Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Может быть мне постричься, Валери? — спросила Женька, глядя в зеркало, где девочка расчесывала ей мокрые пряди.

— Вы хотите уйти в монастырь?

— Причем здесь монастырь? Я хочу поменять прическу.

— Я могу завить вам волосы, я умею.

— Мне не нравятся длинные волосы.

— Но сейчас даже мужчины стали носить длинные волосы. Обрезать волосы — это позорно, госпожа. Девушки стригутся, если это больные девушки или бедные, которые продают волосы цирюльникам. Потом они носят чепец, чтобы на них не показывали пальцами.

Неожиданно в комнату зашел Рони. Он сделал повелительный знак сестре и та, извинительно присев перед фехтовальщицей, вышла. Через минуту за дверью раздался какой-то шум, возня и глухие покрикивания. Женька вскочила и выбежала в коридор. Там Рони, схватив сестру за те самые волосы, которые она только что защищала, бил ее кулаком. Она пыталась уворачиваться, но крепкий кулак брата доставал ее везде. Он не трогал только ее лица.

— Эй, ты что делаешь? — возмутилась Женька. — Перестань!

Рони, не обращая внимания на ее возмущение, взял Валери за руку и потащил к лестнице. Фехтовальщица догнала его, схватила за плечо и развернула к себе.

— Отстань от нее, слышишь!

— Не лезьте! Это наши дела, госпожа!

— Какие ваши? Куда ты ее повел? Она служит мне!

— Ее постоялец ждет!

— Так обслужи сам этого постояльца!

— Я такой обслугой не занимаюсь, — усмехнулся Рони.

— Какой обслугой?

— Известно, какой. У господина де Шале спросите.

— Что спросить?.. То есть, Валери… то есть, ты… — начала понимать Женька.

Рони не ответил и ушел с девочкой вниз. Женька побежала к Аманде, но, как оказалось, та хорошо знала, чем занимается ее младшая дочь. Мало того, она не скрывала, что сама и поставила это «дело», которое к тому же ее совершенно не стесняло.

— А что ж? — усмехнулась хозяйка. — И я так начинала, когда здесь очутилась. Лукре меня сразу приметил. Я ведь тут покрасивше всех была, да и похитрей… Это уж потом, когда замуж вышла, остепенилась. О-о, — покачала головой Аманда, увидев в глазах фехтовальщицы некоторое потрясение, — да вам, видать, такое в диковинку, сударыня? Ну что ж, оно понятно… Вы ведь в тепле и светле росли, прекрасные музыки слушали и ароматами цветов услаждались… А мы-то в холода со скотиной спали, дерьмо коровье нюхали да тумаки от батюшки получали… Вас вот скоро ваш именитый брат при дворе устроит, будете пирог марципановый есть да к королю на балы ездить, а нашим-то девочкам тоже надо свое место в этой вонючей жизни воевать.

— Но Валери… Она же еще маленькая!

— Кто маленькая? Валери? Да она уж год, как сорочки пачкает! Валери сама в сие влезла, как я ее в кладовке с учеником лекаря застукала.

— Так что же вы?.. Надо было поговорить!

— Я и поговорила. Все секреты обсказала, как до плода дело не довесть.

— До какого плода? Остановить надо было!

— Да разве ж такое остановишь? — засмеялась Аманда. — У вас там в Беарне это что ль в диковинку?

— Уже не в диковинку.

— То-то и оно! А что до Рони, так ей надо тумаков еще не раз давать, а то повадилась деньги припрятывать! Думает, самая хитрая здесь! Не жалейте ее, сударыня.

Валери вернулась к вечеру. Она принесла ужин. Женька сначала молча смотрела на ее округлую фигурку, а потом спросила:

— Ты всю жизнь собираешься провести в чужих номерах, Валери?

— Я больше ничего не умею, госпожа, а мыть полы, как Жюстина, не хочу.

— А если подцепишь что или забеременеешь?

— На все воля божья, госпожа.

— … Послушай, а господин де Шале… он тоже…

— Что, госпожа? — потупила бархатный взгляд девочка.

— Нет, лучше не говори ничего, — вдруг испугалась чего-то Женька.

— Господин де Шале обещал, что пристроит меня к какой-нибудь знатной даме. Поговорите с ним об этом, госпожа. Я ведь всегда делала все, что он хотел.

У фехтовальщицы слегка свело скулы, будто она долго жевала кислое яблоко, которое, не дождавшись созревания, сорвала с ветки.

— Хорошо, поговорю, — сказала машинально девушка и отослала Валери прочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кровать в гостинице была жестковатой, но не только это не давало Женьке уснуть, — она продолжала думать о Валери, будто старалась пристроиться к какой-то новой системе координат и, если не принять, то хотя бы понять ее существование, но у нее ничего не получалось. Рони оставался в ее глазах грязным сутенером, Аманда жадной циничной теткой, Валери блудливой глупой овцой, а Генрих де Шале… Женька поморщилась, словно завоняло тухлым яйцом, потерла шею, которую он когда-то прокусил, и с легким стоном повернулась на другой бок, но там тоже было не лучше.

Маркиз приехал на следующий день после полудня. Цезарь открыл перед ним дверь и, одетый, как всегда, с иголочки, фаворит короля вошел в номер с таким благодушием на лице, будто все утро раздавал милостыню.

— Ну вот! Я жив, сударыня! Правда, вымок вчера, как бродячий пес! Отчего вы хмуритесь? — не понял де Шале направленный на него суровый взгляд.

— А вы и есть пес!

— Вы не выспались? Вам нагрубила Аманда, или подали отвратительный завтрак? Что случилось, сударыня?

— Я слышала, вы обещали устроить будущее Валери.

— Будущее Валери? Обещал? Когда?

— Когда покупали ее у Рони.

— Ах, это?.. Да, я что-то говорил этой миленькой кошечке.

— Вы обещали устроить ее к знатной даме.

Де Шале засмеялся.

— Наверное, был сильно пьян. Куда ей к знатной даме? От нее кабаком несет за квартал, к тому же она неграмотная… Оставьте ее, Жанна. Она устроится и без нас, хотя жаль, если она уйдет отсюда, у нее такие ласковые пальчики.

— Вы!.. Ты!.. Скотина! Скотина! — не выдержала и бросилась на маркиза фехтовальщица.

Де Шале нападения не ожидал, поэтому не успел увернуться. Удар ее кулака пришелся по носу. На пол тотчас закапала кровь. Испуганный Цезарь забегал вокруг хозяина с платком.

— Хулиганка! — то ли всхлипнул, то ли усмехнулся фаворит короля, схватив у пажа платок и зажав им ноздрю. — Когда вы, наконец, скинете с себя провинциальную одежонку?

— Замолчите, а то еще получите!

Девушка нервно ходила по комнате и теребила охотничий нож, что висел у нее на поясе.

— От жизни в лесу вы, по-моему, совсем одичали, — продолжал маркиз, усевшись на стул и задрав голову.

— Это вы здесь одичали!

— Мой нос потерял девственность… Признаться, меня еще никогда не били в столь уязвимое место, а сам я, право, разбил немало носов! Помнишь того бездарного писаку, Цезарь? Ему тоже не понравилось, что я охотно отдаюсь во власть своих желаний… будто у него они другие! Я бы еще простил этого мерзавца, будь он сколько-нибудь талантлив, но писать обо мне слабо! Жанна, что вы делаете?

Женька вытащила из ларя баул.

— Ухожу. Здесь мерзко.

— Куда же вы пойдете?

— В другую гостиницу.

— Там вы найдете то же самое.

— Тогда я буду снимать комнату.

— На какие деньги?

— Это вас не касается!

— Не спешите убегать, мой Ангел Возмездия! Во-первых, не стоит так сердиться на меня всего лишь за то, что я посадил миленькую девочку к себе на колени.

— Какие колени? Вы все врете, сударь!

— Ну, это ваше право, верить мне или нет. Или, может быть, вы просто ревнуете?

— Что?!

— Тише-тише! Давайте пока забудем об этом. У меня для вас неплохая новость, Жанна.

— Какая новость? — мрачно глянула фехтовальщица, во рту которой все еще стоял непроходящий вкус «кислых яблок».

— Я рассказал королю о Марии Гонзалес и теперь могу вполне легально бывать в «Привале странников», чтобы поддерживать эту даму, то есть, вас.

— Это неплохая новость для вас, а не для меня, сударь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это еще не все. Король сказал, что окажет вам помощь, если она вам понадобится, найдет надежное укрытие, но, самое главное, он дал мне денег для вашей поддержки.

Женька поставила баул на пол.

— Денег, говорите?

— Да, но они будут у меня.