Суть вещи - Алёна Алексина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что надо спросить?
– Ну как что, Лиза? Как что? Спросишь, как твоя бабушка.
– А как бабушка?
– Лиза, ты что, не слышишь меня? Бабушка в реанимации. Плохо бабушка. Состояние тяжелое. Мне некогда болтать. Мне спать пора идти. Домой пора. Приходи давай. Может, ей нужно чего. А может, тебе ночевать негде, так я теперь могу тебя спрятать. Приходи давай. Ты где вообще? Может, приехать за тобой?
– Спасибо, Макс, – говорит Лиза, но Макса больше нет – телефон загудел, прощаясь, и погас. Больше не будет мышать в кармане. Лиза одним глотком допивает воду и выкатывается из подъезда прямо в кромешную тьму.
Это даже хорошо, что так темно на улице. Мимо спешат разные ноги, но Лиза совершенно, непроницаемо невидима. Может, кто-то и услышит звуки, которые она несет с собой, но услышит будто издали, как грозу из-за леса, и уж точно никто не заметит, откуда они исходят. Лиза совсем не сдерживается, ей уже нечем, но краем сознания она с облегчением думает о том, что, случись такое дома, пришлось бы орать в подушку, чтобы бабушка не услышала, а это и душно, и мокро, и сильно портит белье. Гораздо полезней выть на свежем воздухе. Так думает донна Лиза, стоя поодаль и спокойно пережидая грозу, пока остальная Лиза идет по улице и воет все громче, воет, пока внутри не кончается весь воздух. Донна Лиза одалживает ей еще немного, но занимать воздух до бесконечности – совсем не вариант: как потом расплатишься? И гроза понемногу стихает, уходит в землю, успокаивается.
Лиза аккуратно расправляет помятые истоптанные листочки, приглаживает размахрившиеся дырочки в пробковой доске, заменяет поломанные красные кнопки. В больницу к бабушке нельзя, Лиза хорошо понимает, что там станут искать в первую очередь. Нужно двигаться по плану. Важно продолжать. План – единственное, что осталось у Лизы на память от бывшей жизни. Поэтому донна Лиза примеривается к одному из новеньких сугробов, аккуратно зачерпывает снега и, экономя оставшийся воздух, подносит ладони к лицу Лизы и превращает снег в воду. Нужно спешить.
Лиза разворачивается спиной к больнице, до которой, если поторопиться, добежала бы за пятнадцать минут. В получасе ходьбы, в доме у “Радуги”, совершенно не ждут ее Полецкие, Жанна Петровна и Николай. Будет им сюрприз, решает Лиза.
В той, другой жизни Лиза и бабушка часто смотрели биатлон. Лиза любила представлять себя несущейся сквозь белоснежные вихри, ловко огибающей елки, посылающей пули точно в центр мишени, только от медали всегда отказывалась – неохота продевать голову в непонятную ленту. Как только они это терпят? Или так устают, что уже все равно? Лыжи очень помогли бы и сейчас, решает Лиза, так почему бы ими не воспользоваться? Она закрепляет ботинки в креплениях, забрасывает винтовку за спину, поправляет очки и стрелой несется по темным улицам, ловко уклоняясь от выпрыгивающих навстречу домов, прямо к цели.
– Вы из полиции, – то ли спрашивает, то ли утверждает мятая женщина, которая открывает дверь ровно в тот момент, когда Лиза перекладывает лыжи в правую руку и подносит левую к кнопке звонка.
– Из полиции, – не спорит Лиза. Ей очень нужно попасть внутрь, поэтому она входит, прикрывает за собой дверь и уже внутри, вдохнув запах сытного обжитого тепла, спрашивает: – Жанна Петровна Полецкая?
– Да, – тихо и как-то синевато говорит женщина. – А к вам как лучше обращаться?
– Лиза. Елизавета, – говорит Лиза, ставит лыжи в угол, разувается, сбрасывает рюкзак и куртку Жанне в руки и идет наугад в первую же открытую дверь. Свет горит везде, по всей небольшой квартирке, так что какая уже разница.
За дверью оказывается крошечная кухня: угловой диванчик, стол, напротив – плита, раковина, телевизор, холодильник. За столом, на хитром – Лиза остро завидует – черно-красном кресле с колесиками сидит очень длинный и очень худой мальчик. Увидев Лизу, он отодвигает от себя блюдце с выпотрошенным кексом. Лиза протискивается за стол, в угол дивана, вглядываясь в останки кекса, рядом с которыми горкой сложен с боем добытый изюм. Жанна пододвигает другой стул и садится рядом.
Лиза много читала о наркоманах, но никогда даже не думала, что без дозы так ломает. Вот, значит, как ощущают голод нормальные люди? Как они справляются? Лиза разглядывает кекс, подсчитывает, сколько изюма в остальном кексе протяженностью в тридцать сантиметров, если в ломтике шесть на восемь сантиметров, толщиной в восемнадцать миллиметров, уместилось двенадцать штучек, и молча ждет. Если долго молчать, знает Лиза, чужие тайны сами падают в руки.
– Коля, иди уже, – говорит Жанна.
Подросток, вздыхая, слезает с кресла и катит его впереди себя, к выходу.
– Николаю лучше задержаться, – говорит Лиза. Она хорошо помнит, как ведет себя Митя, когда допрашивает преступников, и, раз уж она из полиции, придется представить, что Полецкие – преступники, так будет значительно проще выудить из них правду.
Мальчик зыркает на мать и в нерешительности замирает в проходе.
– Мне кажется, – говорит Жанна темнеющим голосом, – он уже достаточно наказан. И он попросил прощения. Несколько раз, если честно. Я его одна ращу. Я все компенсирую, просто мне нужно больше… – Она вдруг спотыкается на середине фразы, как-то странно, по-птичьи, сворачивает голову к плечу и так замирает.
Коля оборачивается, протискивает свое кресло мимо матери, садится на него верхом, отгораживаясь от Лизы спинкой, и смотрит прямо на Лизу.
– Мама правду говорит, – странно подергиваясь, будто пытаясь обогнать сам себя, сообщает он Лизе. – Я все понял; правда; как это; осознал, вот; зачем вы пришли?
– Владимир Сергеевич Дервиент, – говорит Лиза, отрывая свой взгляд от кекса. – Знаете такого?
– Коля, выйди сейчас же. – Голос Жанны в секунду темнеет до черноты, вот-вот громыхнет.
– Коле лучше остаться. Пусть расскажет, – стараясь говорить потише, возражает Лиза.
– Да я все вашему начальнику тысячу раз объяснила уже, если честно! Не было ничего! Впечатлительный ребенок! Надумал себе! Иди, Коля, в свою комнату и закрой дверь с той стороны! – полыхает голос Жанны.
Лиза сидит, низко опустив голову, одной рукой держит другую, чтобы не выдать себя.
– Было! Все было, – вдруг встревает ярко-красный голос мальчика. – Он меня трогал, где нельзя; я тебе говорил; почему ты мне не веришь!
– Я тебе не верю, потому что ты про всех это говоришь, вот почему! Тебя послушать, тебя все трогают и всё тебе показывают! И про дядю Борю ты это говорил! Ну абсурд же! Понимаете, ему надо было, чтоб Борис ушел, и он его довел! Ты вообще любого доведешь!
Лиза поднимает голову и в упор смотрит на Колю. Кулаки его сжаты, в глазах кипит вода.
– Было? – тихо говорит Лиза.
– Да идите вы все, – вдруг кричит
