Вызов принят - Чарльз Ингрид

Ее рука на мгновение коснулась его руки:

— Я думаю, Джек… если ты меня действительно любишь, я смогу справиться со всем. Но, понимаешь, он всегда со мной, всегда в моих мыслях, в моих снах… Он поселился во мне, как неодолимая черная сила. Иногда мне кажется, что я заглянула в то неведомое место, которое Святой Калин называет адом.

Джек ободряюще улыбнулся:

— Элибер, отстаивай себя! Ты всегда была готова поддержать меня, а теперь — моя очередь. Наверное, я не могу тебе помочь, по ты не одинока. И запомни: что бы ни случилось, я не позволю тебе убить Калина!

Ее губы задрожали. Она подняла стакан и залпом проглотила содержимое, поперхнулась, закашлялась, потом перевела дух и спросила:

— Но как же мы будем искать его? Джек посмотрел на Боуги:

— Боуги сказал мне странную вещь… Вроде бы, он — что-то типа указательного столба. А больше я пока не знаю. Боуги! Расскажи-ка нам о том, что ты не стал доверять записям!

Глава 28

В последнее время Святой Калин напоминал себе розу, обратившую свои шипы внутрь самого себя. Его душу привязали к плоти, но плоть была стара и немощна и не могла удерживать в себе все еще сильный дух. Но умереть ему не позволяли.

То, что теперь ат-фарелы могли разговаривать с ним и он понимал их речь, было уже несущественно. Боль, живущая в его плоти, скрипела, шаталась, распевала самыми разными голосами, и каждый голос был страшен. То существо, которым он был сейчас, мало чем напоминало человека. Когда ему удавалось уйти от этой боли, он получал короткую передышку, но ат-фарелы, сами того не понимая, тянули его обратно в то же пекло.

В последнее время Калин часто вспоминал прошлое. Самыми приятными воспоминаниями были те, которые возвращали его во времена обучения в семинарии — тогда он уже сформировался как человек и совершил свое первое чудо, и на занятиях ему приходилось изучать законы, по которым существует то, к чему он так стремился. Да, это были хорошие деньки! В то время он думал, что сможет сделать все, что угодно, — и у него на все хватало сил. Среди них учился высокомерный рыжеволосый парень из богатой семьи. Если бы этот парень не обладал удивительной способностью помнить зло и мстить за него в странной, почти что неуловимой форме, он наверняка стал бы объектом всеобщих насмешек. Этого парня звали Пепис, и у него были хорошие умственные способности. И хотя потом Пепис поступил в военную школу, у них с Калином сложились хорошие отношения — в их основе лежало уважение друг к другу.

А самым приятным из всех воспоминаний было воспоминание о маленькой комнатке в подвале. Ему повезло тогда. Ему досталась комнатка с целой стеной из окон. Окна находились под самым потолком и выходили на лужайку, заросшую травой. На стекло очень часто попадала грязь, но зато он мог видеть, как ярко-зеленые побеги травы вытягивают вверх свои усики. Иногда к нему в комнатку заглядывала маленькая черно-белая собачонка декана — она тыкалась носом в стекло и изо всех сил лаяла, будто принимала его за крысу, спрятавшуюся в подземелье.

Он старался как можно реже вспоминать про эти окна — но их образ поддерживал его в самые трудные годы — в то время он открыл для себя, что люди похожи на семена — если их осенит стремление к истине, они будут расти и цвести. Он помнил об этом и в течение всей своей жизни пытался зажечь божью искру в народных сердцах.

В конце пути его самого ждала неудача. Ему не удалось многое сделать и многое завершить. Но он знал, что его мелкие желания Бог исполняет всегда, и сейчас вот зачем-то вспоминал об окнах своей юности.

Ат-фарелы опять звали его к себе. Этот зов был болезнен и силен, и, к сожалению, он понадобился им как раз в тот момент, когда понял, в чем была главная ошибка его жизни. Кажется, он ошибался, когда утверждал, что Бог воплощался и в других мирах. Ошибался в одном, а потому у него не получалось и другое. Он не смог сделать так, чтобы человечество, потянувшееся к Богу, жило и развивалось в полном достатке.

Когда ат-фарелы тянули его назад, к себе, через его память вихрем проносились разные воспоминания о тех мирах, в которых ему довелось побывать. Там сорная трава прорывалась сквозь узкие щели в бетоне и цветы умудрялись расти прямо на железных крышах домов.

— Как странно… — подумал он. — Как странно и неестественно выглядят эти вещи!

А потом он подумал, что каждое семя несет в себе божью искру, а значит, пусть будет то, что будет! Эта мысль появилась из самой его сущности, и он сокрушенно подумал:

— Почему же я смог понять это только тогда, когда стал умирать? — но смерти не наступило, вместо смерти к нему вернулось сознание.

Теперь, когда он понял то, что должен был понять много лет назад, ему необходимо было жить. Наконец-таки он нашел то связующее звено, которое создал сам задолго до того, как попал в плен. У него был сигнальный столб, и этот сигнальный столб должен был вывести его к истине.

Боуги услышал призыв. Он знал, что рано или поздно это произойдет, но все-таки сильно заволновался. Призыв был силен — он ударил в самую суть его существа, как ударяет молния в одиноко стоящее дерево. Его плоть затрепетала, клетки запульсировали, маленькие ворсинки вытянулись вперед. И все же, несмотря на всю силу полученного им сигнала, Боуги знал, что отвечать на него он не станет.

Нет, нет, он не мог этого сделать! Хороший человек, его друг, попал в пучину непонятного, непознанного и страшного. Нет, Боуги никому не позволит затянуть себя в эту бездну, потому что… потому что он боится найти в ней самого себя.

Он думал об этом давно — ведь его всегда интересовала его собственная природа. Он не был воинственным рыцарем, хотя в чем-то и походил на него, не был он ни траком, ни милосцем. Он не мог признать своих предков ни в одном из тех гуманоидов, которые населяли миры Доминиона. Только ат-фарелы вызывали у него чувство родства. Но ат-фарелы были врагами… А потом, если он и был одним из ат-фарелов, то долгое общение с Джеком до того изменило его суть, что вряд ли эти жестокие и горделивые ящеры могли признать его за своего. Существа, подобного ему, не было во всей вселенной…

Интересно, а уничтожил ли бы его Джек Шторм, если бы он узнал, что Боуги — враг? Ведь они с Джеком были солдатами, а солдаты убивали своих врагов…

Нет, нет, Боуги не хотел проигрывать! Он хотел жить! Он хотел найти для своей души настоящее тело — ведь она и так была бездомной достаточно долго! Он хотел видеть себя точно так же, как он видел Элибер и Джека. И вот теперь он слышал долгожданный призыв и отказывался принимать его…