Повседневная жизнь викингов IX–XI века - Наталия Будур

Средневековье дало нам примеры самых разнообразных заклятий и заговоров, записанных рунами, в том числе и на латыни.

К таким необычным амулетам относится свинцовая пластина из Оденсе (Дания, XI век), на которой рунами вырезан следующий заговор на выздоровление:

+unguensine prinsipe sal kotolonanakristi anapistikardiar nardiar ipodiar.Христос побеждает,Христос правит,Христос спасает.Христос освобождает меня, Оса,От всего недоброго.Христа крест будет всегда со мной, Оса,И со всем миром.+khorda+inkhorda+Khordai+ agla+Хоиста коовь меня спасет+

На бронзовом амулете из Роскильде (Швеция, XI век) на одной стороне ясно читается lufr, а на другой стороне — siuarth, далее идет довольно темный текст, который профессор Ивар Линдквист расшифровывает следующим образом:

Что переводится как «Лучшее лекарство это г. Я победил (пересилил) две битвы».

На бронзовом амулете, найденном на кладбище в Хейстене (Швеция, XI век), читаем следующее заклятие:

Я заклинаю мертвыхНе приходить к живымНи пешком, ни верхом,Не по морю плыть,Не по воздуху летать,Не на крыши коньке скакать.И как только покажешьсяТы живому,так сразу рассыплешься в прах.

А на ноже из Ледесе (Швеция, XI век) рунами вырезано знакомое всем с детства «Люби меня, как я тебя»:

Думай обо мне,А я буду думать о тебе.Люби меня,Как я тебя.

Встречаются на рунических камнях и «плачи», специальные песни, которые исполнялись женщинами, которые оплакивали родичей и призывали живых отомстить за павших.

Известный шведский ученый Ларе Лённрут пишет:

«На месте древнего тинга в Бельстеде, в районе Валлентуны, в провинции Уппланд, стоят два камня с длинной рунической надписью, которая может истолковываться как подобный женский плач. Камни воздвигнуты в честь хёвдинга Ульва из Скольхамры, могущественного в тех местах примерно в 1000 году. Поэтическая надпись гласит:

Ни одно надгробиене сравнится с тем,что воздвиглисыновья Ульва,отважные дети —своему отцу.Поставили они камни,врыли высокий столб,в знак памяти.Также и ГюридЛюбила супруга.Она в своем плачечтит его память.гуннар высек руны на камне.

Последовательность действий всех родичей павшего Ульва представляется следующей. Его сыновья воздвигли два камня, а также ныне пропавший деревянный столб в честь отца. Их мать, Порид, сочинила плач в память мужа. А затем надпись была высечена на обоих камнях профессиональным резчиком, Гуннаром.

Если это истолкование правильно, то камни из Бэль-сты — наш самый древний известный пример женской литературы».[104]

Иногда на камнях встречаются записи на латыни, выполненные рунами, как на камне из Экерё: «ingeborg filia ermundi iacet hic». И переводится это как «Ингеборг, дочь Эрмунда, покоится здесь».

На кресте XIV века вырезано просто «Maria».

В Средние века многие церковные колокола были снабжены руническими надписями. Так, на колоколе из Салебю, отлитом в XIII веке, читаем:

+tha:iak:uar:gor: thaiuar:thushundrath:tuhundra:tiuhu:uintr:ok:atta:fra:byrth:gus:+a+g+l+a+anelp:aicarg:airam:eua:dionisius:sith:benediktus+

Надпись рунами означает:

Меня отлили в год тысяча двести двадцать восьмой от Рождества Христова.

+a+g+l+a+ Ave Maria gracia plena.

Дионисий да славится.

Формула +a+g+l+a+ считается магической и означает: «Да славится имя Твое, Господи, в веках!»

Иногда мастера вырезали свое имя на церковном «инвентаре», как на купели из Норума и церковной двери из Вэрсоса.

Руны не выходили из употребления — как это ни невероятно — вплоть до 1900 года, когда была зафиксирована последняя руническая надпись, выполненная Анной Андерсдоттер (дочерью Андерса) на стене одной из построек хутора в Эльвдалене. Она была, как считается, последней из поколения, которым руны использовались на практике в качестве букв.

Глава тринадцатая

СКАЛЬДЫ, ПРОРОЧИЦЫ И РУНЫ

Скальдическая поэзия, столь похожая на вязь скандинавской резьбы, очень трудна для восприятия современным человеком. Для того чтобы объяснить, чем именно, приведем сразу подстрочный перевод одной из вис (строф):

Готова тому, кто был добр в сердце, Золотая рака моему Славлю я святого конунга Он посетил богов господина.

Читатель XXI века вряд ли догадается, что для викингов она звучала приблизительно так же, как для нас звучит следующая строфа:

Готова златая рака Доброму сердцем Моему господину святому, Любимцу богов, Которого я прославляю.

В приведенной висе обращает на себя внимание крайняя запутанность, с современной точки зрения, текста. Именно в изощренной форме и заключался смысл скальдической поэзии, ибо форма должна была не обнаруживать смысл, то есть актуальное настоящее, и так хорошо известное аудитории скальда, а, наоборот, с помощью особых, строго регламентированных, приемов скрывать его, ибо только особая вычурность формы и возможность ее варьирования заново в каждой новой висе могли сделать простой факт настоящего предметом поэзии.

Многочисленные кеннинги с эпитетами почти не оставляют места в строке для сообщения каких-либо фактов, ибо объемы строки были строго ограничены законами скальдического творчества.

Кеннинг — это замена существительного обычной речи двумя существительными, из которых второе определяет первое, например, «дракон моря» — корабль. Приведем наиболее распространенные кеннинги: «буря копий» (битва), «море меча» (кровь), «огонь битвы» (меч). Могли быть и многоступенчатые кеннинги.

Например, известный скандинавист М. И. Стеблин-Каменский приводит следующий кеннинг: «метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев», где «конь корабельных сараев» — корабль, «луна корабля» — щит, «ведьма щита» — секира, «вьюга секиры» — битва, «огонь битвы» — меч, а «метатель меча» — воин, то есть просто «он»!

По сути дела, виса — это не текст в современном смысле этого слова, ибо она практически ничего не сообщает о конкретном событии. И если для слушателей скальда герои висы были легко узнаваемыми людьми, а о событии не было необходимости сообщать всю информацию, но лишь часть ее, для воспроизведения картины целого, то для современного слушателя висы нуждаются в комментарии.

Именно поэтому при записи саг в XIII веке возникла необходимость в объяснении, когда и в связи с каким событием была сочинена та или иная виса. В противном случае создавалась опасность неправильного толкования.

Скальды всегда сочиняли висы о том, что видели сами или, по крайней мере, слышали от очевидцев. «Вы должны, — говорил конунг Олав Харальдссон скальдам перед своей последней битвой, — быть здесь и видеть то, что произойдет. У вас тогда будут не одни только рассказы других. Ведь вы должны после рассказывать и сочинять стихи обо всем этом».

Скальдические стихи сочинялись по свежим следам событий, их содержание было заранее предопределено фактами действительности.

Основная заслуга скальдов состоит в том, что они впервые избрали предметом поэзии не эпическое прошлое, а единичный факт настоящего, часто самый прозаический.

Невозможность высказать в глаза заведомую ложь, следовавшая как из актуальности (современности) самих вис (ибо описываемые события всегда были известны слушателям, а многие принимали в них непосредственное участие), так и из веры древних скандинавов в магическую силу слова[105] (лживое слово — посягательство на благополучие того, кому льстят), была на протяжении многих веков доказательством верности скальдических стихов, многие из которых использовались в качестве исторических источников.

Скальдическую поэзию можно назвать хитросплетением речи, полной условностей и завуалированных намеков, ориентированных на догадливость и определенный фонд знаний слушателей.

Она качественно отличается от эпической поэзии — песен «Старшей Эдды», в которых собраны все известные нам сказания о богах и героях древнего Севера. Ибо сказители, передававшие из поколения в поколение песни «Эдды», считали, что лишь воспроизводят древние строки и легенды, и ничего не могли добавить от себя. Они не осознавали себя авторами строф — в отличие от скальдов, которые первыми в истории литературы стали считать себя непосредственными авторами, хотя их авторство и было направлено лишь на форму, но не на содержание.