Мозаика - Гейл Линдс

— Я догадывался, что вы будете следить за мной. Вы поступили совершенно по-идиотски, выйдя из машины.

— Звонок. Или я выстрелю.

— Вы даже не можете управлять рычагом переключения скоростей, — сказал ей Сэм. — И если бы вы не давили на меня, я бы все вам и так рассказал. Это же ради вас.

— Говорите!

Ее руки на пистолете дрожали от ярости.

Глядя на оружие, Сэм не терял самообладания.

— Когда на Семидесятой улице я перекрыл путь вашей «Норме» своим «Дуранго», нам удалось внимательно посмотреть друг на друга. Я почувствовал, что она узнала меня, а я смутно припомнил ее. Я не знал где или когда, помнил только, что видел ее в связи с Компанией. Поэтому я позвонил своему приятелю Пинку, потому что сам давно не занимался оперативной деятельностью. Я описал ему «Норму». Он сразу же узнал ее. Это Майя Стерн. Она была наемной убийцей Компании. Потом, четыре года назад, ушла и исчезла.

Джулия смотрела на него. Она хотела ему верить, но...

Сэм продолжал ровным голосом:

— Послушайте, я не дал вам ни единого повода для недоверия. Все, что я делал, должно было помочь вам. Я говорю правду. Женщина, пытающаяся вас убить, — это бывшая наемная убийца ЦРУ по имени Майя Стерн. — Затем он сделал движение в ее сторону. — Хотите — верьте мне, хотите — нет, но нужно перевязать вам руки. Вы можете держать пушку и дальше. Я буду заниматься каждой рукой по очереди.

Болезненное внутреннее напряжение, похоже, улеглось, когда она смотрела, как он выкладывает из сумки на сиденье мази, бинт и пластырь. Пальцы у него были длинные и сильные, и в них чувствовалась какая-то властность. Когда он прочищал и бинтовал раны, Джулии казалось, что его прикосновения согревают кожу. Это смущало ее, но вместе с тем она вдруг поняла, что ей это нравится. Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней и дальше.

Злясь на себя, она подавила эти чувства и попыталась заглянуть в его серые глаза. Сейчас или раньше он был профессиональным шпионом. Можно ли было доверять тому, что она видела или чего не видела в нем? Ей хотелось доверять, потому что он был прав. Ей нужна была помощь. Она не могла водить эту машину. У нее не было с собой даже кредитной карточки. Она чувствовала себя бессильной из-за невозможности получить доступ к деньгам.

Он говорил мягким голосом:

— Держу пари, ваши руки чертовски сильно болят. Все эти нервные окончания. Я знаю, чем вы занимаетесь, Остриан. Знаю, что вы великолепная пианистка. Вас должна приводить в ужас любая травма рук. — Он улыбался ей, но дыхание перехватывало в горле. Он хотел и дальше смотреть на нее, на странное сочетание уязвимости и силы. — Вы знаете, я не лгу. Зачем? Единственно, ради чего я приехал встретиться с вами, была Янтарная комната. Что касается остального, то я знаю не больше вашего.

— Вам нравится работа в ЦРУ? — спросила она.

— Очень. Она нужна мне. Я верю в одно — в цели Лэнгли. Соединенным Штатам нужно разведывательное управление, и я рад, что вношу свой вклад в его дело.

— Куда вы хотите меня отвезти?

— Ко мне домой, в Александрию. Если вы оказались между Майей Стерн и полицией, вам лучше убраться из Манхэттена. Вам будет спокойнее у меня дома. А затем мы решим, что делать дальше.

Он закрепил марлевые повязки пластырем. Когда он закончил, ей вдруг стало жаль, что она больше не будет чувствовать его прикосновений. Но сейчас не до этого. Она взвешивала его план. Ей нельзя было возвращаться в свою квартиру. Манхэттен был небезопасен для нее. Она не могла ехать в Арбор-Нолл. Ей противно было думать об этом, но кузен Винс и дядя Брайс могли быть частью того, что происходило с ней. Остер-Бэй тоже мог быть опасным. У нее еще был пистолет, и, если даже Килайн врал, он все-таки был единственным человеком, с которым можно было иметь дело.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Но один фокус, одно неверное движение, и я стреляю. Я не очень-то разбираюсь в оружии, но я собираюсь быть достаточно близко к вам, чтобы свести этот фактор к нулю.

— Ладно, — улыбнулся ей Сэм. — Я думаю, это лучшее, на что мне остается надеяться. Оставайтесь здесь.

Ствол браунинга тут же подскочил вверх.

— Куда это вы собрались?

— Подправить номерные знаки. На случай, если кто-то засек штат и номер.

Он вышел прежде, чем Джулия смогла пошевелиться. Она приподнялась, молясь о том, чтобы полиции не оказалось рядом. Она видела, как его голова опускалась и поднималась в процессе работы.

Затем Сэм вернулся. Он бросил банку с краской и мокрую кисть в сумку и задвинул ее под сиденье.

— Никому не нужно знать, что я исправил штат.

Сэм завел двигатель и выехал на улицу. Когда они остановились на перекрестке, он посмотрел на нее. Она казалась призрачным пятном на полу, но он уже знал, что внешность обманчива. Она была сильна и в хорошей физической форме. Она была умна. И она была чертовски полна решимости справиться с ситуацией, которая настолько превосходила ее возможности, что он не мог себе этого даже представить.

— Я заключу с вами сделку, — сказал он. — Я расскажу вам все, что знаю, если вы расскажете мне все, что известно вам. Поскольку я уже говорил о Янтарной комнате и Винсе Редмонде, было бы честно, если бы теперь вы взяли слово. Потом вы можете задать мне любые вопросы, и я даже отвечу на них.

Он переключился на первую скорость, нажал педаль газа, и «Дуранго» включился в поток дорожного движения. Пока они ехали на запад, к туннелю, она рассказывала ему о том, что помнила. Говоря, она сдвинула колени, чтобы скрыть пистолет. Затем протянула перебинтованную руку и поставила браунинг на предохранитель.

26

21.20. СУББОТА

ОКРУГ ВЕСТЧЕСТЕР (ШТАТ НЬЮ-ЙОРК)

Лайл Редмонд сидел у окна и смотрел невидящим взором на холодные звезды, мерцающие серебром над скрытыми ночью холмами Вестчестера. Он нервничал и беспокоился. Поскольку священник ушел вскоре после обеда, старик стал продумывать дальнейшие действия. Ему было страшно. Он понимал всю серьезность и опасность ситуации. Если его поймают при побеге из этой тюрьмы, его сыновья могут решить, что он слишком опасен, чтобы оставаться в живых.

И все-таки он должен был попытаться.

За его спиной играло «Ночь и день» — одну из лучших мелодий Кола Портера тридцатых годов. Веселая музыка заставила его подумать о любви, о том, как он обожал Маргерит. Она была прелестной девочкой, но, даже когда стала старше и перестала его слушаться, он не стал любить ее меньше. Он никогда не заставлял ее подчиняться, как сыновей. Странно, но он полюбил ее еще больше за то, что она стала противиться ему. Ни один из мальчиков, даже так называемый мятежник Брайс, не имел смелости возражать ему так, как это делала Маргерит. До тех пор, конечно, пока он не состарился и они не смогли убедить молодого судью в том, что он свихнулся.

Устремив взгляд в ночь, он устало оперся на подлокотники, подперев щеку ладонью. Когда умерла его жена, Маргерит стала для него самой важной женщиной в жизни. На самом деле в Остер-Бэе не обходилось без женщин, на встречи с которыми он умудрялся ускользнуть, но у него был тайный вход в поместье, так что никто не мог с уверенностью подтвердить их существование. Это могло бы опозорить память жены.

Иногда он слишком много выпивал и возвращался в особняк со следами ночного свидания — пятна губной помады, запах духов на рубашке, — но никто из детей или персонала не застигал его врасплох. Его тайник был слишком хорош. Кроме того, были светские дамы в городе. Они были нужны ему не только для секса, но для больших мероприятий, которые устраивал Дэниэл Остриан, и для важных деловых вечеринок. Но эти блестящие женщины оставили столь малое впечатление, что он и не запомнил имен большинства из них. Ни одна не могла сравниться с его женой Мэри или позднее с Маргерит.

Он вздохнул, вспоминая все это, и посмотрел на часы. Ему нужно действовать. Было около половины десятого.

Он с усилием поднялся из кресла, выключил радио и надел купальный халат. Для того чтобы вырваться отсюда завтра вечером с отцом Майклом, ему нужно было украсть два ключа. И сейчас наступало самое удобное время. Персонал устал и уже не так внимателен, а мастерская, где под замком хранился набор ключей, использовалась для субботних развлечений.

Сердце колотилось. Он сунул свои старческие ноги в тапочки и прошаркал через холл. Огромная копна белых волос в свете флуоресцентных ламп выглядела как венец.

— Вы чувствуете себя лучше, сэр?

Начальник службы безопасности Джон Рейли появился там, где холл переходил в просторный вестибюль. Его лицо выглядело равнодушным, но Лайл заметил, что глаза не теряли бдительности. Рейли всегда наблюдал.

От этого у Лайла внутри возникало какое-то болезненное ощущение. На мгновение ему даже показалось, что он не сможет заполучить ключи. Он собрал все свое самообладание и провозгласил:

— Я чувствую себя так хорошо, как и следовало ожидать.