По ту сторону тени - Брент Уикс

Сестра Джизадин застыла с разинутым ртом, не в силах произнести ни слова.

— Во всяком случае, это уж точно не составило большого труда. У меня огромный опыт по части заклинаний на предмет секса, но я почерпнула его у одной куртизанки. А уж если за мое обучение возьмутся сестры, то и остальные заклинания пойдут как по маслу.

В классе долгое время стояла тишина, и все взоры устремились на Ви. Наконец сестра Джизадин закрыла рот и начала что-то говорить, потом опять замолчала, глядя мимо Ви. Двенадцатилетняя девочка с редкими зубами настойчиво тянула руку.

— Что ты хочешь, Хана? — спросила сестра Джизадин.

Хана встала с места, заложив руки за спину:

— Сестра, объясните, пожалуйста, к какой категории магов относится куртизанка?

Ви весело рассмеялась.

Сестре Джизадин, видимо, это надоело.

— Садитесь обе! — велела она. — А теперь поговорим о том, что является недооцененным. Даже если у людей не меняется восприятие чародейки, все равно, после того как чары спадут, возникает ощущение обмана. Во время действия чар люди не замечают, что ими манипулируют, но потом, особенно если чары были сильными, они понимают, что их реакция была неадекватной. Безответственное использование волшебных чар является одной из причин давнего недоверия к магам. Никому не хочется, чтобы им манипулировали, а все чары основаны именно на таких действиях. На сегодня все. Вы свободны.

Как будто Ви и не говорила ничего крамольного. Сестра Джизадин не ответила ни ей, ни Хане, и вообще, казалось, ее ничуть не смутила речь девушки. Только потом Ви сообразила, что сестра забыла прочесть последнюю часть лекции в триаде.

Мамочка К. поправила топазы в длинных волосах и критически осмотрела себя в зеркале мастера Пиккуна. Проснувшись, она обнаружила на туалетном столике записку, написанную корявым почерком Дарзо: «Я жив и приду за тобой». И больше ни слова. Какой назойливый и неугомонный человек! Она поднялась и в последний раз покрасила волосы в естественный пепельный цвет. Никаких серебряных нитей!

Потребовалось больших усилий убедить мастера Пиккуна сшить для коронации менее вычурное и более закрытое голубое платье по сравнению с теми, что она заказывала раньше. Наконец мастер стал делать замеры, и его руки принялись блуждать по ее телу, как обычно. Когда он перестанет это делать, Мамочка К. сразу же поймет, что окончательно состарилась.

— Ты — выдающаяся женщина, — в который раз восхитился мастер Пиккун. — Я встречаюсь со многими красивыми заказчицами. Обычные женщины ежедневно идут на новые уступки возрасту, и поэтому старость не является для них неожиданным ударом. У красавиц все случается сразу, и я обычно становлюсь тому свидетелем. Они пренебрегают моими советами и в очередной раз заказывают платье по последней моде, а потом видят себя в зеркале. Некоторые обвиняют меня, считая, что я все сделал нарочно, а другие смотрят на незнакомую старушку в зеркале и никак не могут оправиться от потрясения. В обоих случаях дамы плачут.

— Ну, я слезливостью не грешу.

— Гвиневера, ты же знаешь, когда я просто льщу. Женское тело для меня — то же самое, что полотно для художника. И я со всей ответственностью заявляю: твое тело пребывает в таком состоянии, что еще долгие годы не придется плакать. В тебе есть нечто необъяснимое. Идешь по жизни, танцуя, и все движения полны силы, красоты и грации. Кстати, хочу поговорить об этой сногсшибательной девице, которая теперь тоже числится в моих клиентках. Она слишком мускулистая для идеала, и я посоветовал ей проводить время в праздности и кушать шоколад. На подростка она не похожа, а глядя на такую грудь и бедра, любая богиня позеленеет от зависти. Клянусь Приапом, эта девица может носить все, что угодно, и я сошью для нее одежду бесплатно, только чтобы потом посмотреть, как она ее носит.

— Теперь ты хочешь пробудить во мне ревность, — улыбнулась Гвиневера.

Портной видел, что женщина шутит, но какая-то ее частица оставалась вполне серьезной. Эмил Пиккун говорил о Ви Совари.

— Хочу сказать, что, если бы поставить рядом ее портрет и твой, когда ты была в ее возрасте, любой мужчина попал бы в очень трудное положение, выбирая между вами. Тем не менее я не могу назвать это соперничеством. Ее красота пропадает зря. Эта девушка живет отдельно от своего тела и не умеет радоваться жизни. Ты же не утратила способности наслаждаться мужчиной, который доставляет радость тебе. Если бы на меня снизошло вдохновение создать платье, соответствующее твоим достоинствам, я из портного превратился бы в Господа Бога. Знаешь, Гвиневера, из всех моих заказчиц ты всегда останешься самой любимой.

Мамочка К. улыбнулась, тронутая словами портного. От мастера Пиккуна всегда ожидаешь очередной распутной выходки, но за ней не кроется ничего серьезного, а вот сейчас каждое слово портного было искренним.

— Спасибо, Эмил. От твоих слов на сердце стало теплее.

— Жаль, что мне не суждено обогреть другие части твоего тела, — ухмыльнулся Пиккун.

— Искушение велико, — рассмеялась Гвиневера, — но слишком много женщин хотят получить скидку на пошив платьев к коронации. Они не переживут, если я доведу тебя до полного истощения.

— Какая жестокость! Намекнуть мужчине, какие чудеса способна творить в спальне жрица любви, а потом в течение четырнадцати лет отказывать ему в радости насладиться своими талантами!

— Говоришь, четырнадцать лет?

— Да, четырнадцать долгих лет.

— Гм, четырнадцать лет — большой срок, — заметила Мамочка К., невольно смягчаясь.

Пиккун подошел ближе.

Мамочка К. ускользнула от объятий Пиккуна, быстро открыла дверь и столкнулась нос к носу с шустрой дамой знатного происхождения, которая ждала своей очереди в передней.

— Осторожнее, милая. Думаю, сегодня он хочет начать разговор с обсуждения скидок.

Дама застыла на месте, открыв от удивления рот.

— Ах, Гвиневера, как жестоко с твоей стороны! — смущенно закашлялся мастер Пиккун.

41

Дженин в течение нескольких дней пыталась решить судьбу жен и наложниц Гэрота Урсуула. Дориан ждал ее решения в отделанных черным камнем залах, которые словно становились светлее, когда туда приходила Дженин. После того как Дориан задал роковой вопрос, даже ее лучезарная красота не могла развеять надвигающийся мрак.

— Любимая, — ласково сказал Дориан, — сегодня нам нужно все решить.

— Частица моей души ненавидит тебя за то, что ты заставляешь принимать решение, но ведь в этом и заключается долг королевы. Ты мудр, мой господин. Если бы ты решил за меня, то лишился бы моего доверия.

Дориан тяжело вздохнул. Когда Дженин заговорила о ненависти, у него едва не остановилось сердце. В течение многих столетий тела всех королей-богов предавали огню вместе с женами и наложницами, за исключением нескольких женщин, которых новый король-бог пожелал взять себе. Если Дориан сдержит первое обещание, данное Дженин, всем женщинам в гареме придется, добровольно или силой, взойти на погребальный костер Гэрота Урсуула ради сомнительного удовольствия навеки остаться его рабынями. Можно принять другое решение и взять всех женщин себе, что халидорцы расценят как эгоизм и неуважение к покойному, но от короля-бога никто и не ждет бескорыстия и самоотверженности.

Есть, конечно, и третий путь. Дориан может запретить обычай сожжения живых людей на погребальных кострах. Через несколько лет именно так он и намеревался поступить. А его уже и сейчас считают бесхарактерным южанином. Вюрдмайстеры — настоящие акулы, и его милосердие приведет к многочисленным заговорам и покушениям на жизнь нового повелителя. А что бы посоветовал Солон? Дориан тут же отбросил эту мысль в сторону. Солон, разумеется, посоветовал бы бежать подальше от Халидора.

— Видишь ли, если мы хотим изменить отношение к супружеству в этой стране, вполне целесообразно позволить этим женщинам умереть, а потом все начать с чистого листа.

— Значит, нужно погубить восемьдесят шесть женщин, чтобы доказать, какой бесценной является их жизнь?

Дориан ничего не ответил и предложил Дженин руку, на которую она оперлась. Они вместе направились в покои Дориана.

— Не знаю, как сделать выбор менее жестоким.

— Сомневаюсь в правильности своего решения, мой господин.

Дженин всегда называет его «мой господин». Разумеется, называть его Дорианом она не может. «Ваше величество» звучит слишком официально, а о «вашем святейшестве» не может быть и речи. Она также прекрасно знает, что Уонхоуп означает «отчаяние». Нельзя же называть жениха Отчаянием.

— У этих девушек все идет не так, как нужно с самого начала. Ты знаешь, что их забирают из семей в девятилетнем возрасте? Девушек учат быть такими, какими пожелает их видеть король-бог. Единственной ценностью в жизни для них является милость повелителя. Запрещено обучать их чтению, им не разрешается никуда ходить и ни с кем встречаться. Только друг с другом да с евнухами. Это уродует их душу. Девушки не так уж невинны и простодушны. Они сплетничают и предают, как и другие люди, а может, даже в большей степени, потому что им больше нечем заняться. Но они не животные, хотя с ними и обращаются как со скотиной. И не забывай, они совсем еще девочки. Я не могу требовать, чтобы все они погибли ради меня. Ты должен взять их себе, мой господин, однако я прошу, чтобы ты предоставил им свободу выбора. Эти женщины ничего и никогда не решали сами, так пусть сейчас сделают свой выбор.