Сговор остолопов - Джон Тул

— Ну ладно, Лана, мы готовы, — крикнула из-за кулис Дарлина.

Лана бросила взгляд на Джоунза, подметавшего кабинки в туче сигаретного дыма и пыли, и сказала:

— Ставь пластинку.

— Прошу прощенья. Штоб пластинки еще крутить, надо трицать в неделю получать. В-во!

— Поставь эту метлу и марш к фонографу, пока я в участок не позвонила! — заверещала Лана.

— А вы слазь с тубаретки и марш к фыногру сама, пока я в учасок не позвонил и не сказал там падлиции, чтоб они, мамки, тута обыск на твово дружка-сиротку прошли, раз уж пропал он. Ууу-иии.

Лана попыталась разглядеть выражение лица Джоунза, но глаза его оставались невидимы за дымом и темными очками.

— Эт-то еще что такое? — наконец спросила она.

— Да вы тока сифлис сиротке и давала, больше ничо. В-во! И не вешай мне тут гавно ни про какой мамаёбаный фыногр. Я тока разведыю все про этих сироток, так сразу падлицию сам и позвоню. Надоело мне уже в этом вашем бардаке впахивать ниже минималой заплаты, да еще шанташ мне тут шьют.

— Эй, ребятки, а где ж наша музыка? — раздался нетерпеливый голос Дарлины.

— И что ты фараонам докажешь? — спросила у Джоунза Лана.

— Эй! Так тута значть вправду с сиротками шашли-машли. В-во! Я давно знаю. Так если вы нащом меня падлицию звонить собираисси, я падлицию сам позвоню нащот вас. Чилифоны в падлицейной управе точно все сразу зазвенят. Ууу-иии. А теперь дай мне тихо-мирно тряпкой да веником махать. Пластинки крутить — слишком умно для цветных народов. Я наверно вашу машину поломаю.

— Хотелось бы мне посмотреть, как такой каторжанин будет легавым доказывать, что он правду говорит, — особенно если я им скажу, что ты в мою кассу лапы запускал.

— Что тут у вас такое? — поинтересовалась Дарлина, выглядывая из-за занавесочки.

— Я куда лапы тут запускал, так тока в ведерко с грязной водой.

— Тут мое слово против твоего. На тебя полиция давно глаз положила. Им теперь только за одно слово уцепиться — от старой своей приятельницы, вроде меня. Кому, ты думаешь, они скорее поверят? — Лана посмотрела на Джоунза: молчание его было красноречивым. — А теперь марш к фонографу.

Джоунз швырнул метлу в кабинку и поставил пластинку «Чужак в раю»[49].

— Ладно, толпа, мы уже идем, — крикнула Дарлина, выскакивая на сцену с какаду на руке. На ней было оранжевое вечернее платье из атласа с низким вырезом, а на самой верхушке высоко взбитой прически торчала большая искусственная орхидея. Она совершила несколько неуклюже сладострастных телодвижений в сторону вешалки, а какаду тем временем неустойчиво покачивался у нее на руке. Зацепившись за вешалку одной рукой, она нелепо прильнула тазом к шесту и вздохнула:

— Ох-х!

Какаду пересадили на нижнее кольцо, и он при помощь клюва и когтей начал карабкаться к вершине. Дарлина виляла бедрами и вращала тазом в каком-то оргиастическом неистовстве, то и дело стукаясь о вешалку, пока птица не оказалась на уровне ее талии. Тут она подсунула какаду колечко, вшитое в бок платья. Попугай схватился за него клювом, и платье распахнулось.

— Ох-х! — вздохнула Дарлина, подскочив к краю маленькой эстрады, чтобы продемонстрировать публике белье, видневшееся в прорехе. — Ох. Ох.

— В-во-о!

— Хватит, хватит! — заорала Лана и, вскочив с табурета, выключила фонограф.

— Эй, да в чем дело же? — обиженно спросила Дарлина.

— Паршиво все — вот в чем дело. Во-первых, ты одета, как уличная потаскуха. Мне в моем клубе нужно красивое, изысканное представление. У меня приличный бизнес, дурища.

— В-во!

— А в этом оранжевом платье ты вылитая шлюха. И что это за блядские звуки ты издаешь все время? Ты похожа на в жопу пьяную нимфоманку, которая отрубается в проходном дворе.

— Но Лана…

— Птица — нормально. Смердит от тебя. — Лана воткнула сигарету себе в коралловые губы и прикурила. — Нам надо все переделать. А то похоже, что у тебя мотор отказал или типа того. Я этот бизнес знаю. Стриптиз для бабы — оскорбление. А тем уродам, которые к нам сюда ходят, совсем не хочется, чтобы девку обижали.

— Э-эй! — Джоунз нацелил свою тучку дыма на облако Ланы Ли. — А мне почудилось, вы сказала, суда по ночам тока красивые и зысканые ходют.

— Заткнись, — отозвалась Лана. — Слушай сюда, Дарлина. Девку кто угодно обидит. А этим придуркам хочется, чтобы оскорбляли и раздевали миленькую чистенькую девственницу. Ты ж головой своей думай, Дарлина, за ради Бога. Ты непорочной должна быть. Я хочу, чтобы ты была милой изысканной девушкой, которая сама удивляется, когда птица начинает ее за одежду хватать.

— А кто сказал, что я не изысканная? — рассердилась Дарлина.

— Ладно. Изысканная. Только будь изысканной и у меня на сцене. Вот что драматический поворот всему придает, черт побери.

— Ууу-иии. Да «Ночью Тех», глядишь, и Аскару хватанет за этот спиктакыль. И попрыгай одного себе получит.

— Марш мои полы мести.

— Ща, разбежался, Карла О'Харя.

— Секундочку! — заорала Лана в лучших традициях режиссера музыкального фильма. Ей всегда доставляли удовольствие театральные аспекты ее профессии: играть роли, позировать, составлять живые картины, разводить мизансцены. — Вот она.

— Кто — она? — спросила Дарлина.

— Идея, дурища, — ответила Лана поверх сигареты, которую держала у самых губ, точно режиссерский мегафон. — Смотри, как теперь будет. Ты — такая южная красотка, здоровая свежая девственница со Старого Юга, у нее на плантации есть такая любимая птица.

— Слушай, а мне нравится, — восторженно сказала Дарлина.

— Еще б не нравилось. Теперь послушай меня. — Мысли Ланы заскакали во весь опор. Это представление может стать ее театральным шедевром. У какаду есть все качества, чтобы стать звездой. — Мы достанем тебе большое платье, как на плантации, кринолин, кружева. Шляпку с широкими полями. Парасольку. Очень изысканно. Волосы распустим по плечам, локонами. Ты возвращаешься с грандиозного бала, где куча южных джентльменов пыталась тебя всю общупать за жареными цыплятами и свиными подгрудками. Но им всем от ворот поворот дала. Почему? Да потому что ты — леди, черт возьми. Ты выходишь на сцену. Бал окончен, но честь твоя осталась тебе незапятнанной. У тебя с собой птичка, ты хочешь ей пожелать спокойной ночи и говоришь: «Столько кавалеров на балу было, дорогуша, но честь моя осталась незапятнанной.» И тут чертова птица начинает хватать тебя за платье. Ты шокирована, ты удивлена, ты невинна. Но слишколм изысканна, чтобы это прекратить. Поняла?

— Это здорово, — сказала Дарлина.

— Это — драма, — поправила ее Лана. — Ладно, давай попробуем. Маэстро — музыку.

— В-во! Вот щас мы точно на плантации. — Джоунз проскрежетал иглой по первым дорожкам пластинки. — У меня просто изык отымается в этом стрёмном бардаке.

Дарлина с наигранной скромностью плавно засеменила на сцену, сложила губки бантиком и вымолвила:

— Столько Валерий на бабу было, дорогуша, но…

— Стоп! — заверещала Лана.

— Дай же мне еще попробовать, — взмолилась Дарлина. — Я же первый раз. Я репетировала экзотику, а не актрису.

— Ты что — не можешь запомнить одну простую реплику?

— У Дарлины нервы что надо в «Ночью Тех». — Джоунз окутал дымом всю авансцену. — А все минималая заплата и куча шанташа. Попрыгаю тож перепадет, и очень скоро — рычать начнет, царапацца и с вешалки падать. В-во!

— Дарлина — твоя подружка, так? Я гляжу, журнальчики тебе постоянно подсовывает, — зло сказала Лана. Этот Джоунз уже точно начал заливать сало ей за удобренную лосьонами шкуру. — Этот спектакль ты же сам и придумал, Джоунз. Ты же хочешь, чтобы она свой шанс на сцене попробовала?

— Ну дак. В-во! Тута кто-то же должен в люди выбицца. А спиктакыль шыкарный, куча клеёных прибежит. Я добавку получу. Э-эй! — Джоунз оскалился желтым полумесяцем, обнажившим нижнюю половину его лица. — Я всю надёжу тока на попрыгая наложил.

У Ланы возник замысел, который помог бы бизнесу и уел Джоунза. Ему она и так уже слишком далеко зайти позволила.

— Хорошо, — сказала ему Лана. — Теперь слушай меня, Джоунз. Ты хочешь тут Дарлине помочь. Ты думаешь, что представление — хорошее. Я помню, как ты говорил, что Дарлина с птицей сюда столько клиентуры притащат, что мне придется швейцара нанимать. Так вот, швейцар у меня есть. Это ты.

— Э-эй! Тут моей ноги по ночам не будет за минималую заплату.

— Ты выходишь на работу в вечер премьеры, — ровно продолжала Лана. — Становишься на мостовую перед входом. Мы тебе костюм в прокат возьмем. Настоящий швейцар со Старого Юга. Будешь заманивать сюда народ. Понял? Я хочу, чтобы на твою подружку с ее птицей полный зал набился.

— Ёбть. Я уваляюсь из этого мамаёбаново бара. Вы можешь тут на сцену хоть Карлу О'Харю вытаскивать с ее лысым орлом, а еще и батраков снаружи — хрен там.