Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения - Виктор Боков

* * *

— Мне сегодня на тропинкеГрач дорогу уступил! —Так урок учитель начал.Рассмеялися девчонки,Рассмеялися мальчишки,Рассмеялся целый класс.Если б люди, как учитель,Так легко шутить умели,Жизнь была бы много лучшеИ счастливее для нас.

Моя поэзия

Моя поэзия от совести,Моя поэзия от сердца.В ней слышится и ветер стонущий,И нежная струна оркестра.

В ней не найдется модной зауми,И нет в ней ребусов под рифму.К природе тянутся глаза мои,Вот лес, вот луг, вы посмотрите!

Моя поэзия от матери,От верности родному дому,Моя поэзия внимательнаИ родственна всему живому.

Где только не была строка моя,Куда ее не заносило!Была за Волгою, за Камою,Насквозь прошла по всей России.

Моя поэзия — сыновнееПризнание в любви к Отчизне,Она любовью установлена,Любовь ее первопричина.

Пушкин в Болдине

Какая сила повелела,Чтобы на Русь пришла холера,В глуши поэта заперла?Ну что ж, он взялся за дела.

Как там теперь его невеста?Что б ни было, хандре не место,И вот уже скрипит перо,Когда мертвецки спит село.

Тридцатый год. Поэту тридцать,Чуть более. Пора жениться,Прощаться с жизнью холостой,С литературной суетой.

Решается! Но так ли простоОбжить ему семейный остров,Поклонниц и друзей забытьИ успокоенно зажить?

Тревожно у него на сердце,Где вы, друзья-единоверцы,Благословите ль вы егоБыть мужем счастья своего?

Рисуются черты невесты,И вспоминаются аресты,И декабристы, и Сибирь,Но карантин кругом. Сиди!

Как быть? Он, Пушкин, непоседа,Ему нужны — вино, беседаИ женщины, но он для нихУже помолвленный жених.

Пока жены под кровлей нету,Пристало буйному поэтуВ строку все буйство перенесть.Прости, Наталья, выход есть!

Он пишет, пишет, пишет, пишет,Во тьме горит его окно.В себе поэт такое слышит,Что только гению дано.

Не мешкай, Пушкин! Браво! Браво!Уж не померкнет больше славаТвоих осенних вечеров,Твоих пленительных стихов!

Баллада из Пятигорска

Под белым башлыкомБештау с Машуком.Под белою чалмойЭльбрус, как часовой.

Край высей снеговыхЗнал Пушкина в живых,Здесь Лермонтов убит.Стою, меня знобит.

Снег пламенем объят.В горах горит закат.Ко мне спешит седок,Цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Зачем на склоне дняЗапальчивость коня?Остановись, джигит,Здесь Лермонтов убит.

Джигит на землю слез,И дрогнул зимний лес,И воцарилась грустьВ твоем лице, Эльбрус.

Стал холоден сугроб,Как тот свинцовый гроб,В котором, бездыхан,Поручик из Тархан.

Джигит папаху снял,Коня к себе прижалИ со своим конемПечалился о нем.

Сказал он в тот же миг:— Он и для вас велик.Он полюбил Кавказ,А заодно и нас!

Вскочил в седло седок,Цок-цок, цок-цок, цок-цок.Я следом шел пешкомК Бештау с Машуком.

В Тарханах

Живые свечи горят над гробом,Сердечко пламени дрожит.Под каменным и тесным сводомВеликий Лермонтов лежит.

А рядом с ним его родные —И мать, и бабушка, и дед.Как коротки пути земные,Был человек — и вот уж нет.

И вот уж он собранье праха,Смолк жизни звонкий бубенец.Кладу ладонь свою без страхаНа гробовой его свинец.

Кладу и говорю: — Учитель,Не верь, что в склепе тишина,Вдовою плачет беззащитнойПоэзия, твоя жена!

Ты на стихи себя истратил,Строк огневых не остудить.Прими мою святую клятвуПоэзии не оскорбить.

Съезжается народ в Тарханы,Он весь вниманье, весь — порыв!Природа говорит стихами,Какие Лермонтов творил.

Его именье родовоеМятежный дух его хранит,И над вечерней тишиноюЗвезда с звездою говорит!

* * *

Дайте-подайтеГармонь на ремне,Музыки, музыкиХочется мне!

Той, деревенской,Которая — та!В ней и сердечностьИ простота.

Буйство с размахомИ синевой,А по рубахамВихрь огневой.

Вот она, молодость,Вот она, Русь!В пляску с задорнойГармошкою рвусь.

Дайте-подайтеЛихой перебор,Девки вокруг меняНаперебой.

Радуга юбок,Молния лиц.Сколько голубок,Сколько девиц.

Разве кого-тоЗагонишь домой?От удовольствияСтонет гармонь!

Баба

Слово баба — не укор,Баба — крепость, баба — сила,Аппетитно с давних порРусь его произносила.

Слово «баба» из стиховУдалил один редактор.Баба — лучшее из слов,Баба — это как реактор.

В слове «баба» шторм морской,Слово «баба» можно трогать,Бабы — это род людской,Мужики рожать не могут,

Не умеют, не хотят,Им бы пиво и сосиски.Если «бабу» запретят —Сделают не по-российски.

Если кто-то, сняв пенсне,Протерев их мягкой кожей,Скажет: — «Бабу» мы вполнеМожем вычеркнуть!          — Негоже!

Незачем казнить словаБюрократией бесплодной!Баба — как жила-была,Так и есть в душе народной!

* * *

Моя свеча полгода не горела,Наплывы уберу, зажгу.Мне ссориться с тобою надоело,На пламени свечи спалю вражду.

Помиримся! Ты любишь, ты страдаешь,Я вижу по движению бровей.Зачем ты в мое сердце попадаешьЯзвительной остротою своей?!

Свеча горит и телом убывает,Рассеивая свой печальный свет.Помиримся! Размолвка убивает,А жизнь одна, и воскресенья нет.

Надеюсь, ты мольбу мою услышишьСреди других сигналов мировых.И если сразу «да» мне не напишешь,Услышу это сам из уст твоих!

Чистота родниковая

Когда на душе чистота родниковая,Рождается слово и все удается,В тебе все завинчено и состыковано,Высокая нота свободно берется.

Ты ходишь и слушаешь звуки земные,Вот шмель на струне заиграл басовито,Кузнечики там, где луга заливные,Стрекочут о том, что пришла косовица.

Скрипит коростель своей дужкой ведерной,И едет, и едет на старой телеге,И в музыке, в общем-то очень задорной,Есть привкус вечерних и грустных элегий.

Душа на лугах отдыхает от связиНе с кем-то — с самою великой природой,Легко и свободно в могучем экстазеСтановится исподволь праздничной одой!

* * *