Я возвращаюсь за тобой - Гийом Мюссо

Больница Сент-Джуд

4 ч 30 мин

Шино Мицуки хлопнул дверью своего кабинета. Он посмотрел в окно, но горизонт был скрыт потоками дождя, исполосовавшими стекла. Хотя ему трудно было это признать, но он проникся аргументами Клэр. Он снял телефонную трубку и попросил, чтобы его связали с Центром трансплантации. Возможно, он смог бы сделать эту операцию, получив все необходимые разрешения. Несколько угрожающих раскатов грома прогремели в небе, и лампочки вдруг затрещали. Когда его соединили, Мицуки вдруг резко повесил трубку. Нет, это заведомо обречено: ему никогда не получить необходимых санкций. При пересадке сердца количество доступных трансплантатов всегда ограниченно, в них всегда огромная потребность, и правила очень строгие.

Оно вышел из кабинета так же быстро, как вошел, а потом заглянул к интерну.

— Клэр, сделайте анализ на антитела, проведите диагностику вирусных инфекций и морфологический контроль пары. Начинаем трансплантацию.

— А как же порядок? — удивилась молодая женщина.

— В этот вечер наплюем на порядок.

Он согласился. В его руках, я в этом уверен, Селин будет жить. И теперь я могу исчезнуть. Блестящие отражения сверкают вокруг меня, как кристаллы. Я уже ничего не вешу, я испаряюсь, исчезаю, охваченный молочно-белым туманом. Но прежде чем меня окончательно не станет, я чувствую какую-то фосфоресцирующую оболочку, которая обволакивает меня своим жаром и блеском. И на последнем издыхании я понимаю все: что времени не существует, что жизнь — это единственное, что у нас есть, что не надо ее презирать, что все мы связаны друг с другом и что самое главное всегда ускользает от нас.

5 часов ночи

Шино Мицуки сам вскрыл грудную клетку Итана, разделив грудную кость. Сердечная мышца сокращалась нормально и не имела признаков контузии. Гроза снаружи усилилась, закрыв стекла операционной густой завесой дождя.

В соседнем помещении другой хирург, которому ассистировала Клэр, вскрыл грудную клетку Селин и начал подключать искусственное кровообращение.

Мицуки препарировал аорту и полые вены, затем остановил сердце Итана при помощи кардиоплегического[77] раствора. И зачем он только позволил втянуть себя в эту историю? Если обнаружится, что он действовал без разрешения, он наверняка пропал. Возможно, даже потеряет свою должность и дипломы.

Хирург, который оперировал Селин, работал под музыку. Он делал это изысканно (или с плохим вкусом, по мнению Мицуки, который так и не оценил бесцеремонность коллеги) и ставил записи известных песен, у которых в названии было слово «сердце»: «Открой свое сердце», «Ты похитила мое сердце», «Сердце в Нью-Йорке».

Мицуки извлек сердце, отделив вены, аорту и легочную артерию и стараясь не повредить синусовый узел, который должен будет обеспечивать сердечный ритм после имплантации. В одно мгновенье он разрушил свою карму и потерял положение, на приобретение которого положил столько лет. И как только он дал втянуть себя в эту операцию? Он верил в свою жизнь, крепко стоявшую на якоре принципов, и в свои убеждения, но его жизнь оказалась подобна жизни других — хрупкой.

В то время как Джо Кокер затянул «Освободи свое сердце», хирург зажал аорту и полые вены, отвечающие за кровообращение Селин с одной и с другой стороны ее сердца. Машина приняла эстафету от сердца и легких, а температура крови была переведена с 37 °C на 26 °C, чтобы сократить потребности в кислороде.

Мицуки погрузил сердце Итана в охлажденный раствор для гипотермии. Затем сам перенес его в смежную комнату и там стал помогать коллегам в продолжении операции.

Проливной дождь обрушивался водопадами, делая больницу похожей на подводную лодку. Клэр извлекла сердце Селин, оставив на месте часть предсердия. Мицуки заботливо поместил в организм молодой женщины сердце Итана. А потом началась сложная операция, состоявшая в том, чтобы соединить ткани, наложить швы на четыре точки соединения, то есть на оба предсердия, на аорту и легочную артерию. Глядя на Клэр, сконцентрированную на своей задаче, Шино вдруг осознал, что именно ради нее он пошел на эту операцию. Чтобы понравиться ей и подняться в ее глазах. Вот уже десять месяцев она работала под его руководством, и он заставлял себя думать, что эта женщина его раздражает, что она неустойчивая и заурядная. Но истина заключалась в том, что он смотрел только на нее и только ее он находил живой, эмоциональной и отзывчивой. А это были именно те качества, которые отсутствовали у него самого. Ему хотелось контролировать свои эмоции, но именно они и настигли его, и теперь это стало большой проблемой.

Сердечной проблемой.

Операция длилась всю ночь.

Очистив трансплантат от воздуха, который в нем оставался, команда медиков восстановила кровообращение. Постепенно сердечная мышца разогрелась и снова начала функционировать.

Было 9 часов 03 минуты, когда электрошок заставил сердце Итана забиться в теле Селин.

Когда Шино Мицуки высунул нос наружу, дождь прекратился, небо стало прозрачным, и яркое солнце блестело в лужах, окружавших металлический трейлер закусочной «Элвис-динер».

Шино толкнул дверь фастфуда и направился к стойке, чтобы заказать два черных кофе. Выходя на стоянку больницы, он заметил Клэр Джулиани, которая курила, опершись на капот своей колымаги, «божьей коровки», перекрашенной в безобразный сиреневый цвет. Он подошел к молодой женщине. Она дрожала от холода и застегнула пальто с воротником, украшенным посеребренными английскими булавками. Она была его противоположностью, полной противоположностью. Культура, религия, образ жизни: что у них вообще может быть общего? Вне всяких сомнений, ничего. И тем не менее…

Шино попробовал улыбнуться и протянул ей стакан с кофе. Клэр посмотрела, нахмурилась, видимо, удивленная таким дружеским жестом, непривычным со стороны ее патрона. Шино колебался (без сомнения, он мог стать посмешищем и потерять честь), но собрал всю свою волю в кулак и все же решил погладить жизнь против шерсти:

— Вот уже десять месяцев, как вы пришли в нашу больницу…

Стояло прекрасное осеннее воскресенье.

Нью-Йорк вибрировал, жужжал, содрогался.

В больнице Сент-Джуд, месте сосредоточения всего счастья и всех несчастий, жизнь продолжалась со своей чередой рождений и смертей, выздоровлений и скорбей, ликования и уныния.

Ближе к вечеру в палате интенсивной терапии, когда лучи заходящего солнца засверкали на стеклах, Селин открыла глаза.

36

ЖИТЬ В ОГНЕ[78]

Нет случаев, есть только встречи.

Двумя месяцами позже

31 декабря, утро

Меня зовут Селин Паладино, мне только что исполнилось 30, и я бегу вокруг замерзшего озера Мэнского леса. Меня окружает снежный пейзаж и опьяняет это замороженное пространство и яркое солнце, которое заставляет сверкать иней на ветвях елей. Пар валит у меня изо рта. Я удлиняю шаги, пытаюсь проверить свои возможности. Мое пересаженное сердце больше не нервничает, оно бьется быстрее при отдыхе и реагирует медленнее во время усилий.

Я бегу.

После операции я четыре недели пролежала в больнице и вот уже месяц проделываю упражнения на выносливость в реабилитационном центре. Я почти ежедневно сдаю экзамены: медицинский контроль, чтобы снимать малейшую температуру, обнаруживать любое сердцебиение, находить признаки инфекции и дисфункции трансплантата. Я знаю, что наиболее часты смертные случаи в первый год после пересадки.

Итак, я бегу.

Бегу быстрее.

Я живу в огне, я двигаюсь вдоль бездны, я танцую на краю пропасти. Но какое время мне отпущено? Месяц? Год? Десять лет? Кто на самом деле это знает? Моя жизнь, возможно, висит на волоске, но и у остальных — точно так же.

Я снова поднимаюсь по тропинке, ведущей к парку, усыпанному рыхлым снегом. Стоящий на опушке леса сверхсовременный медицинский центр напоминает большой параллелепипед из серого камня и стеклянных перегородок. Я поднимаюсь по лестнице, чтобы попасть в свою комнату. Быстро принимаю душ, переодеваюсь и спешу, чтобы не пропустить прием у кардиолога.

Он вежливо здоровается со мной, но на его лице я угадываю беспокойство. Я сажусь перед ним, готовая услышать все, пусть даже самое худшее. В последнее время я не очень хорошо реагирую на медикаменты: у меня почечная недостаточность, повышенное давление и диабет.