Избавление - Василий Соколов

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шаг за шагом шли к соглашению на Тегеранской конференции. Споры, доходившие порой до разлада, сменялись пышными приемами, которые попеременно давали то Сталин, то Черчилль, отметивший, между прочим, в Тегеране свой день рождения именинным пирогом и зажженными по количеству лет свечами.

Но все имеет свой конец. Приближалась к завершению и конференция. Было принято соглашение о сроках открытия второго фронта, которое должно было держаться в тайне. Согласно протоколу конференцию намечали проводить и на протяжении всего дня 2 декабря. Неожиданно выпавший снег в горах резко ухудшил погоду, похолодало, и это вынудило парализованного Рузвельта поторопиться с отлетом. Поздно вечером 1 декабря приняли заключительную декларацию. Этот важнейший документ передавался каждому главе государства, и каждый ставил свою подпись простым карандашом.

Вот его текст:

"Мы, Президент Соединенных Штатов, Премьер-министр Великобритании и Премьер Советского Союза, встречались в течение последних четырех дней в столице нашего союзника - Ирана и сформулировали и подтвердили нашу общую политику.

Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время.

Что касается войны, представители наших военных штабов участвовали в наших переговорах за круглым столом, и мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил. Мы пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга.

Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу.

Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью признаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех объединенных нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения.

Совместно с нашими дипломатическими советниками мы рассмотрели проблемы будущего. Мы будем стремиться к сотрудничеству и активному участию всех стран, больших и малых, народы которых сердцем и разумом посвятили себя, подобно нашим народам, задаче устранения тирании, рабства, угнетения и нетерпимости. Мы будем приветствовать их вступление в мирную семью демократических стран, когда они пожелают это сделать.

Никакая сила в мире не сможет помешать нам уничтожить германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушить их военные заводы с воздуха.

Наше наступление будет беспощадным и нарастающим.

Закончив наши дружественные совещания, мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь действию тирании, и в соответствии со своими различными стремлениями и своей совестью.

Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели.

Р у з в е л ь т

С т а л и н

Ч е р ч и л л ь.

Подписано в Тегеране 1 декабря 1943 года".

Утро 2 декабря было пасмурное и хмурое. Холодало. Ветер кружил по парку багряные листья, вихрил пыль на улицах. У подъезда белокаменного здания советского посольства стояли три "виллиса", сновали фоторепортеры и кинооператоры, пытаясь сквозь кордон охраны проникнуть поближе к площадке, чтобы запечатлеть момент проводов.

С минуты на минуту ждали, когда появится первым отъезжавший президент США. Наконец дверь распахнулась, и слуги-филиппинцы выкатили коляску. В ней сидел Франклин Рузвельт, как всегда улыбающийся, и даже в этот момент не выпускающий изо рта длинный мундштук с сигаретой. Поверх черной накидки, схваченной вверху золотой цепочкой, прикрепленной к пряжкам коляски, спину Рузвельта покрывал клеенчатый плащ. На голове - комом сбитая старомодная шляпа. Этот выдающийся деятель даже внешним видом хотел походить на простого американца. Выглядел Рузвельт усталым, под глазами залегли темные круги, но, преодолевая мучительный недуг, он по-прежнему улыбался, искристо сверкая белками глаз.

К коляске подошли два американских сержанта, ловко приподняли президента и усадили в рядом стоящий "виллис" на переднее сиденье. Ноги укутали пледом.

Проводить президента вышли Сталин и Черчилль. Неторопливой походкой Сталин приблизился к автомашине, пожал руку Рузвельту, пожелав ему счастливого пути.

- У нас в народе говорят: дорога к дому ближе, - обронил Сталин.

- Это верно, - согласился президент. - Но я думаю, что мы не напрасно пустились в такое дальнее путешествие... Мы проделали здесь хорошую работу. Согласованные решения обеспечат нам победу.

- Теперь уже никто не усомнится в том, что победа за нами, - ответил Сталин, улыбаясь.

"Виллис" тронулся, и Рузвельт поднял правую руку с расставленными указательным и средним пальцами, изображая символ победы - "виктория".

Через минуту-другую распрощался со Сталиным, с другими членами советской делегации и Черчилль. Он отправился в свое посольство, чтобы оттуда уехать на аэродром.

В середине дня покидала город и советская делегация. На аэродроме стояли готовые к взлету двухмоторные пассажирские самолеты. Первой вылетела группа военных, во втором самолете решил лететь Сталин. Остальные самолеты задерживались на аэродроме в ожидании, пока не примут по радио сообщение о том, что второй самолет благополучно приземлился в Баку.

Спала жара с улиц Тегерана. Было прохладно и почему-то немножко грустно жителям столицы Ирана.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Не один месяц Алексей Костров лежал в госпитале, уже зима вьюжила под окнами, переметала снегами дороги.

Двадцать девятого ноября Костров выписался из госпиталя. Его вообще хотели списать из армии, подчистую, но упрямый, готовый даже надерзить врачам, Костров настоял на своем - пока не увольнять из армии. Да и личные хлопоты начальника политотдела полковника Гребенникова за капитана возымели вес.

Врачи предоставили капитану Кострову двухнедельный отпуск, и Алексей уже подумывал махнуть в родную Ивановку на побывку, но это желание тотчас и отпало: зачем тревожить мать.

Утром в палату зашла дежурная сестра и позвала сгорбившегося у тумбочки Кострова, сказав, что его ждут в приемном покое.

- А кто там? - без особого интереса спросил Костров.

- Девица справляется. Твоя страдалица... И чего ты утаиваешь от нее вот это... - тоном наставницы проговорила сестра. - Проживете и без одной руки.

Алексей догадался, что пришла Верочка, обрадовался, заторопился идти, но вернулся с порога и сокрушенно выдохнул:

- А-а, теперь все равно. Обождет.

- Сохнет небось по тебе, измучилась, ожидаючи, передачи едва ли не каждый день носила, а ты... прятался со своей культяпой... Не пускал... Прости меня, вроде какой-то бирюк! - уже озлясь на Кострова, укорила сестра.