Наследники предтеч. Поиск пристанища - Софья Непейвода

— Животное бы просто поело и ушло, зачем корзину с ножом забирать?

— Может, оно и ело, — я живо представила гипотетическое рогатое животное. — А ручка корзины зацепилась за рог, вот так её и утащили.

— А что, нормальное предположение, — поддержала меня Роза. — Вполне такое могло случиться.

— Если бы было так, не беда, — вздохнул Артур. — Но нам всё равно ещё надо исключить человеческий фактор.

Мы обменялись понимающими взглядами.

— Так что возвращаемся в селение, присоединяем Тёмную и начинаем массовый…

— Ура! Наконец-то я вас нашёл! — перебил махаона подбежавший Растеряха. — Я это… очень извиняюсь, но всё в порядке! В виде компенсации приглашаю лягушками перекусить, большими.

Но нас сейчас гораздо больше интересовал другой вопрос:

— Где нашёл?!

— На плоту. В смысле, оказывается, пока я лягушек ловил, мимо один знакомый проходил. Увидел мои вещи, позвал, а я так увлекся, что не услышал. А он смотрит: меня не видно, не откликаюсь, вот и подумал, что я опять корзину потерял. Взял и принёс мне домой.

Мы облегчённо рассмеялись. Хоть бы все происшествия в это дежурство были такими же! А лягушки, действительно, оказались на редкость крупными.

254–255-е сутки (3–4 июля 1 года). Джунгли

Быть, как Тёмная, то есть вольно или невольно избегать выполнения обязанностей, не позволяла совесть, в результате я отказалась идти на разведку и вместе с Детом, его жёнами и Игорем осталась «сторожить плот», а попросту не уходить далеко от лагеря, чтобы в случае чего другим дежурным не пришлось за мной бегать. Подумав над разговором, состоявшимся во время вчерашних поисков, решила совместить приятное с полезным. Поэтому посвятила свободное время более внимательному знакомству с соседями. И начала с племён (это термин крепко прилип к группам объединившихся людей).

Сатанисты представляли собой самое маленькое племя, всего из шести человек, не считая детей: двое мужчин и четыре женщины. Кстати, термин «сатанисты» не являлся самоназванием: это прозвище прилипло из-за того, что у них, среди прочих вещей, имелся неплохой запас чёрных балахонов с капюшонами, и когда кусачие насекомые становились особенно активными, все шестеро защищали свои тела тканью. В результате, на закате (а, судя по реакциям людей, в это время гнус кусался сильнее всего) на вечернем привале у костра сидело шестеро личностей в чёрных одеяниях. А едва насекомых становилось меньше, сатанисты разоблачались, избегая изнашивать вещи, которые пока нет возможности восполнить. Скорее всего, по этой же причине я ни разу не видела, чтобы сатанисты занимались повседневными делами в одежде: ловили рыбу, отправлялись на собирательство или сбор хвороста они всегда в том же виде, что и остальные — то есть голыми. Некоторое время у них существовало второе прозвище «монахи», но «сатанисты» прижилось лучше и быстро вытеснило менее конкурентоспособное название. Кстати, именно сатанистам принадлежала одна из двух имеющихся в караване гитар.

Вторыми с конца по численности населения являлись махаоны. Сейчас их племя состояло из восьми мужчин. Судя по рассказам Таля, изначально они придумали себе другое название, но когда их начали дразнить «голубыми», Артур с компанией вместо того, чтобы обижаться, поставили юмористическую сцену-розыгрыш для своих противников, в которой прозвучала фраза «а ты красивый, как махаон». С тех пор к ним и прилипло это вырванное из контекста слово. Но ладно название, теперь уже возведённое самим племенем в ранг официального (вместо первоначального «мужского монастыря»), хуже другое. Как признался Таль, разыгранная сцена возымела прямо противоположное действие, и вместо того, чтобы разрядить напряжённую обстановку, перевела часть противников в разряд врагов, которые позже сократили племя с одиннадцати до восьми человек. К счастью, все ещё не перешедшие к активным действиям и за счёт этого живые «борцы за мораль и нравственность» остались в другом, царском лагере, но теперь и махаоны начали задумываться о том, что будет, когда настанет время воссоединения. И хотели по возможности отсрочить этот неприятный момент.

В золотой середине по количеству населения (двенадцать женщин) находилось племя амазонок. Поскольку у них существовала сильная, в том числе и брачная, связь с предыдущем племенем, они тоже переживали насчёт грядущего воссоединения. Амазонки с махаонами активно общались между собой, и смешанные парочки часто заставали сидящими в обнимку у костра, прогуливающимися по берегу за руки или и вовсе вылезающими из густых зарослей взъерошенными и раскрасневшимися.

Мы, посвящённые (уже без дополнения «в упрямство»), оказались одним из самых больших племён. Хотя, если говорить честно, детовских жён нельзя считать членами группы — они так и остались на отшибе, не своими, но и не чужими. А без них нас лишь чуть больше амазонок, только вот соотношение иное: поровну мужчин и женщин, не считая представителя другого вида, то есть меня.

У волгорцев мало того, что племя самое крупное: двадцать два человека (девять мужчин и тринадцать женщин), так ещё и достижения заметны ярче, чем у других. Я не хочу сказать, что остальные малого добились: у нас, например, есть кое-какие успехи — но у волгорцев они самые видные. Многие в этом племени занимались плетением из лозы и, что удивительно, достигли существенных результатов. Например, корзины волгорцы делали не просто крепкие, это-то как раз к настоящему времени почти все научились, но ещё и красивые, с полосками или даже узорами. А ещё они обставили свой плот плетёной из прутьев мебелью: креслами, столом, даже парой сундуков. И хотя эти поделки грубоваты и даже косоваты, но у других и такого нет! Так что, по крайней мере пока, приходилось признавать, что в нашем караване из живущих вместе групп волгорцы «впереди планеты всей».

Остальные люди, насколько удалось выяснить, представляли собой отдельные семейные пары, или вовсе одиночек, не смотря на то, что сплавлялись чаще всего группами (например, на общагах). Нет, они не замыкались, активно общались между собой и даже дружили, но из разговоров становилось понятно, что жить вместе или рядом друг с другом никто не собирается. За первые два месяца они настолько привыкли к самостоятельности и одиночеству, что даже всё время, проведённое вместе, не смогло убедить их, что жить селением проще и безопаснее. Более того, судя по обрывкам разговоров, многие придерживались мнения, что в одиночку или семьёй проще прокормиться, спокойнее и уютней жить. Когда люди столкнулись с реальной угрозой в лице троллей, они невольно потянулись друг к другу, ища защиты, но теперь эта угроза миновала, и большая часть каравана собиралась разбрестись по лесным просторам, вернувшись к простой и незамысловатой дикой жизни. Чем дольше я наблюдала за свободными, тем сильнее замечала разницу между нашим поведением и возможным поведением землян в аналогичной ситуации. Свободные не боятся джунглей и их обитателей. Это не значит, что мы без страха могли встать на пути крупного хищника, но и безотчётного ужаса при встрече с ним не испытывали. Скорее, опасности леса воспринимались нами как нечто обыденное, что требуется учитывать, но не вызывает паники. На мой взгляд, Женя хорошо выразила общее настроение, когда я завела об этом разговор: