Криминальная империя - Кирилл Казанцев

— Ах ты мразь, — осипшим голосом прошептал Игнатьев.

Рука с ножом поднялась и зависла над побелевшим Монахом. Лезвие тускло мерцало и дрожало. Но Игнатьев чувствовал, что этого мало, мало просто убить, мало изрезать его на куски. Он в бешенстве отшвырнул нож в сторону и нанес страшный удар Монаху в челюсть. Голова парня мотнулась и со стуком ударилась о стену. Игнатьев вскочил, ухватил свою жертву за воротник рубашки и рванул. Но ткань не выдержала и лопнула. Тогда он схватил парня за волосы и потащил внутрь склада. Бросив его на пол, он, страшно матерясь, выскочил на улицу и стал искать труп другого бандита. Пелена, застилавшая глаза, мешала видеть. И он нашел тело, только когда споткнулся о него.

Втащив труп, он швырнул его на Монаха, лежащего без сознания. Обшарив карманы обоих бандитов, вытащил ключи от машины. У мертвого в заднем кармане оказался пистолет. Игнатьев вытащил его, посмотрел на свет. Табельный «ПМ». Из кобуры какого трупа он в свое время был вытащен?

Когда в багажнике нашлась канистра, почти полная бензина, Игнатьев обессиленно опустился на землю. Мысли путались. Обнаружив бензин, он подумал о том, что есть бог на свете. Есть, потому что он дал ему шанс совершить наказание, и такое, какого эти нелюди заслуживают. Но потом подумал, что бог не может помогать в таком деле, но тот же бог позволил этим же упырям совершить ужасные вещи. Все смешалось в голове. И уже ни о чем не думая, понимая, что уже запутался, что больше не может спорить с собой, он поволок канистру в дом.

Монах уже начинал шевелиться. Вид окровавленного тела одного бандита и второго, о котором ему сказали, что он садист и насильник, снова прибавил решимости. Игнатьев открыл канистру и стал ходить и плескать бензин на все, что встречалось ему на пути. Постоял над двумя телами, стиснув до боли зубы. Перед глазами проплывало лицо Галины, миленькое лицо ее сестры Ирины, кроватка на втором этаже, которую Сергей держал специально для маленькой Аленки, потом огонь, который пожирал эту кроватку вместе с детским тельцем, пожирал дом и близких ему людей. Смерть!

Игнатьев с почти безумным лицом вылил остатки бензина на еще живого Монаха и труп его дружка. Поднял с пола обрывок какой-то бумажки, чиркнул зажигалкой и попятился к двери. Гореть вам всем в аду, всем!

Пламя ахнуло так дружно по всей комнате, что Зосима Иванович чуть не задохнулся. Он захлопнул дверь, прошел через коридор и закрыл наружную дверь. Ему показалось, что послышался сдавленный нечеловеческий вопль…

— Вы что! — орал Остапенко и метался как тигр в клетке по краю своего бассейна. Сломанный раскладной стул и перевернутый стол с напитками валялись на траве. — Вы соображаете, что он натворил? На какую сумму он сжег товара! Его совсем никто не может остановить, этого вашего сумасшедшего майора? Вы понимаете, на какие деньги мы попадаем?

— Ему кто-то помогает, — попытался вставить реплику бледный и потный Кадашкин.

— Плевать мне! И на тебя, и на того, кто ему помогает! Понял? Найти! Голову мне его сюда принести! Сутки тебе на это, Кадашкин, сутки! Или я твоей головой буду вот на этом газоне играть в футбол! А ты что стоишь и глазами хлопаешь? — повернулся Остапенко к Жондареву. — Где твои хваленые всемогущие органы? В штанах? А в голове у кого-нибудь из вас что-нибудь есть? Сначала вы из-за одной бабы устроили резню, теперь по городу гуляет человек, который знает не только подробности об этом деле, но и уничтожает бизнес. Не только мой, от него кормятся такие люди, которые растопчут вас и не заметят! Вы это соображаете, уроды? Пошли вон!

Кадашкин выскочил первым за ворота, на ходу вытирая лицо потным платком. Подполковник со сжатыми губами вышел следом, стараясь выглядеть степенным, но у него дрожали руки.

— Что делать-то будем? — срывающимся от волнения голосом спросил Кадашкин. — И твой Реутов куда-то пропал. На звонки не отвечает.

— Все нормально, Серега, — бодро ответил Жондарев, — Реутов его нашел.

— Что ж промолчал! Сказал бы…

— Сделаем дело, а потом скажем. Сюрприз будет, — нервным голосом сказал Жондарев. — Этот Игнатьев ему сам позвонил и встречу назначил. Поехали, вдруг из-за чего-нибудь сорвется.

— Так Реутов у тебя профессионал, ты же сам его хвалил.

— Твои тоже профессионалы, а вон сколько натворили.

Игнатьев набрал номер, который ему дал Жондарев, уже после обеда. Он никому не рассказал о своих ночных похождениях. Ему просто не хотелось ни о чем рассказывать и никого видеть. Ему хотелось только мстить.

Он стоял метрах в пятидесяти от сгоревшего дома Никольченко, надвинув низко на глаза свою кепку. Человека, который пришел в указанное место и теперь стоял, озираясь по сторонам, он узнал сразу. Тот самый, который приходил во время неудачной операции ОМОНа на рынке. Игнатьев хищно оскалил зубы и достал телефон. Все было ясно и так, но все равно хотелось убедиться. Он снова набрал номер телефона Дмитрия Алексеевича. Человек в переулке с готовностью полез за телефоном.

— Я слушаю. Вы где?

— Я на месте, а вы?

— Жду вас, Зосима Иванович.

«Ну, жди», — подумал Игнатьев и двинулся по заранее выбранному маршруту. Он собирался заманить в подготовленную ловушку этого загадочного Дмитрия Алексеевича, который был одновременно доверенным лицом «честного» подполковника Жондарева и инструктором банды по рукопашному бою и владению оружием. Очень много у Игнатьева было вопросов к этому человеку, очень много.

Но задать их не получилось, потому что майор милиции в отставке не учел профессиональной хитрости этого человека. Подготовленный пролом в стене Игнатьев преодолел тихо, но когда он обходил почерневшую от копоти стену гаража, на него вдруг обрушилось нечто огромное и тяжелое. Удар был такой силы, что Игнатьеву показалось, что у него хрустнул позвоночник. Он упал на бок, придавленный крупным молодым мужчиной с бритым черепом. Оглушенный, Зосима Иванович не успел даже выдернуть руку из бокового кармана куртки, где его рука сжимала рукоятку «вальтера». И единственное, что он мог сделать, — это чуть пошевельнуть рукой так, чтобы ствол уперся в напавшего на него человека.

Выстрел прозвучал очень глухо, потому что стрелял Игнатьев через карман, и потому, что ствол глубоко вдавился в живот противнику. Бритоголовый согнулся пополам и истошно заорал. Игнатьев затряс головой, пытаясь быстрее прийти в себя и разогнать пелену перед глазами. Дмитрий Алексеевич был в десяти метрах за воротами и не мог не слышать шума. Зосима Иванович поднатужился и свалил с себя корчившееся и воющее тело.

Приподнявшись на одно колено, Игнатьев прислушался. Раздавались мужские голоса. И звуки шагов нескольких человек. «Вот и все, отвоевался казак, — подумал Игнатьев. — Их там много, и я не успею даже обойму разрядить, как меня изрешетят». Выругавшись, он, превозмогая боль в ушибленном колене, встал и пошел навстречу бандитам.

К его удивлению, через покореженные ворота торопливо входил Дмитрий Алексеевич в сопровождении самого подполковника Жондарева и того человека из местной администрации, на Кадашкина. Увидев Игнатьева, вся троица тоже опешила от неожиданности, видимо, полагая, что именно Зосима Иванович сейчас валяется на земле и вопит. Первым пришел в себя Дмитрий Алексеевич. Его рука нырнула за отворот пиджака. Что последует за жестом этого неприметного и неброского человека, было настолько очевидно, что Игнатьев не раздумывая выбросил вперед руку с пистолетом и выстрелил дважды, как учили. На груди Дмитрия Алексеевича вспухли два розовых пятна, он отпрянул, столкнулся с Жондаревым и стал заваливаться вбок. И только спустя пару секунд до Игнатьева дошло, что в него все же успели выстрелить. Пистолет вываливался из руки уже мертвого человека, а левое бедро Игнатьева стало неметь. Под штаниной потекла кровь. Он видел, как Жондарев хватает тело своего помощника, пытаясь то ли аккуратно положить, то ли, наоборот, не дать упасть. И пистолет был так близок от его руки. Игнатьев понял, что Жондареву нужно не очень много времени, чтобы схватить оружие или вообще выхватить свое собственное. И он снова нажал на спусковой крючок.

Подполковнику пуля попала в правое плечо, отчего он развернулся и, хватаясь за рану, повалился в траву. Кадашкин взвизгнул, как кошка, которой отдавили лапу, и бросился через кучу обгорелого кровельного железа, содранного еще пожарными. Игнатьев шагнул следом и застонал. Теперь к боли в ушибленном колене добавилась и огненная боль от раны. Игнатьев стиснул зубы и бросился следом за Кадашкиным. Он вскрикивал на каждом шагу, но упорно двигался следом.

Кадашкин так перетрусил, что падал чуть ли не на каждом шагу. Он то путался ногами в густой траве, то цеплялся штаниной за корягу на берегу, то оскальзывался на песчаном склоне. Игнатьев рычал, как раненый зверь, но постепенно настигал Кадашкина. Он видел, как лицо жертвы становится все белее и белее, как синеют от ужаса его губы. Игнатьев все чаще падал, и все труднее ему было вставать, но ненависть к этому человеку была сильнее. К мерзавцу, занимавшему пост в районной администрации, представителю власти, которая обязана защищать граждан, заботиться о них. И вместо этого творившему со своими подручными такое, что представить трудно.