Огнем и водой - Дмитрий Вересов

Марлен Вихорев посмеивался над молодыми и называл их нэпманами. Альбина сама долго не могла поверить, что все это всерьез – бизнес, кооператив. Что и дети ее смогут «унаследовать» это дело. Совсем как при царском режиме! А разговор о детях был отнюдь не теоретическим. Олег считал, что самое время завести ребенка, – все его знакомые уже были отцами. Альбину несколько задевало такое отношение, можно было подумать, что главное для него – не выглядеть белой вороной в глазах этих знакомых. Впрочем, она и сама давно с завистью следила за молодыми мамами, вывозящими в разноцветных колясках своих ненаглядных чад.

Слова в то время у них не расходились с делом.

– У вас будет двойня! – спокойно сказала докторица в женской консультации.

Сказала, как будто ничего ровным счетом не произошло, а Альбине тогда показалось, что мир вдруг переменился, что она сама после этих слов стала иной, да и все вокруг тоже стали немножечко иными. Словом, произошел небольшой сдвиг по фазе, как она потом сама говорила, описывая свое состояние в этот момент.

А она часто его вспоминала, переживала снова и снова. Вспоминала удивленные глаза отца – Марлен был горд за нее. Горд и рад. Казалось, даже больше рад, чем Олег. Тот был слишком занят, и его восторг прозвучал как-то неискренне и потому обидно. К счастью, Швецов сам это почувствовал и все последующие дни старался проявлять внимание к жене. Даже в ущерб собственным делам.

И заслужил прощение. Более того, Альбина стала, в конце концов, умолять его заняться кооперативом, а не закупать для нее оптом цветы и книги о материнстве. Ведь на нем держалось теперь не только их собственное благосостояние, но и будущее их детей. А нужных книг в доме, слава богу, хватало.

Переплет каким-то неведомым никому образом проведал о грядущем счастливом событии и поинтересовался у Альбины – не собирается ли она крестить детей, предложив выступить в роли крестного.

– Не боишься последствий? – спросила Альбина.

– Каких?! – усмехнулся он.

Действительно, Советское государство с недавних пор стало признавать, что не все на свете можно объяснить с позиций материализма. Вера должна была помочь гражданам пережить переходный период. Скоро, очень скоро стройными рядами потекут в церкви чиновники всех рангов, а без благословения не обойдется, как в старые добрые времена, ни одно общественное мероприятие. Ну а Переплет, как обычно, опережал свое время, в чем и признался без ложной скромности.

– Только совсем немножечко! – Он показал пальцами, насколько он опережает. – Слишком быстро бежать не стоит, да и не дадут!

Как раз наступал май. Зима унесла с собой все печали, и Альбине Швецовой казалось, что свою долю испытаний она уже вытерпела. Может быть, искупила даже какой-то неведомый грех в прошлой жизни?!

На другой день после родов Переплет прислал розы. Это было очень трогательно. Альбина лежала в постели, на розы ей даже не дали и посмотреть – унесли из-за возможной инфекции. Здесь было строго – Акентьев и в этом случае подсуетился, пристроив роженицу в роддом «для своих», где не так давно разрешилась от бремени Дина. Вопреки всему Альбине почему-то не хотелось встречаться с ним сейчас, словно Переплет был одним из тех сказочных колдунов, которые могли сглазить малюток. Но отказываться от его подарков было бы совсем глупо и неблагодарно.

Также она не смогла отказаться от праздничного вечера, который Акентьев устроил для их семьи спустя три недели после родов. Близнецов Сашу и Женю оставили на два часа под присмотром соседки, которая сама сидела с годовалым сыном.

– Как я выгляжу?! – Альбина кокетливо присела перед зеркалом в прихожей – вопрос был риторическим. – Ах, как давно я не была в свете!

Платьем своим она была довольна – строгий вечерний туалет, каких, наверное, немного в Ленинграде. Немного, потому что те, кто может себе его позволить, – предпочитают что-нибудь поэкстравагантнее. Вкусы широкой общественности оставляли желать лучшего. Она помнила, как ворчал покойный Моисей по поводу моды, а теперь сама превратилась в ворчунью. Что это, интересно, – признак профессионализма или, может (только не это!), возраста?

Бабушка платье бы одобрила. Эльжбета Стефановна даже после смерти оставалась для Альбины беспрекословным авторитетом. Девушка с грустью подумала о том, что почти все ее наставники и учителя ушли в мир иной.

– Вот это и странно! – сказал Марлен, отвечая на ее шутливую жалобу. – Твой нувориш мог бы и сводить тебя куда-нибудь, на концерт или в театр. Или у вас теперь другие интересы, мадам?

– Концерт? – задумалась Альбина, изображая простушку. – Алла Пугачева? Ну, ты же знаешь, – она снова стала собой, – Олег очень занят!

– Но на встречу с этим хлыщом он время нашел! – резонно заметил Марлен. – Значит, оно у него все-таки есть!

– Александр вовсе не хлыщ, – сказала Альбина и улыбнулась грустно своему отражению – кто бы мог подумать, что она станет защищать Переплета. – И то, что он работает в исполкоме, не означает, что он жлоб или дурак. Ты же знаешь, как он нам помог тогда с Моисеем. И дело он прекратил…

– Это он так говорит, – сказал Вихорев.

– Папа, прекрати, или я рассержусь! – сказала серьезно Альбина. – А что касается встречи, то у Олега с ним общие интересы.

– Да помню, помню… Ну что ж, я готов! – Вихорев вытянулся по струнке, по-военному. – Давай посмотрим на твоего выдвиженца!

В новом ресторане, недавно открывшемся на одной из улочек близ Невского проспекта, Акентьев долго оглядывался с таким критическим видом, словно это было его собственное заведение. На самом деле, ресторан находился под патронатом одного из его коллег.

– Интерьер не ахти! – сказал он. – Но китч теперь норма жизни. Это нормально в переходный период. Потом, вот увидите, все будет как надо!

– Кому надо? – спросил Вихорев.

Альбина посмотрела умоляюще на отца, но Марлен умел задавать вопросы не накаляя атмосферу, и Переплет добродушно закивал, словно соглашаясь со всем, что тот имел сказать по поводу перемен.

– Нам с вами! – объяснил он. – Вот увидите – лет через пять или шесть все должно наладиться!

– А еще через десять уже и коммунизм! – не очень к месту вставил Олег.

– Нельзя жить иллюзиями, – сказал Акентьев. – Социализм при всех его достижениях в этой стране себя окончательно исчерпал. Мне, поверьте, это виднее, чем кому-либо из нас. И еще эта война в Афганистане…

– Войны идут при любом строе! – заметил Вихорев.

– Вы правы! – Переплет снова кивнул. – Только не при любом их так упорно замалчивают. То, что сейчас происходит, очень похоже на нашу политику в отношении Зимней войны. Вам ведь известно, что даже ветераны, принимавшие в ней участие, лишены льгот, полагающихся ветеранам Великой Отечественной? Впрочем, скоро мы это изменим. Восстановим справедливость!

– Вот это меня и беспокоит, – сказал Вихорев. – Из истории известно, что всякое восстановление справедливости оборачивается большими жертвами.

– Ну, вот и посмотрим, – сказал на это Акентьев, – насколько большевики преуспели в воспитании масс. Если завтра окажется, что общество неспособно нормально функционировать при отсутствии тотального контроля, значит, все их достижения в деле просвещения – не более чем пустая болтовня!

– Может, вы и правы, – согласился Вихорев. – Только я не понимаю, почему вы говорите об этом с таким спокойствием, если не сказать – оптимизмом? У вас, разумеется, есть партийный билет?

– Как и у вас, – сказал Переплет. – Я ведь разумный человек и вынужден мириться с тем, что я не могу изменить. Или, если точнее – с тем, что я пока не могу изменить. Но это не означает, что я согласен с происходящим.

В целом вечер вполне удался, но разговор об афганской войне получил неожиданное и очень неприятное продолжение две недели спустя. В тот вечер, вернувшись с близнецами с прогулки, она сразу поняла, что произошло что-то важное. У отца было особенное выражение лица, и Альбина знала, что это не предвещает ничего хорошего.

– Что случилось?! – спросила она, замерев у дверей.

– Ничего сверхъестественного, – сказал он тихо, но в глаза ей почему-то не смотрел. – Не беспокойся, все в порядке вещей.

Отец и сам выглядел озадаченным.

– Вот ведь как, Альбина, – сказал он, улыбаясь растерянно, – еду в командировку! Долг зовет!

Долг зовет, труба зовет… За мирным и безопасным словом «командировка» скрывалась поездка в «горячую точку». А так в Советском Союзе тогда называли только одно место.

– Нет, я не понимаю, – бормотала Альбина, которой казалось, что все это несерьезно, что от этого можно еще отказаться. – Почему ты?! Ты же уже был там один раз. Что им еще нужно?

– Альбина, я военнообязанный, у меня звание, я должен, понимаешь?! Именно потому, что был там! – Было видно, что Марлен Вихорев заранее готовил объяснение. – Разве справедливо, что туда едут мальчишки, которые еще ничего в своей жизни не видели?!