Не по чину - Евгений Красницкий

Удовлетворил ли ее статус вдовствующей княгини, уехавшей из столицы, более того, постригшейся в монахини? Вряд ли. Даже сейчас, на увядшем лице, ее глаза горели живым огнем, совершенно неподходящим для образа удалившейся от мира и отрешенной от всего земного монахини. Женщина с ТАКИМИ глазами просто не могла оказаться покорной судьбе.

Княжича с княжной в горнице не оказалось, зато обнаружилась Дунька, которую, судя по всему, мать-настоятельница только что расспрашивала или наставляла — во всяком случае, у Мишки создалось именно такое впечатление. При его появлении Варвара, закончив беседу, благословила отроковицу и повернулась к новому гостю. Привычно зардевшаяся при Мишкином появлении Дунька рыпнулась было к выходу, но Агафья придержала ее за локоть и кивком отправила к себе за спину, где та и притихла, безуспешно пытаясь скромно потупиться, вместо того чтобы разглядывать Мишку.

«Как бы не окосела, прости Господи… Она-то здесь зачем? Агафье для услуг, что ли?»

Тем временем, в ответ на его поклон и почтительное приветствие, Варвара милостиво кивнула, перекрестила гостя, и протянула для поцелуя наперсный крест. Голос, чуть надтреснутый, с едва заметным акцентом прозвучал, пожалуй, слишком твердо для женщины.

— Ну, здрав будь, сотник Михаил! Наслышана о тебе. Радостно видеть в столь юном отроке доблесть, достойную взрослых мужей, — Варвара разглядывала Мишку, как хищная птица внезапно обнаруженного в своем гнезде незнакомого птенца, словно прикидывая, отобедать им или признать своим. — Тем более, я слышала, в тебе течет кровь достойного рода.

Мишка собрался ответить что-то подходящее случаю, но неожиданно за него это сделала Агафья.

— Отрок сей достоин всяческих похвал, матушка, — пропела княгиня городенская. — И храбрость явил, и разум: вызволил нас с детьми из полона, аки герой, про коих летописи повествуют. Не посрамил рода, к которому по праву крови себя причисляет.

— Даже так? — Варвара вскинула брови и поощрительно улыбнулась. — Мужам пристало являть доблесть и отвагу, чтобы женщины могли положиться на их защиту. Потому отважные герои пленяют не только своих врагов, но и сердца девичьи.

Настоятельница словно невзначай глянула на единственную присутствующую обладательницу «сердца девичьего» — Дуньку, отчего та зарделась, и снова обратилась к Мишке: — Вот и интересно мне, на что же ты, сотник, способен, чтобы добиться взаимности от своей избранницы, если и без того уже совершаешь чудеса храбрости?

Мишка едва не поперхнулся.

«Опаньки, сэр, приехали! За что боролись… Всю дорогу пудрили мозги мадам Агафье куртуазным обхождением, вот она и уверилась: вы из штанов выпрыгнете, чтобы вот прям щас всех драконов в округе зубами загрызть и к ногам прекрасной Евдокии складировать. Имейте в виду, сэр, что в переводе на нормальный язык у вас сейчас спрашивают принципиального согласия на погружение в ту самую задницу, которая вам давно и назойливо мерещится. Глубину же и продолжительность погружения обозначать даже не собираются.

А в награду что? Вообще-то, согласно прейскуранту, полагаются полцарства и принцесса. Нет чтобы начать с координат и прочих параметров тех самых «полцарства», а они вам малолетнюю принцессу всучить норовят. Да и та подкачала — всего-навсего «недокняжна». Похоже, вас тут на этой прекрасной Дуньке собираются развести, как последнего лоха на Одесском привозе. Надо срочно исправлять впечатление о своей персоне. В задницу все одно лезть придется, так хотя бы выторгуете у них что-то посущественнее».

Ратников, никогда, даже в юности не принимал участия в самодеятельном театре, не говоря уж про профессиональную сцену, но, тем не менее, чувствовал себя дебютантом на премьере, когда роль не выучена, суфлер молчит, надо срочно импровизировать в ответ на реплики партнеров, и от малейшей фальши будет зависеть и сам спектакль, и его дальнейшая карьера. Впрочем, искусство публичной полемики времен его депутатства мало чем отличалось от театрального, а тогда приходилось парировать вопросы и посложнее. Поэтому он с легким недоумением взглянул на Варвару, чуть шевельнул искалеченной бровью и, едва намекнув уголком губ на усмешку, чтоб, не приведи Господи, не дать повода заподозрить себя в непочтительности, ответил с легким поклоном:

— Ради тебя, матушка, я на любой подвиг готов, но жизнь моя мне не принадлежит — за мной люди, мне доверившиеся. Любой начальный человек силен ими прежде всего. Что же до того, что воевали мы доблестно, то так принято у нас в роду, ибо я восьмое колено воинское. Служба же моя, прежде всего, князю Вячеславу, а кроме него только воеводе Погорынскому. Прикажут — умру. В сотне у нас так издавна заведено. А что касается сердец девичьих…

Тут Мишка глянул, наконец, в сторону Дуньки, не ожидавшей такого выверта: та слушала его, забыв о необходимости смущаться, и губу с досады закусила. Уж что там ожидали от него услышать княгини с настоятельницей — неведомо, а она, похоже, и впрямь разлетелась мыслями. Мишка с трудом удержался, чтоб не подмигнуть девчонке ободряюще, чтобы не куксилась, и продолжил, глядя прямо в глаза «прабабушке»:

— Как бы хороша и соблазнительна ни была дева, но если разумна, то и сама не станет требовать от воина, чтобы он в таком деле одними только чувствами руководствовался. Ибо и герои греческие, которые тут помянуты, истинные подвиги, покрывшие их славой и принесшие благоденствие их народу, совершали только когда ими двигал разум и соображения государственные, а когда токмо чувства — печально сие кончалось. Пример Париса и Трои, когда сын царя забыл о своем долге и все променял на любовь прекрасной Елены, из-за чего его народ потерпел такие бедствия, а, главное, его род потерял все свое владение, не позволяет мне и помыслить идти столь неверным путем.

В глазах настоятельницы вспыхнули огоньки — то ли при повороте головы в них отразился свет от лампады, то ли строгая монахиня не сдержала своих чувств.

— Кто же тебе про Париса и Елену поведал? — только и спросила она, слегка поджав губы. — Неужто священник ваш покойный, отец Михаил?

«Вы палку не перегнули, сэр? Бабуля-то озаботилась совсем не тем, кто вам про Париса с Еленой напел, она другое спрашивает: откуда вы таких понятий про долг и честь нахватались. Про честь офицерскую тут пока и слыхом не слыхивали, а из образа косящего под рыцарей пацана вы сейчас сами вывалились.

Рыцарская честь — повиноваться сюзерену и умереть за даму сердца, которую, как сколько-нибудь значимую в переговорах величину, вы только что бестрепетно отвергли, а от ваших пассажей про долг за три версты имперским духом несет. «Умереть за отечество» и «долг превыше всего» — это на Руси пока в диковинку, да и благородный Роланд умирал за короля, а не за Францию. Насчет княгинь не уверен, но Варвара отличие того, что вы тут наговорили, от привычных понятий если не разглядела, то спинным мозгом почувствовала — византийка же. ОТКУДА вы этого набрались, вряд ли поймет и в науку отца Михаила, скорее всего, не поверит. Но валить все равно больше не на кого…»

— Он, матушка, — не стал спорить Мишка, — не раз предупреждал меня о пагубности такого подчинения разума чувствам и плотским соблазнам. О том же неустанно говорит и дед мой — воевода Погорынский Кирилл. Он же часто повторяет, что брак неравный есть зло, как для того, кто берет выше себя по положению, так и для того, кто на такой союз соглашается. И особенно зло, если муж оказывается по положению и званию ниже жены. А потому мужам должно вначале свое и своего рода положение упрочить, а потом уже выбирать себе спутницу. Такой только союз освящен милостью божьей.

— Разумен воевода, — слегка заметно усмехнулась Варвара, потом коротко взглянула на Агафью, та кивнула в ответ и тихонько подтолкнула Дуньку к выходу. Мишка расслышал короткий шепоток:

— Иди-иди. Найди княжну с княжичем, с ними побудь…

— А…

— Иди, куда велено!

Дунька, избежавшая подзатыльника только благодаря присутствию «высокого собрания», поспешно выскользнула из двери.

— Что же он сам-то в молодости иного придерживался? — продолжила Варвара, дождавшись, пока за девицей прикроется дверь. — Хотя… — вздохнула она, — кабы мы в молодости все свои ошибки предвидеть могли… А разве его брак был неудачен?

— Очень удачен, матушка! Но дед мой, женившись на боярышне, хоть и внебрачной дочери князя Святополка, и себе грамоту на боярство получил. Подлинность ее недавно князья-Святополчичи признали, осталось только князю Вячеславу ее утвердить, ибо служим мы верой и правдой ему и никому более.

— Ну, как решит князь Вячеслав по прибытии, так тому и быть. Это его дело. Слышала я, скоро вернется он с дружиной, — Варвара поджала губы, и почти отвернулась от отрока, будто выяснила все, что хотела и потеряла всякий интерес и к нему самому, и к разговору, но вдруг, «вспомнив» напоследок нечто малозначительное, снова обратилась к нему: — А вот что еще спросить хочу… — она буквально пригвоздила Мишку взглядом к полу так, что у него аж между лопаток зачесалось — настолько знакомым повеяло из ТОЙ жизни, когда вот так же его «кололи» в кабинете следователя в «Крестах»: — Книги отца Михаила ты с его согласия себе забрал или просто в память об учителе посчитал возможным?