Белый лебедь - Линда Ли

Раздался осторожный стук в дверь. Софи решила не обращать на него внимания, но тут же подумала, что это может оказаться как раз тем самым вмешательством, которое ей так необходимо. Вдруг это кто-то из клиентов Грейсона? Или поклонник? Может быть, даже старый друг? Сейчас ей сгодится кто угодно.

Но, открыв дверь — Милаша ковыляла рядом с ней, — она замерла на месте. На пороге стояли хорошо одетый мужчина и мальчик. Сначала лица у них были серьезными, но в следующий миг мальчик закричал и опустился на колени. Собака заскулила и бросилась вперед, прямо к нему в объятия.

— Голди! — радостно воскликнул мальчик, потом всхлипнул и вгляделся в собаку. — Что с тобой случилось?

Софи не могла говорить. Внутри у нее снова все заледенело.

Мальчик спрятал лицо на шее Милаши, и Софи поняла, что он плачет, и тоже заплакала.

— Ах, Голди! — всхлипывал он, уткнувшись в ее шерсть.

— Ты знаешь эту собаку? — зачем-то спросила она. Мужчина шагнул вперед и протянул ей руку.

— Я Норвилл Грин. Это мой сын Денни, мы видели ваше объявление. Боже мой, что с ней случилось?

— Я не могу сказать в точности, — с трудом проговорила Софи. — Она была изранена и чуть не умерла, когда я нашла ее через два дома отсюда.

Мужчина покачал головой.

— У нас был пикник в парке, когда она погналась за белкой. Она не вернулась, и мы долго ее искали. — Он встал на колени перед Милашей. — Судя по ее виду, просто чудо, что она выжила. — Он поднял глаза. — Как мы можем отблагодарить вас за заботу?

Горло у Софи перехватило. Дурочка, сказала она себе, это ведь всего лишь собака. Не ее собака. Она уже не один раз говорила это себе.

— Меня незачем благодарить. Я просто рада, что у Милаши — то есть у Голди — есть кто-то, кто ее любит и будет заботиться о ней.

Софи очень не хотелось отпускать Милашу, она присела перед ней на корточки. Милаша, казалось, разрывалась между мальчиком и ею.

Софи помогла своей любимице. Она быстро и крепко обняла ее — и оттолкнула.

— Ну что же, я рада, что вы ее нашли. Может быть, вы как-нибудь зайдете?

Дверь за ними закрылась, и Софи крепко зажмурилась, чтобы снова не расплакаться. Не зная, чем заняться, , она пошла в контору и опустилась в кресло, прижавшись щекой к кожаной обивке и воображая, что ее обнимает Грейсон.

Мысль о великолепном бале-маскараде больше не привлекала ее. Она чувствовала себя одинокой из-за того, что у нее было слишком много времени на раздумья.

Что ей делать?

Вернуться к той жизни, которую она вела в Европе?

Она резко покачала головой. В Европе хорошо к ней относились. Там ее любили. Там она была нужна так, как больше нигде и никому не была нужна.

Хотя, кажется, в Бостоне она тоже нужна. Визитеры. Цветы. Бесконечные приглашения. Разве не так?

Ее злило это неопределенное положение, злило то, что стоило ей прожить в этом городе некоторое время — и ей начало казаться, что время остановилось, а потом вернулось вспять, туда, где она была еще ребенком, который, один раз услышав музыку, запоминал ее наизусть, в то далекое детство, когда мать называла ее вундеркиндом. Другие дети терпеть ее не могли за это. Когда ей хотелось играть с ними в обычные детские игры, мать уводила девочку домой, говоря, что она может испортить себе руки.

Сколько раз проклинала она свой талант и желала быть такой, как все! Но даже она понимала, что она другая. Бывало, ей вдруг хотелось получить куклу, но играть в куклы ей было неинтересно. «Классики», шашки, мальчики? Ерунда. Шахматы? Пожалуй. Но музыка? Ноты и такты, паузы и интерпретации… Все это увлекало ее с тех пор, как она себя помнит. И из-за этого другие дети считали ее странной.

Она закрыла глаза, чтобы отогнать воспоминания. Но отогнать одно из них оказалось не так-то легко. Ей было четыре года, когда Грейсон, который выглядел старше своих лет, встал на ее защиту, потом опустился на колено и вытер ей слезы, поцеловал в нос, взъерошил волосы и отпустил. В это мгновение она и влюбилась в него. А потом стала ходить за ним по пятам при всяком удобном случае.

Где-то что-то щелкнуло, и она вернулась в реальность. Выглянув за дверь, она увидела Грейсона.

Он открыл входную дверь и стоял, глядя на дождь, в руках у него был какой-то сверток.

Неожиданно она вспомнила тот вечер, когда застала его с другой женщиной. Впервые она увидела его обнаженным. По-прежнему ли он такой же крепкий и сильный? Доведется ли ей когда-нибудь прикоснуться к нему?

Эти мысли пронеслись у нее в голове прежде, чем она успела остановить их, пока она смотрела на властные черты его красивого лица. Как обычно, он был одет в темный костюм, к отлично выглаженной белой рубашке был прикреплен жесткий воротничок. Но сегодня на нем был жилет с модным узором, что было не совсем обычно для его строгой манеры одеваться.

Он, кажется, не знает, что она дома. Он смотрел на улицу, где лил дождь, в точности так же, как это недавно делала она. Лицо у него было какое-то странное — взволнованное, что ли? Надменность исчезла, хотя властное выражение сохранилось. Даже будучи погружен в свои мысли, он представлял собой силу, с которой следовало считаться.

Она попробовала потихоньку ускользнуть.

— Я знаю, что вы дома.

— Значит, у вас глаза на затылке, да?

— Я бы сказал, что в ваших туфлях нельзя ходить неслышно.

Она посмотрела на свои домашние туфли без задников на невысоких, изогнутых по моде каблучках.

— Да, пожалуй.

Грейсон повернулся спиной к двери, прислонился к косяку и посмотрел на Софи. Ее красота, как всегда, подействовала на него завораживающе — красота, за которой скрывалась ее страстная, пылкая натура.

— Я вызвал мастера починить замок, — произнес он.

Она смутилась.

— Тот замок, который сломал Генри, когда вы вломились в дом.

— Кому нужно вламываться в дом и красть ваши вещи?

Он оглядел ее с ног до головы. Взгляд его был очень выразительный.

— Я беспокоюсь не о своей картотеке и бумагах. Она вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и направилась к лестнице.

— Мне скучно. — Она остановилась и повернула к нему голову. — Почему бы вам не сводить меня в кафе? Или еще лучше — на танцевальный вечер?

Он улыбнулся бы, если бы его не тревожили мысли о матери и Лукасе.

— Я не в настроении пить чай, — проворчал Грейсон, пытаясь отогнать мысли о своей семье, — и вряд ли в Бостоне найдется дансинг, который был бы открыт в это время дня. Хотя я все равно не повел бы вас туда, — добавил он недовольным тоном.

Она подняла брови:

— Это что же? Вы расстроены? Неужели мое предложение чересчур смело? Следует ли моему папочке спросить у вашего папочки, можно ли вам отправиться со мной на прогулку?