Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

В храме было малолюдно, но священник читал проповедь по всем правилам. Под его тягучий ровный голос фехтовальщицу стало клонить в сон, но де Шале и тут не дал ей покоя.

— Вы что, Жанна? — дохнув горячим дыханием, шепнул он прямо в ее ухо. — Я тут усердно благодарю нашего великого Творца за то, что на грязной жизненной дороге он подбросил мне вас, а вы засыпаете прямо у него на глазах!

— Поблагодарите лучше сатану, сударь, и дайте мне поспать. Вы совершенно измучили меня ночью!

— Ну-ну, не отчаивайтесь, — тихо засмеялся де Шале. — Все наши лучшие ночи еще впереди!

— Да-да, — пробормотала фехтовальщица и снова привалилась фавориту короля на плечо.

После мессы маркиз повез ее в Булонский лес. Там он нашел безлюдное местечко и приказал расстелить на траве скатерть. Женька в ожидании обеда прилегла рядом на траву, но как только коснулась головой мягкой зеленой подушки, тотчас уснула. Ей снилось, что она летает, взмахивая своим плащом словно крыльями, а потом падает на зеленый луг. Становится больно в руке, кто-то смеется… Девушка открыла глаза, встряхнула затекшей от неудобного положения кистью и посмотрела кругом. Она была в том же лесу. Де Шале сидел рядом и жевал пирожок.

— Наконец-то, — улыбнулся он. — Я уже думал, что вы проспите до вечера. Хотите есть, Жанна?

— Хочу.

— Берите пирожки. Вот еще жареная дичь и вино. Цезарь, налейте госпоже вина.

— Я хочу умыться, — сказала фехтовальщица, пощупав рукой лицо. — Я, наверное, ужасная.

— Ужасная, но я люблю вас и такой.

— Что?.. Любите? Когда это вы успели?

— Так еще там, в «Парнасе», когда вы тыкали в меня шпагой пьяного мушкетера. Вы достали меня до самой печенки.

— Смеетесь?

— Я смеюсь над собой. Не верите?

— Не знаю… Разве говорят о любви вот так?

— Как?

— Хихикаете, жуете пирожок… а я только проснулась и вообще еще ничего не соображаю.

— Это хорошо. Соображать — женщине не к лицу. Я как раз решил воспользоваться этим, — засмеялся фаворит короля.

Женька выпила вина, которое подал в маленьком серебряном стаканчике Цезарь, потом пощупала горячую щеку.

— Что у меня здесь? Опухоль?

— У вас мантилья отпечаталась на лице, когда вы на ней лежали.

— Что вы смеетесь?

— Так это же смешно, Жанна!.. Этакая каллиграфия!

— Да ну вас, де Шале!

— Цезарь, проводите прекрасную девушку к ручью. Ей надо немедленно смыть эти «ведьмины знаки», а то нас не пустят в город.

Умывшись и поев, Женька почувствовала себя лучше. У де Шале снова заныла нога, и они вернулись в «Привал странников», где маркиз продолжал забавляться попытками фехтовальщицы за ним ухаживать.

Лабрю осмотрел рану и сделал перевязку.

— Дело, как будто идет на поправку, но еще требуется денек полежать, — резюмировал он.

— Я под превосходным присмотром, сударь. Так не ухаживала за мной даже моя матушка.

— Ничего-ничего, — сказала угрожающе девушка, — как только господин Лабрю скажет, что вы здоровы, сударь, сразу же получите от меня пинка под зад и выкатитесь в Лувр под крылышко вашему корольку.

— Я хорошо заплачу Лабрю, и он некогда этого не скажет, — смеялся в ответ Генрих.

— Тогда пинка получит и господин Лабрю.

— Да, дилемма, — с улыбкой качнул головой врач.

Под вечер маркиз отослал Цезаря с экипажем прочь, отчего Женьке опять пришлось спать на ларе. Де Шале предлагал ей лечь рядом с ним, но она упорно отказывалась.

Кроме стоических попыток фехтовальщицы оздоровить фаворита короля последнего очень забавляли те же решительные усилия вывести из тьмы заблудшую душу Валери. Занятия чтением последние два дня продвигались трудно. Девочка забыла половину букв, а когда, наконец, вспомнила, никак не могла понять секрет связывания их в слоги. То ли это было оттого, что каждый раз Рони продолжал бесцеремонно уводить ее с собой, то ли оттого, что во время урока девочка чаще посматривала на маркиза де Шале, чем в «Жития святых». В итоге Женька поругалась и с Рони, которого поддерживала Аманда, и с фаворитом короля, но ни с той, ни с другой стороны ничего не добилась. Рони продолжал смотреть зло и насмешливо, а Генрих просто насмешливо, и оба не уступили ни кусочка своей территории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На третий день за маркизом приехал управляющий и увез его домой. Женька тут же позвала Валери, но занятия на этот раз ей самой не принесли ничего, кроме раздражения. Девочка казалась тупой и ленивой, а тексты, по которым она училась, угнетали своей назидательностью.

Под вечер к фехтовальщице вдруг зашел Рони.

— Оставьте Валери. Матушка недовольна, — сказал он.

— А если не оставлю?

— Тогда может случиться какое-нибудь несчастье.

— Какое несчастье?

— Да мало ли какое? — улыбнулся выстуженной улыбкой Рони. — В этой комнате вот так же испанка одна ночевала. Ее тоже господин де Шале содержал, а потом хватился — и нету!

— Что значит «нету»?

— Исчезла.

— Так она… не уехала?

— Может быть, и уехала, но бывает и так, что люди просто исчезают, госпожа.

Рони ушел, а Женька положила толедский стилет под подушку. Она поняла, что слова Рони об исчезновении Марии Гонзалес были сказаны не только с целью ее припугнуть. «Он что-то знает… или сам замешан, — подумала она и, вспомнив, как парень возился с Амандой в углу конюшни. — Нужно выбрать момент и сходить посмотреть, что там».

Ночью фехтовальщицу разбудил какой-то странный в это время звук. Она открыла глаза. У ее кровати стоял Рони. Он держал в одной руке ночник, а в другой связку ключей. Позвякивая ими, сын хозяйки молча смотрел на девушку и ничего не предпринимал.

Быстро сообразив, что это не призрак, Женька резко села, выхватила из-под подушки стилет и выставила вперед.

— Не подходи!

— Я не подхожу, госпожа.

— Что ты тут делаешь?

— Проверяю, все ли в порядке. Матушка послала.

— Уходи. У меня все в порядке.

— Тише-тише, не шумите так. Я уже ухожу.

Рони улыбнулся и вышел, а Женька еще какое-то время сидела со стилетом в руке, чувствуя, как напряжение отпускает ее и горячим воском стекает в занемевшие пальцы. Она поняла, — Рони пришел не с проверкой, это было продолжение угрозы. «Надо будет в следующий раз забаррикадировать дверь на ночь. Ничего-ничего, вы еще меня не знаете!»

Полет мысли

На следующий день был праздник Воздвиженья Креста Господня, и под предлогом съездить на площадь, фехтовальщица снова прошла в конюшню. Там прибирался Любен, второй сын Аманды. Лицом он был простоват, костью широковат, смотрел без всяких подвохов и не выходил за границы своих обязанностей.

— Что вы хотели, госпожа? — спросил Любен.

— Мне нужна Саломея.

— Лошадь ваша сегодня не годна для выезда. У нее стерлась подкова, нужно отвести ее в кузню.

— Так отведи.

— Слушаюсь.

Любен увел лошадь в кузню, но в конюшню зашел и начал чистить лошадей другой работник. Женька стала ждать, когда он закончит. Ее интерес заметил вышедший во двор Рони.

— Вы снова здесь ходите, госпожа?

— Я хочу посмотреть лошадей.

— Нечего тут смотреть, это не ярмарка. Идите лучше на площадь, там есть развлечения.

В словах Рони, хоть и неприязненных, был свой резон. В воздухе гостиницы повисло тяжелое напряжение, от которого надо было немного передохнуть, и Женька на некоторое время вышла на праздничные улицы. Потолкавшись пару часов среди оживленной толпы и посмотрев ярмарочное представление бродячих актеров на ближайшей рыночной площади, она вернулась в «Привал странников» готовая к новому бою.

В трапезной уже набился веселящийся народ. Старшая дочь Аманды долговязая Жюстина разносила напитки, а Валери сидела на коленях очередного вельможи, который разговаривал с Рони. Женька поняла, что они договариваются о цене и подошла ближе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мне нужна Валери, — сказала она.

— Вы опоздали, госпожа, — усмехнулся Рони. — Валери сегодня занята.