Том 20. Письма 1887-1888 - Антон Чехов

Ваш А. Чехов.

Денег нет! О ужас! Как только приеду в Сумы, тотчас же сяду строчить мелочь.

——

Я хочу взять у Анны Михайловны аванс в размере пятисот (250 сейчас и 250 в июне). Даст?

Из Москвы в Курск идет почтовый поезд в три часа пополудни. Садитесь на этот поезд.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 18 апреля 1888

418. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)*

18 апреля 1888 г. Москва.

18 апр.

Дорогой Капитан! Получил и «Дачного мужа»*, и критику на мою «Степь». Итак, мы пантеисты!*, с чем Вас и поздравляю.

Выезжаю я из Москвы пятого мая. Успеете еще раз 5 написать мне и даже приехать на праздниках ко мне в гости. Если бы Вы не были трусом, капитан, то приехали бы.

Про Корша ничего не ведаю. Слухов никаких.

Осталось у меня 75 р…. С чем я поеду в Сумы? Если не дадут аванса, то застрелюсь.

У меня тоже есть «родственный клобок»*. Чтобы он не мешал мне, я всегда езжу с ним, как с багажом, и привык к нему, как к шишке на лбу. Гораздо покойнее и дешевле брать его с собой, чем оставлять дома… Впрочем, мой клобок, если сравнивать его с наростом, представляет из себя нарост доброкачественный, но не злокачественный. Клобок мой отлично шьет мне сорочки, отлично варит и всегда весел. Зимою клобок состоит из 8 человек, а летом из 5 (в том числе 2 прислуги). Во всяком случае мне чаще бывает весело, чем грустно, хотя, если вдуматься, я связан по рукам и ногам… У Вас, батенька, квартирка, а ведь у меня целый дом, хоть и паршивенький, но все-таки дом, да еще двухэтажный… У Вас жена, которая простит Вам безденежье, а у меня порядок, который рухнет, если я не заработаю определенное количество рублей в месяц, рухнет и повалится мне на плечи тяжелым камнем…

Впрочем, наплюве́ на это… Я оканчиваю скучнейшую повестушку*. Вздумал пофилософствовать, а вышел канифоль с уксусом. Перечитываю написанное и чувствую слюнетечение от тошноты: противно! Ну, да ничего… Наплюве́. Какую б мы глупость ни написали теперь, как бы ни мудрили над нами наши индюки критики, а через 10 лет мы уж не будем чувствовать этого, а потому, капитан, — вперед без страха и сомненья!* Читали Вы Бабикова (или Бибикова, Санхо Белинского*) воспоминания о Гаршине* во «Всем<ирной> иллюстрации»? Какая самолюбивая, приторная, кислая, хвастливая и нетактичная мочалка! Я завидую его апломбу и наивному самомнению, завидую его дружбе с Минским и его обожанию, доходящему до дизентерии, перед полубогом Ясинским… Он счастлив и доволен!

Прощайте и будьте здравы. Михайловский не так противен, как Вы думаете*, и не так страшен чёрт, как его размалевали нервы.

Ваш А. Чехов.

Чехову Ал. П., между 18 и 24 апреля 1888

419. Ал. П. ЧЕХОВУ*

Между 18 и 24 апреля 1888 г. Москва.

Столп злобы! О, иудино окаянство!

Во-первых, ты глупо сделал, что из 13 р. не взял себе 7*; во-вторых, магазин не должен рассуждать*, а ты не должен советоваться с ним о том, пора или не пора печатать «Сумерки». Печатать их пора.

Что касается ответа М. Суворина*, то он штаны. Возвращаясь из Питера, я не нашел своей книги ни на одной станции; на днях был на Нижегородском вокзале и тоже не видел. Барышни жалуются, что негде достать мою книгу. Один человек, очень знакомый, придя в магазин Суворина (в конце марта или в начале апреля) купить книгу, получил в ответ — «нет! нет!» При нем пришел другой за тем же и получил тот же ответ… Кто же прав? Я или ваша «контора контрафакции»? Я увольняю тебя на сей раз от письменного и устного объяснения с контрагентством. Поговорю сам, а ты молчи… В книжной торговле Суворина беспорядки свирепые… Так нельзя. Книга моя идет хорошо, т. е. требования на нее большие, а достать негде… Чёрт знает что!

Старичина обещал быть в Москве на этой неделе. Попрошу его, чтобы прогнал тебя, болвана. Ты провонял всю газету.

Неужели нельзя добиться правды в болезни А<нны> И<вановны>*? Что у нее нарыв где-то, я знал еще тогда, когда Кнох определил бугорчатку. Если нарыв в печени, то какой это нарыв? Не от камня ли, остановившегося на пути и закупорившего собою один из ductus’ов в паренхиме печенки? Страдала ли А<нна> И<вановна> раньше печеночными коликами?

5 мая наш караван двигается на юг в «г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой». Мишка сегодня уехал*. На днях оканчиваю повесть* для «Сев<ерного> вестника»… С мая по сентябрь не буду писать ничего крупного. Займусь мелкой работой, по коей скучаю.

Деньги на проезд есть, а что будем кушать в Сумах про то не знаю… Буду ловить рыбу и ею питать своих престарелых родителей.

Сними штаны и высеки себя. Остаюсь недовольный тобою

Благороднов.

Баранцевичу К. С., 20 апреля 1888

420. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ*

20 апреля 1888 г. Москва.

20 апр.

Добрейший Казимир Станиславович!

Получил сегодня письмо от Альбова; отвечаю Вам, а не ему, потому что моя пакостная память, не удерживающая имен, и на сей раз повергла меня в конфуз: я забыл его имя и отчество, а обращение «милостивый государь» не годится. Ну, да это всё равно.

Содержание письма Альбова Вам, конечно, известно. Я всей душой рад служить Вам так, как Вы хотите; быть «нежелательным исключением» неприятно, но что я могу сделать? До Пасхи я не успею написать ни одной строки, так как связан по рукам и ногам паршивой повестушкой, к<ото>рую должен во что бы то ни стало кончить к Пасхе, иначе останусь на всё лето без пнёнзов. В первые 3–4 дня Пасхи писать серьезно нет возможности по причинам Вам, человеку семейному, известным… Тотчас же после Пасхи я должен укладываться и ехать. В Украйне первые 5–6 дней пойдут на привыкание к новому месту и на всякие домашние хлопоты. Судите, когда же я успею исполнить Ваше желание, да еще в скорейшем времени? Пожалуй, среди суматохи, праздничного головокружения и дачного переполоха можно урвать час-другой и засесть за письмо, но ведь это выйдет не работа, а уж чёрт знает что…

Итак, при всем моем искреннем желании показать на деле свое сочувствие, я не могу обещать Вам желаемого. Может быть, напишу что-нибудь, а может быть, и нет… «Беглеца», конечно, пришлите назад* (заказной бандеролью). Я не генерал и не желаю среди своих коллег являться привилегированным существом, для которого позволительны исключения. Как все, так и я. Коли все или большинство дадут уже напечатанное, тогда «Беглец» мой годится, если же сборник будет всплошную состоять из свежего товара, то, конечно, «Беглецу» по шапке.

Поклонитесь Альбову, поблагодарите за письмо и попросите, чтобы извинил меня за вышеписанное беспамятство.

Ваш А. Чехов.

Тихонову В. А., 21 апреля 1888

421. В. А. ТИХОНОВУ*

21 апреля 1888 г. Москва.

21 апрель 88.

Милостивый государь Владимир Алексеевич!

Приношу Вам мою сердечную благодарность за книгу и за лестную надпись на ней*.

Я видел некоторые Ваши пьесы на сцене и достаточно знаком с Вашим талантом, а потому, пожалуйста, не подумайте, что Вы посылали книгу человеку, который не знает и не ценит Вас, и верьте мне, что Ваше внимание тронуло меня. Мне хочется отплатить Вам тем же, но, к сожалению, в настоящее время у меня дома нет ни одной моей книги. Пришлите мне Ваш адрес, и я постараюсь возможно скорее поквитаться с Вами*.

Если будете в Москве, то убедительно прошу Вас пожаловать ко мне. Застать меня можно во все времена года (кроме лета)* днем до 2-х часов и вечером от шести до двенадцати. Я был бы очень рад познакомиться и поблагодарить Вас словесно.

Позвольте пожелать Вам успеха и здоровья и пребыть искренно уважающим

А. Чехов.

Кудринская Садовая, д. Корнеева.

* Мой летний адрес: г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой.

Корнееву Я. А., 21 или 23 апреля 1888

422. Я. А. КОРНЕЕВУ*

21 или 23 апреля 1888 г. Москва.

Антон Павлович Чехов поздравляет с причастниками и от души желает всего хорошего. Затеваем на праздниках олимпийские игры в нашем дворе и, между прочим, хотим играть в бабки. Где их можно достать, и имеются ли в Москве в продаже свинчатки*?