Том 20. Письма 1887-1888 - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получил я от Лемана письмо; он извещает, что «мы (т. е. все вы, питерцы) согласились» печатать объявления друг о друге в своих книгах, приглашает меня согласиться и предостерегает, что можно в число избранных «включать лишь лиц, более или менее солидарных с нами». В ответ я послал согласие и вопрос: «Откуда вам известно, с кем я солидарен и с кем не солидарен?» Как у вас в Питере любят духоту! Неужели вам всем не душно от таких слов, как солидарность, единение молодых писателей, общность интересов и проч.? Солидарность и прочие штуки я понимаю на бирже, в политике, в делах религиозных (секта) и т. п., солидарность же молодых литераторов невозможна и не нужна… Думать и чувствовать одинаково мы не можем, цели у нас различные или их нет вовсе, знаем мы друг друга мало или вовсе не знаем, и, стало быть, нет ничего такого, к чему могла бы прочно прицепиться солидарность… А нужна она? Нет… Чтобы помочь своему коллеге, уважать его личность и труд, чтобы не сплетничать на него и не завистничать, чтобы не лгать ему и не лицемерить перед ним, — для всего этого нужно быть не столько молодым литератором, сколько вообще человеком… Будем обыкновенными людьми, будем относиться одинаково ко всем, не понадобится тогда и искусственно взвинченной солидарности. Настойчивое же стремление к частной, профессиональной, кружковой солидарности, какой хотят у вас, породит невольное шпионство друг за другом, подозрительность, контроль, и мы, сами того не желая, соделаемся чем-то вроде иезуитских социусов друг у друга… Я, милый Жан, не солидарен с Вами, но обещаю Вам по гроб жизни полную свободу как литератору; то есть Вы можете писать где и как угодно, мыслить хотя бы на манер Корейши, изменять 1000 раз убеждениям и направлениям и проч. и проч., и человеческие отношения мои к Вам не изменятся ни на один гран, и я всегда буду на своих обложках печатать объявления о Ваших книгах. То же самое могу я пообещать и прочим моим коллегам, того же хотел бы и для себя. По-моему, это самые нормальные отношения. Только при них возможны и уважение, и даже дружба, и сочувствие в тяжелые минуты жизни.
Однако я заболтался. Да хранит Вас небо!
Ваш А. Чехов.
Сергеенко П. А., 4 мая 1888
432. П. А. СЕРГЕЕНКО*
4 мая 1888 г. Москва.
Москва, Кудринская Садовая, д. Корнеева (зимний адрес) 88, V, 4.
Только сегодня получил твое письмо, милейший Йорик*; где оно пропадало половину апреля, не вем. Очень рад, что ты имеешь о кое-чем поговорить со мной; очень рад буду и послушать*. Спешу сообщить свой летний адрес: г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой.
Лето я думаю провести в Украйне и уже нанял себе берлогу на реке Псле. Завтра еду туда с фамилией.
Насчет Афона бабушка еще надвое сказала, хотя съездить очень хочется. В мае ехать не стоит, жаль потерять русское лето, которое я очень люблю. Если поеду, то в октябре — так советует сын Суворина, Алексей Алекс<еевич>, с которым мы уговорились ехать вместе.
Будь здоров.
Твой А. Чехов.
Если летом буду в Одессе*, то не откажи подарить часок времени: поболтаем. В начале июня я поеду вниз по Днепру до Одессы, из Одессы в Крым.
Тихонову В. А., 4 мая 1888
433. В. А. ТИХОНОВУ*
4 мая 1888 г. Москва.
Уважаемый Владимир Алексеевич!
Укладываюсь в путь, а потому, простите, тороплюсь и пишу на бланке. Не дождавшись Вашего дачного адреса, рискую писать в Поварской пер<еулок>, где Вас, быть может, уже нет давно…
Ваше желание — писать мне — меня радует*. Вот Вам мой летний адрес: «г. Сумы Харьков<ской> губ., усадьба А. В. Линтваревой».
Пишите и благоволите прислать свой дачный адрес.
Уважающий А. Чехов.
На обороте: Петербург,
Поварской пер., д. 12, кв. 17
Владимиру Алексеевичу Тихонову.
Чехову Ал. П., 4 мая 1888
434. Ал. П. ЧЕХОВУ*
4 мая 1888 г. Москва.
4 мая.
Маленькая польза!*
Завтра я, мать и сестра едем на дачу. Вот наш адрес: «г. Сумы Харьков<ской> губ., усадьба А. В. Линтваревой».
Сюда благоволи адресовать письма и прочее. Сюда же приезжай и сам, когда уляжется твоя семейная суматоха.
Когда выйдет книга*, то распорядись, чтобы мне выслали 10 экземпляров.
Написал «субботник»*, но не переписал начисто; вышлю его из Сум.
Мишка в Таганроге.
Будь здрав и благополучен.
Твой А. Чехов.
Поклоны всем.
Чехову Ал. П., май, после 6 1888
435. Ал. П. ЧЕХОВУ*
Май, после 6, 1888 г. Сумы.
Сумы, Харьк. губ., усадьба А. В. Линтваревой.
Маленькая польза!
Я уже перебрался в Малороссию и живу в местности, обозначенной в заголовке. Живу на берегу Псла, ловлю рыбу и наблюдаю хохлов. Как-нибудь я опишу тебе здешнее бытье-житье, а пока поговорим о делах.
Получил ли ты мои два письма*, в которых я писал тебе о детях и о моей книге? Когда выйдет книга*, то 10 экз<емпляров> ее отправь мне посылкой (без доставки, конечно). Следующие редакции имеют право на получение ее: 1) «Вестник Европы», 2) «Русское богатство», 3) «Русский вестник», 4) «Север», 5) «Нива», 6) «Московские ведомости», 7) «Русская мысль», 8) «Неделя».
По экземпляру вручи Петерсену, Маслову, себе, Анне Ивановне Сувориной и Щеглову. Скажешь Маслову, чтобы он по вышеписанному адресу выслал мне свою новую книжку*.
Один экз<емпляр> послать Я. П. Полонскому, буде он в Питере. Если в Питере его нет, то узнай, буде это возможно, его летний адрес и сообщи мне.
Псел — приток Днепра. Очень широкая и глубокая река. Зелени по берегам тьма.
Ну, будь здоров. Пиши.
Твой А. Чехов.
«Северному вестнику» я пошлю книжку сам.
Чехову И. П., 7 или 8 мая 1888
436. И. П. ЧЕХОВУ*
7 или 8 мая 1888 г. Сумы.
Сумы.
Иван! Мы приехали. Дача великолепна. Мишка наврал*. Местность поэтична, флигель просторный и чистенький, мебель удобная и в изобилии. Комнаты светлы и красивы, хозяева, по-видимому, любезны.
Пруд громадный, с версту длиной. Судя по его виду, рыбы в нем до чёрта.
Передай папаше, что мы его ждем и что ему будет покойно. Бабкино в сравнении с теперешней дачей гроша медного не стоит. Один ночной шум может с ума свести! Пахнет чудно, сад старый-престарый, хохлы смешные, двор чистенький. Нет и следа лужи.
Жара ужасная. Нет сил ходить в крахмальной сорочке.
Поклонись всем и будь здоров. Ехать до Сум скучно и утомительно. Привези бутылку водки. Здешняя водка воняет нужником.
Я задержу здесь папашу на 3 недели. Очень уж хорошо!
Твой А. Чехов.
Река шире Москвы-реки. Лодок и островов много. Подробности завтра или послезавтра.
Баранцевичу К. С., 10 мая 1888
437. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ*
10 мая 1888 г. Сумы.
10 мая.
Добрейший Казимир Станиславович!
Я уже в Сумах, на лоне природы. Местность великолепная. Повторяю Вам свой адрес: г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой. Маршрут такой: Москва — Курск — Ворожба — Сумы — извозчик до усадьбы (30 коп.). Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
На обороте: Петербург,
Пески, 3 улица, 4, кв. 8
Казимиру Станиславовичу Баранцевичу.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 10 мая 1888
438. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)*
10 мая 1888 г. Сумы.
10 мая. Сумы Харьк. губ., усадьба А. В. Линтваревой.
Капитан! Я уже не литератор и не Эгмонт. Я сижу у открытого окна и слушаю, как в старом, заброшенном саду кричат соловьи, кукушки и удоды. Мне слышно, как мимо нашей двери проезжают к реке хохлята верхом на лошадях и как ржут жеребята. Солнце печет.
Сейчас я еду в город за провизией и на почту. Вернувшись из города, пойду на реку ловить рыбу. Река широкая, глубокая, с островами… Один берег высокий, крутой, обросший дубами и вербой, другой отлогий, усыпанный белыми хатками и садами. По реке шныряют лодки. Вчера, в Николин день хохлы ездили по реке и играли на скрипках. Кричат лягушки и всякие птицы. Кричит где-то в камышах какая-то таинственная птица, которую трудно увидеть и которую зовут здесь бугаем. Кричит она, как корова, запертая в сарае, или как труба, будящая мертвецов. Ее слышно день и ночь. По берегу ходят с удилищами хохлята*.
