Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева

любезностях. — У меня мало времени… Найдите мне, пожалуйста, адреса хозяев вот этих домов в Спиридоновке. Вы, наверное, слышали: там произошло убийство.

— Да, дошли уже слухи, — подтвердила женщина и с достоинством поднялась с насиженного места. — Что творят, а? Это уж совсем!.. — Она открыла лакированную дверку в боковом тёмно-коричневом шкафу и сняла с полки папку. — Присядьте, Евгений Фёдорович. Конечно, если бы мы с вами раньше встречались, я бы вас не забыла. Тут у нас другой ваш коллега кражей недавно занимался. Но не Лашин, а молодой такой… симпатичный…

— Наверное, Бургасов, — поддержал беседу Палашов, с жадностью глядя на папку.

— И где только следственные органы таких красавцев находят? — Чиновница повернулась, сверкнув на него глазами.

Он только хмыкнул в ответ.

— Вам с вашим Бургасовым в кино бы сниматься.

— Не дело для мужика.

— Зато бы прославились.

— Там без нас таких — не протолкнуться!

Женщина пожала плечами. Она уселась, открыла папку и сказала:

— Говорите, какие дома.

Тут работа закипела. Следователь два слова — чиновница десять. Минут через двенадцать несколько страниц в его блокноте были заполнены списком владельцев домов и адресами, по которым они были зарегистрированы.

— Скажите, а старшеклассники ваши в дьяконовскую школу ездят?

— Да. У нас здесь только начальная.

— Вы очень любезны. Большое спасибо! — завершил мужчина вежливой нотой визит.

— Всегда — пожалуйста. Очень приятно познакомиться.

— Взаимно. Всего доброго.

Палашов быстро спустился по ступенькам с деревянного крыльца серого кирпичного одноэтажного с высокой двускатной крышей дома. При взгляде на Милу, стоящую возле машины, изнутри его кольнуло будто заблудившейся в организме иголкой. Он почувствовал лёгкое волнение. Подойдя ближе, он услышал от неё:

— Мне стало как-то не по себе одной в машине, и я решила подышать воздухом.

Он понимающе кивнул и сказал:

— Теперь прыгай назад. Мы двигаемся дальше.

Она покорно забралась в машину на переднее место для пассажира. Машина затарахтела и отправилась в путь.

Проехав вниз по плотине мимо пруда, они столкнулись с олицетворением несовершенства российской жизни — дорога, некогда заасфальтированная, была выдолблена так, что ямы невозможно было объехать. Водителя и пассажирку кидало и трясло, несмотря на очень низкую скорость. Палашов стиснул зубы, чтобы не ругаться на чём свет стоит. Он прикладывал всё водительское мастерство, но машина то и дело ныряла в ямы. И если Мила ещё могла любоваться окружающими лесами и полями, канавками и прудами, то водитель начисто был лишён такой возможности. Стало лучше, когда приблизились к посёлку городского типа Дьяконово.

— Мила, здесь мне нужно в школу заехать. Может, минут двадцать подождать придётся.

— Хорошо. Конечно.

Медленно и извилисто одолели часть посёлка, в которую входили брошенные здания бывшего спиртзавода, магазин, запертый клуб, двухэтажные панельные дома, пока не подъехали по улице Барская Слобода к непривлекательной, панельной, обшарпанной, но довольно просторной школе с большими окнами. Палашов снова оставил девушку в машине, а сам отправился в неопределённого цвета здание, которое, возможно, было когда-то белым. Ему посчастливилось застать директора школы Крутилину Елену Петровну. Пришлось здорово огорчить эту милую женщину такой печальной новостью об одном из лучших учеников. Да и самому снова огорчиться, глядя на неё. Сразу стало понятно, что характеристика Вани будет положительной, но официальная бумага должна была лечь к нему на стол, поэтому он оставил на неё официальный запрос.

В машину Палашов сел хмурым и неразговорчивым. А присутствие в ней Милы только усугубляло его мрачное настроение. Девушка, взглянув на него, тоже заметно сникла. Они выехали на дорогу. Дальше покатились только пыль столбом, словно попали в другой мир. Добрались до следующего ПГТ Мордвес и после него снова окунулись в дорожный ад. Немалыми усилиями и по плохому съезду они, наконец, выбрались на Воронежское шоссе. За время этой части пути Мила, качаясь и подпрыгивая, замечала и впитывала малюток-птиц, разношёрстных собак, пёстрых коров, белые кучевые облачка, бредущих вдоль дороги просто одетых людей. Они преодолели один железнодорожный переезд перед вторым посёлком, но по счастью не было поездов, и они не задержались. Домишки были самое большое в два этажа.

Выруливая на шоссе, Палашов вклинился в поток перед синей иномаркой. Недовольный водитель, пользуясь преимуществом техники, обогнал «девятку» и резко затормозил перед ней. Тормоза отчаянно взвизгнули, пассажиров резко бросило вперёд и шлёпнуло об сиденья. Посмотрев на Милу, одёргивающую подол платья, водитель, ухмыляясь, проговорил вслед удаляющейся иномарке:

— Ну и что ты выёживаешься, крендель? Сел на иномарку и теперь думаешь, что тебе всё можно? — И тут же обратился к девушке: — Ты в порядке?

Мила кивнула, хотя грудь её сильно вздымалась от волнения.

— Извини. Не думал, что он так болезненно отреагирует. Видишь ли, у нас иной водитель пересядет на иномарку и мнит себя пупом земли, истиной последней инстанции. А коли разобраться — сам недавно с телеги слез.

— Что мы ему сделали?

— Да… подставились слегка. Ему из-за нас, видите ли, притормозить пришлось.

В будний день движение на трассе было не слишком оживлённым. Ползли потихоньку длинномеры, да сновали, время от времени, легковушки.

Дальше ехали спокойнее, если не считать одно «но». Милино красивое платье, хотя теперь она сидела почти без движения, почему-то становилось всё короче и короче, обнажая левое бедро. Его глаза смотрели на дорогу, но их то и дело притягивало в место, сулившее погибель. Не выдержал и грубо одёрнул правой рукой подол. Мила округлила не него глаза. Он промолчал. Но маховик бурных фантазий был раскручен. Перед его мысленным взором он пронзал её на капоте машины, шалил с ней на опущенных сиденьях автомобиля и пригвождал девчонку всем телом к пыльной двери. Подол продолжал усложнять жизнь и хулигански задираться. Долго так продолжаться не могло! Он остановил «девятку» на обочине дороги и, тупо глядя перед собой, заговорил хриплым голосом:

— Это просто невыносимо! Мила Олеговна, мне очень трудно с вами работать и оказывать вам дружескую услугу. Вы вырядились так, словно хотите соблазнить всех мужчин мира. Я думал, я с этим справлюсь, но — нет, не выходит! Я только и думаю о том, чтобы отыметь вас на капоте машины. Извините за подробности! Грубо,