Бильярд - Евгений Останин

С тех пор мастерство Кохрана росло стремительно. В четырнадцать лет в одном из матчей он набрал 40 очков; наибольшая серия – 165 очков, две серии за два подхода – 250 очков.

В 1921 году Хоппе потерял свою корону, но виновником этого явился отнюдь не Кохран, а Джейк Шефер. Прошло два года, и на первенстве мира Кохран нанес сокрушительное поражение и Хоппе, и Шеферу. Казалось, мастерство Кохрана достигло своего пика.

Новый лидер выиграл первенство мира в 1933 году, а затем закрепил успех новыми победами – в 1935 и в 1936 годах. Первенства 1940, 1941 и 1942 годов окончились для Кохрана неудачно. Он явно был не на высоте, и первенство снова перешло к Хоппе.

Кохран принес извинения своим болельщикам и обещал не разочаровывать их ожиданий. Свое слово он сдержал во время трансконтинентального матча с Хоппе. В 1944 году Кохран вновь был первым, в то время как Хоппе занял третье место. После этого успеха Кохран стал появляться на публике очень редко. Хоппе умер в 1959 году, а Кохран – через год после него.

Если подвести итоги Кохрана, то они выглядят впечатляюще: наибольшая серия в 25 очков в трехбортном карамболе, 638 очков в зонном карамболе.

Рекламисты всегда больше любили Хоппе, однако время от времени внимание уделялось и Кохрану. К примеру, одна из реклам изображает Кохрана, в одной руке которого зажат кий, а в другой – сигарета. Чуть ниже изображения чемпиона красовалась надпись: «Сигареты „Camel“ доставляют мне истинное удовольствие. Во время напряженного матча на первенство мира „Camel“ никогда не позволяет мне испытывать нервозность или неуверенность. Поговорка „Я пройду милю в поисках верблюда“ хорошо выражает и мои чувства!»

Внешне Кохран запомнился своим болельщикам подтянутым, всегда жизнерадостным, хотя и оставлял впечатление некоторой скованности. Однако он совершенно преображался в кругу семьи: был озорным, насмешливым, по-мальчишески великодушным.

Подобное несоответствие легко объяснить, если принять во внимание особенности обучения Кохрана. С самого детства его учитель Перкинс внушал мальчику мысль о том, что самоконтроль наиболее важен для того, кто желает стать чемпионом.

Он говорил: «Ты понимаешь, мой мальчик, что необходимо полностью контролировать не только три шара, но и свои нервы. Те два парня – Хоппе и Шефер – словно два куска льда. Ты исполняешь удары не хуже их, однако ты никогда не станешь чемпионом, если не превратишься в глыбу льда».

Одной из бильярдных звезд был в свое время Джей Боузмен. Его так и называли – Звезда Валледжо. До старости он сохранял неиссякаемый интерес к любимой игре. Рыжеволосый, со слуховым аппаратом, в очках и с сигаретой, он неизменно присутствовал на наиболее значимых бильярдных турнирах. Боузмен смотрел на молодых спортсменов, внимательно наблюдал за их действиями и только качал головой. «Они выглядят как группа танцоров, – вынес наконец он свой приговор. – Если бы мы в свое время так вертелись, нас бы немедленно выкинули из помещения».

Джей Боузмен начал играть в бильярд, как и большинство выдающихся игроков, с детства.

В пятнадцатилетнем возрасте ему удалось сделать серию в 17 очков на трехбортном карамболе.

В восемнадцать лет, в 1924 году, он победил чемпиона зонного карамболя Джейка Шефера. Последний был так угнетен происходящим, что постоянно задавал себе вопрос: «Зачем мне играть в трехбортный карамболь, если я не могу обыграть ребенка?» Шок был действительно настолько силен, что Шефер в течение восьми лет не подходил к тому месту, где шла игра в трехбортный карамболь.

В то же время Боузмен, казалось, был просто рожден для трехбортного карамболя. Он трезво оценивал игру своего противника, говоря: «Он слабо разбирался в отыгрышах… Я редко прибегал к намеренным отыгрышам, зато я играл по отыгрышу, контролируя шары. Выбор удара и контроль – вот главное в этой игре».

Когда в 1933 году Боузмен встретился с Кохраном, последний победил с совершенно незначительным перевесом. Боузмен вспоминал об этом матче: «Я не помню точный счет. Я помню только, что это была более или менее равная игра. С каждым разом он играл все лучше и лучше, а когда встреча подошла к концу, он знал почти все мои приемы. Мы вместе возвратились на Восток и приняли участие в первенстве мира. До этого только Оджи Кикхефер набирал на соревнованиях в среднем по 1 000 очков. Кохран выиграл первенство, а я финишировал вторым, и мы оба превзошли этот показатель. Мы произвели сенсацию».

Всю жизнь Боузмен стремился быть первым, но всегда занимал второе место, словно над ним тяготел какой-то рок; вечно второй, всеми признанный игрок, который так никогда и не стал чемпионом мира.

Сам Боузмен признавался: «Мне страшно не везло. Пару раз мой кий расплющивался под самый конец турнира, и я вынужден был играть тем, к которому я не привык. Однажды в разгар соревнований у меня случилось пищевое отравление. В 1935 году мой шар выскочил за борт при выполнении решающего удара. На одном турнире я проиграл партию с разрывом в два очка и две – с разрывом в одно очко. В другой раз я сильным накатом удвоил борт и замкнул карамболь в партии с Хоппе, а судья его не засчитал. В 1953 году, если бы Зеке Наварра не провалил простой карамболь вокруг стола, он победил бы Килгора, и тот разделил бы со мной первое и второе места.

Помню партию, когда судья остановил игру и объявил, что «мистер Боузмен набрал сорок одно очко в восьми подходах». После этого я не смог набрать ни одного.

Самое удивительное случилось на первенстве 1936 года. Возле турнирных столов располагались большие окна, и холодный сквозняк дул на бильярдные шары из слоновой кости. Мне предстояло выполнить простой удар вокруг стола. Я ударил, как полагается, однако после отражения от третьего борта биток раскололся надвое! Ей-богу!

Согласно правилам, если бы хоть одна из половин замкнула карамболь, то очко было бы засчитано, но этого не случилось. Ни одна из половин не задела второго шара, и я в конечном счете проиграл».

В бильярд Боузмен начал играть рано. Его отец был владельцем бильярдного зала в Валледжо. Мальчик чистил столы и выносил мусор, а за это ему разрешали поиграть в пул. Через полгода он уже серьезно занимался трехбортным карамболем, а местная газета писала о новом феноменальном ребенке.

Один из репортеров так описывал игру Боузмена в 1970 году: «Я видел за бильярдным столом тощего рыжеволосого человека. Я наблюдал за стилем его игры, за его своеобразной манерой, за невероятной точностью его ударов, и мне стало не по себе. Он не колебался ни секунды. Еще до того, как шары останавливались, он был готов к следующему удару. Иногда он с нетерпением ожидал, пока биток перестанет вращаться на месте. Я никогда не видел, чтобы молодой человек так часто делал серии по пять, шесть, восемь очков… А когда промахивался, то на его лице читалось неподдельное изумление».

Боузмен видел многих выдающихся игроков Золотого века американского бильярда. Кроме того, он был великолепным рассказчиком и знал множество занимательных историй, связанных с этими именитыми бильярдистами. Так, например, он рассказывал о своей встрече с Джорджом Саттоном, которого когда-то болельщики называли Безрукий: – «фантастическая личность. Его руки были обрублены чуть ниже локтей, и тем не менее он набирал сотни и сотни очков в прямом карамболе иногда за каких-нибудь несколько минут. Я обедал вместе с ним во время первенства мира в Чикаго в 1933 году. Он посмотрел в меню и заказал тарелку супа. Я подумал, что он меня разыгрывает или что я должен буду его кормить. Когда суп принесли, он поднял тарелку и маленькими глотками осушил ее, не пролив ни одной капли. Официанты были изумлены. Кто-то подошел к столу и попросил у меня автограф, не обращая внимания на Саттона. Тот сказал: „Не хотите ли вы получить и мой автограф тоже?“ Болельщик растерялся и не знал, что сказать. Саттон зажал ручку между локтей и написал свое имя самым красивейшим почерком, который мне когда-либо приходилось видеть».

Не знал Боузмен, пожалуй, только Роберта Каннефакса, который также в свое время был одной из звезд бильярда, одним из первых чемпионов мира. Этот замечательный человек однажды после проигрыша так разозлился, что изрезал все сукно бильярдного стола перочинным ножом. Правда, затем ему пришлось возмещать убытки и покупать хозяину клуба новое сукно. Боузмэн говорил: «Я не знал его. Он умер в 1927 году, незадолго до того, как я переехал на Восток. У него была лишь одна нога. Я слышал, что иногда он сидел на такой мели, что бывало закладывал ее. Да! Шел в ломбард и закладывал свою искусственную ногу. Как только у него появлялось несколько баксов, он ковылял обратно и выкупал ее».

Боузмена болельщики просто обожали, поскольку их завораживали его наступательная манера и смелость в игре. Самые трудные удары игрок исполнял стремительно и порывисто. Бывало, что ему удавалось набрать 50 очков всего за тридцать минут.