Война и честь (Война Хонор) - Дэвид Вебер

Ей казалось, что она тонет, сокрушенная водопадом эмоций, извергавшихся из них обоих. Она закрыла глаза, пытаясь обрести хотя бы хрупкую иллюзию покоя. Тщетно. Ей некуда было отступить, нечем было заглушить обостренную чувствительность и интуицию, она не могла оборвать возникшую связь. Вырвавшиеся из-под контроля встречные потоки эмоций сметали все на своем пути, многократно усиливались, резонируя друг с другом и создавая причудливый эффект обратной связи, а мысли остались где-то далеко, за керамобетонной стеной. Она ощутила присутствие Нимица, которого несло бок о бок с нею, словно древнее китобойное судно, влекомое раненым китом, — китобои со Старой Земли называли такие случаи “Нантакетской санной гонкой”, — и её душевное смятение волокло кота за собой, словно погружающийся кит, ищущий спасения от вонзившегося гарпуна в океанской пучине, и с она тоже ничего не могла поделать.

А на дне этого водоворота был Хэмиш, всегда Хэмиш, источник всего того, что должно было стать чудом, но обернулось болью и страданием. Человек, который позволил себе наконец узнать, как глубоко они любят друг друга, И который абсолютно точно знал, что она абсолютно точно знает, как глубоко он любит свою жену. И который невыносимо страдает, понимая, что, позволив себе полюбить их обеих, он стал предателем по отношению к обеим любимым женщинам. И этот человек отчаянно желал, чтобы она приняла его невероятное предложение.

Хонор колебалась, не зная, что делать: согласиться было слишком страшно, отказаться — не хватало сил. И в этот момент, зависнув в нерешительности, она вдруг ощутила нечто новое. Нечто такое, чего никогда не встречала.

Широко раскрыв глаза, она обернулась к Саманте. Подруга Нимица замерла, припав к земле. Эмоции кошки обрушились на Хонор ревущим ураганом, перекрыв её собственные чувства. Хонор часто ощущала присутствие Саманты — “мыслесвет”, как назвали это древесные коты, когда научились разговаривать знаками, — но ничего подобного она не испытывала ни разу. Ничего столь же мощного и неудержимого. Сейчас оно с ревом сметало всё на своем пути, вибрируя от потрясения, которое испытывала Саманта... Да, там были потрясение, и встреча с чем-то новым, и пугающая, звенящая радость, и чувство ошеломленного узнавания.

Слишком многое происходило одновременно, слишком сильное давление обрушивалось на неё со всех сторон, чтобы Хонор могла отчетливо различить, что происходит, но она чувствовала, что Саманта куда-то тянется. Вытягивается... Ни в одном человеческом языке не было слова, способного обозначить то, что делала кошка в это мгновение, и Хонор понимала, что никогда не сможет объяснить это даже самой себе, но в это самое мгновение полыхнула короткая вспышка прозрения. Она длилась ровно столько, чтобы Хонор успела вскрикнуть, не понимая даже, что делает — в ужасе протестует или, наоборот, разделяет чью-то радость.

Впрочем, неважно, что это было. Она не могла предотвратить происходящее, как не могла остановить движение Мантикоры по её орбите. Все уже свершилось. Тремя парами глаз — своими, Нимица и, главное, Саманты — она увидела, как голова Хэмиша Александера повернулась к кошке. В холодных как лед голубых глазах плескался огонь изумления и недоверия, а потом он протянул руку, и Саманта с пронзительным, радостным мявом взлетела с пола в его объятия.

Глава 12

— Как это могло случиться?

Это было первое связное предложение, которое смог произнести Хэмиш Александер за десять минут. Он прижимал к себе мурлыкавшую на весь спортзал кошку так, будто она была величайшей драгоценностью во всей вселенной, а его голубые глаза светились изумлением и нарастающей радостью. Что с ним произошло, он понял сразу, ибо провел достаточно времени в обществе Хонор и Нимица — и Саманты, — а также Елизаветы и Ариэля. Он понял, что его приняли. Но знать, как это называется, и испытать, что это значит на самом деле, — далеко не одно и то же.

Хонор таращилась на него, все еще не в силах справиться с собственным потрясением. В отличие от графа, она была одним из самых авторитетных специалистов по древесным котам среди современников. За столетия жизни на Сфинксе древесные коты приняли стольких представителей клана Харрингтон, что ни одна другая семья и близко не могла с ними сравниться. После встречи с Нимицем Хонор провела немало времени за чтением дневников ранее принятых родственников. Не говоря уже о том, что там нередко попадались предположения и гипотезы, никогда не обсуждавшиеся публично, эти дневники были бесценным кладезем знаний из первых рук. Кроме того, Нимиц и Саманта стали первыми древесными дотами в истории, овладевшими языком жестов, и теперь Хонор проводила бессчетные часы, “слушая” подробные рассказы о жизни и обычаях общества котов, которые даже её предкам были известны лишь благодаря наблюдениям со стороны.

И её осведомленность была одной из многих — очень многих — причин нового потрясения. Насколько ей было известно, до сих пор такое случалось лишь в редчайших случаях, например, с принцем-консортом Джастином, которого принял Монро, прежде связанный с отцом королевы Елизаветы. Обычно коты узнавали “своих” людей практически мгновенно, при первой же встрече. Монро в тот вечер, когда Джастин впервые оказался рядом с ним после убийства короля Роджера, был едва жив, совершенно разбит и подавлен. Он практически ничего не воспринимал, даже присутствия скорбящих родственников убитого — до того момента, когда предатель и убийца, намеревавшийся убить и Джастина, имел глупость оказаться в пределах его досягаемости. Мощная эмоциональная встряска, которую он и будущий принц-консорт испытали при отражении нападения убийцы, не только вернула Монро к жизни, но и привела к установлению между ними связи[18].

Но в тех случаях, когда кот не находился буквально на пороге смерти, он всегда распознавал в человеке, которому суждено было стать его “половинкой”... что-то вроде пустоты, которую необходимо заполнить. Но к Саманте это не относилось. Она встречалась с Хэмишем Александером десятки раз — и до сегодняшнего дня и усом не вела, выделяя его среди прочих.

— Я не знаю, — ответила Хонор и поняла, что это были первые слова, которые ей удалось выговорить после обрушившегося на неё оцепенения.

Граф наконец оторвал взгляд от Саманты, и Хонор, даже не обладая эмпатией, легко ощутила бы, как в поток радостных чувств вплетается испуг.

— Хонор, я...

Он осекся, и на его лице смешались печаль, сожаление, радость, смятение и тревожное предчувствие близких пугающих осложнений. Было видно, что нужные ему слова роятся где-то рядом, но ускользают, не давая ему описать водоворот эмоций, бушевавший в его душе. Но нужды в словах не было, и она лишь покачала головой, надеясь что лицо не выдаёт глубину её ошеломления... и ужаса.

— Я знаю, что это не вы придумали, — сказала Хонор, — и не Саманта, но...

Она опустила глаза на Нимица. Тот, потрясенный не менее глубоко, неотрывно смотрел на подругу, напрягшись всем своим длинным гибким телом, но, почувствовав на себе взгляд Хонор, тут же повернул голову к ней.

Ей захотелось заорать на него, и на Саманту тоже. Будь у нее лет десять на размышление, она и тогда не сумела бы изобрести лучший способ так чудовищно ухудшить нынешнее положение. Как только в новостях пройдет эта информация, скандал вокруг нее и Белой Гавани вновь разгорится с удесятеренной силой.

Хотя коты научились “говорить” с людьми почти четыре стандартных года назад, большинство обычных мантикорцев продолжали считать их просто чуть более сообразительными домашними животными, или, как максимум, находящимися на уровне маленьких детей. Да, конечно, люди слышали и даже абстрактно соглашались с тем, что это разумный биологический вид со сложной общественной организацией и древней культурой, и по прошествии нескольких десятилетий их, вероятно, и будут воспринимать как разумных, но пока древесные коты оставались для общественного мнения очаровательными пушистыми зверьками.

Следовательно, людей с легкостью убедят в том, что Саманта перешла к Хэмишу по одной-единственной причине: Хонор её попросту подарила. И объяснять, что произошло на самом деле, бессмысленно. Все заверения расшибутся о хитрую ехидную ухмылку: знаем мы ваши топорные отговорки, это же просто уловка соблазнительницы Харрингтон, которая состряпала новый предлог, чтобы не разлучаться с жертвой её преступной страсти.

И это было ещё не самое плохое. Было кое-что похуже. Нимиц и Саманта были супругами, связанными друг с другом во многих отношениях даже более тесно, чем Нимиц с Хонор. Разумеется, они могли расстаться на время, если того требовала военная обстановка (именно так тысячелетиями поступали воины-люди), но они не могли расстаться навсегда. Даже просить их об этом было бы жестоко и дурно с моральной точки зрения. Хонор не вправе была даже заикнуться о том, чтобы они перестали видеться, живя на одной планете. Однако расстаться с принятыми людьми коты тоже не могли, а теперь свой человек появился у каждого из них. Следовательно, они не смогут жить вместе... если только рядом не будут Хэмиш и Хонор.