение происходило уже после спаривания не внутри тела, а снаружи, в маленьких коконах. Семьи червей не были привязаны к гендеру или ой идее нуклеарной семьи, как было у людей. Это называлось партеногенез.
– Но тигровые лилии очень красивы, – тихо проговорила Лайсве, наклонившись, чтобы черви ее услышали.
– Моя задница и то красивее, – проворчал червь.
Лайсве услышала что-то вроде согласного ропота из земли.
– Вот так и устроен мир, да? Все внимание достается красивому и броскому. А всякие уроды, что роются в земле, удостаиваются лишь презрения. А мы, между прочим, ворочаем землю по всей этой проклятой планете. И никто нас ни разу не поблагодарил. Люди уж точно.
Лайсве задумалась. Аристотель называл дождевых червей «пищеварительной системой земли». Несколько лет назад она забрала из библиотеки книгу Дарвина «Образование растительного слоя деятельностью дождевых червей и наблюдение над образом жизни последних» и поселила у себя, в отцовской квартире, где у книги появился более любящий дом. Лайсве относилась к червям с глубоким уважением.
– Простите, если обидела вас. Я могу вам помочь?
– Вы, люди, не помогаете. Вы разрушаете. Только что говорил об этом с грибницей. Эй, грибница, помнишь, что ты сказала? Про Амазонку?
Из земли показался тонкий веер разветвленных белых нитей и заговорил хором сотен тишайших шепотков.
– Червь дело говорит. Боже мой, люди, вы совершенно ничего не знаете о флоре и фауне Амазонки. Вот ты, девочка, знала, что ваши ученые не придумали названий примерно четырем тысячам видов деревьев? Не говоря о том, чтобы их описать. А уж сколько неизвестных науке грибов, ты вообще представляешь? Слышала, вы наконец «открыли» несколько новых видов – электрических угрей, того синенького тарантула, парочку новых речных дельфинов. Дерево, которое оказалось на сто футов выше другого дерева, которое вы раньше считали самым высоким. Интересно, когда вы поймете, что никакие это не «открытия»? Как можно всерьез верить в это бессмысленное слово? А до того, как вы наконец что-то «открыли», этого самого не существовало, что ли? Оно появилось лишь потому, что вы его «открыли»?
Лайсве отвернулась. Взгляд ее беспокойно метнулся к коре ближайшего дерева; затем она посмотрела на свою кожу. Ощутила чувство, похожее на стыд, но сильнее.
Другой червь присоединился к беседе.
– Видела когда-нибудь чакскую филломедузу? Эта лягушка – гораздо более совершенный вид, чем ваш. Слышала же о резистентности бактерий к антибиотикам? Дурацкая проблема; такое мог сделать только человек! Так вот, в одной только коже этой лягушки содержится материал для сотен новых антибиотиков. Ты знала, что в ее коже находится белок, содержащий дерморфин – опиоид в пятьдесят раз сильнее морфия? Знала, для чего вы, пустоголовые, используете дерморфин? Как допинг для чистокровных лошадей. Чтобы ваши скакуны могли игнорировать боль, которую вы им причиняете, и бежать быстрее.
Грибница подхватила:
– Одних только древолазов семьдесят пять видов – и у вас, людишек, нет столько слов, чтобы дать названия всем их расцветкам, – в их коже содержится более четырехсот новых алкалоидов.
Первый червь взрыхлил землю, чтобы подчеркнуть свою мысль.
– Сколько времени вы тратите, придумывая мифологических монстров! Летучая мышь – вампир? Да, та кусает добычу, высасывает кровь, но в ее же слюне содержится уникальный антикоагулянт. Мыши-вампиры вырабатывают вещество, которые вы называете дракулином. Однажды вам, людям, предстоит выяснить, что дракулин эффективно противодействует образованию тромбов. Но пока вы слишком заняты тем, что придумываете летучим мышам звучные имена и обвиняете их в ваших собственных идиотских болезнях.
Лайсве села на колени.
Грибница обвила ее колени.
– Есть тысячи амазонских грибов – я не преувеличиваю, тысячи – которые вы даже не замечаете. И что вы делаете – вы, живущие вдали
