Мозаика - Гейл Линдс

28

12.44. ВОСКРЕСЕНЬЕ

ШОССЕ ИМЕНИ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА, ВАШИНГТОН

— И что из всего этого можно считать достоверным? — спросила Джулия.

Сэм только что направил свой «Дуранго» со скоростной кольцевой дороги на шоссе Джорджа Вашингтона. Машин было немного. Они ехали дальше на юг. Воображение Джулии было полностью поглощено историей Янтарной комнаты. Похоже, что во всей мировой истории не было другого произведения искусства, которое могло бы сравниться с ней по масштабу и красоте, и она теперь понимала, почему Сэм увлекся этим сокровищем и стремился его отыскать.

— По большей части все, — уверил ее Сэм. — Мы знаем, что после войны в подвале, где хранилась комната, куратор Кенигсбергского замка доктор Альфред Роде и советский искусствовед профессор Александр Брусов нашли только обуглившиеся фрагменты и большие медные петли. Мы знаем, что Гиммлер отличался ловкостью и предприимчивостью, когда дело касалось большого искусства. Поскольку комната была изготовлена для русских царей в Пруссии в начале XVIII века, она соответствовала его увлечению раннегерманским периодом. Мы знаем, что швейцарские банкиры не забывали о себе и заставляли союзников то запугиванием, то подкупом прекращать полномасштабные расследования их махинаций времен войны.

— Мне до сих пор с трудом верится, что швейцарские банкиры были такими непорядочными. Они обладают репутацией честных людей.

Слева от них река Потомак текла черной блестящей лентой, а за ней раскинулся город Вашингтон, сверкающий морем огней. Джулия и Сэм были измотаны, и, хотя они покинули Нью-Йорк, ни она ни он не чувствовали себя в полной безопасности. Разговаривая, они внимательно следили за машинами.

Сэм продолжал:

— После недавних разоблачений уже не обладают. Черт подери, получается, что Швейцария знала о крахе Центрального банка нацистов и о том, что золото, широкой рекой потекшее в швейцарские банки, было краденым. Похоже, что позиция Швейцарии заключалась в признании права нацистов на изъятие всего имущества в побежденных ими странах. Даже если это так, швейцарцы были прекрасно осведомлены о том, что масса ценностей была отнята у отдельных людей, в частности у евреев.

Джулия ничего не сказала, пытаясь осознать все сказанное. Затем выразила удивление:

— Если профессор Брусов и доктор Роде нашли эти обгоревшие фрагменты и петли в развалинах замка, а Советский Союз объявил, что Янтарная комната сгорела и больше не существует, вы вряд ли можете быть уверены в том, что она все-таки сохранилась.

— Может быть, не полностью, но все-таки уверен. — В сумраке лицо Сэма напряглось. — Видите ли, янтарь — это не полудрагоценный камень и даже не минерал. Это просто окаменевшая древесная смола, а значит, чистая органика. Органические вещества не выдерживают высокой температуры. При ста градусах янтарь начинает изменять свою структуру. При трехстах — плавиться. А при температурах в эпицентре взрыва бомб того времени — около тысячи градусов — янтарь просто испаряется. Превращается в газ.

— И исчезает бесследно.

— Правильно. Но стекло не испаряется. Стекло сплавляется в шарики и сохраняется навсегда.

— А! — кивнула она. — Вы говорили, что в этой комнате были зеркальные пилястры...

— Вы попали в точку. — От возбуждения у него перехватило голос. — Куратор замка и советский историк не нашли янтаря. Это важный факт, поскольку зажигательная бомба разрушила замок и сожгла подвал. И если ящики и янтарные панели сгорели бы, то никакого признака янтаря, конечно, не было бы. Но они не нашли и шариков расплавленного стекла. Ничего. Ни капли.

Джулию впечатлила его логика и внимание к деталям.

— А это означает, что раз не было никаких следов стекла или зеркал, то не было никаких серьезных доказательств того, что и комната была там.

— Точно. — Он энергично кивнул. — Даже если бы кто-то производил поиски среди развалин замка до того, как туда попали советские солдаты, он вряд ли озаботился бы вывозом шариков расплавившегося стекла, не так ли? Нет, там не было расплавленного стекла, потому что Янтарная комната исчезла оттуда до пожара. Кто-то, согласно местной молве, вывез ее на грузовиках.

— И вы думаете, что Генрих Гиммлер и был тем человеком, который украл Янтарную комнату.

Джулия ощутила его волнение, как собственное.

— В то время он был единственным, у кого была власть, средства и интерес. За исключением, естественно, самого Гитлера, но к этому времени фюрер утратил последнюю власть над реальностью.

Джулия обдумывала все сказанное.

— Так вы говорите, что швейцарский банкир... Сельвестер Маас... взял панели и все остальные ценности. Если они имеют для вас такое значение, почему бы вам не полететь в Цюрих и не расспросить его или его семью? Думаю, что сейчас он очень стар, но может быть, все-таки жив.

Лицо Сэма помрачнело.

— И я так думал двенадцать лет назад, но Маас был убит через месяц после окончания войны. Его жена умерла в начале восьмидесятых, еще до того, как я узнал о нем и Гиммлере. Видите ли, в середине восьмидесятых я работал в Берлине. Именно тогда я и провел большую часть своих расследований и выстроил схему относительно Гиммлера и того, что я назвал «вторым кладом Гиммлера». Когда я попал в Цюрих, Маас уже давно был мертв, а его банк отрицал, что имел какие-то сведения о Генрихе Гиммлере. Но я нашел ушедшего на пенсию компаньона, который признал, что Гиммлер был самым крупным клиентом Мааса. Счет Гиммлера — второй клад — был переоформлен на имя Роджера Бауэра. Подпись Гиммлера присутствовала на передаточной карточке, но компаньон всегда считал ее фальшивой.

— Вы думаете, что ее подделал этот банкир, Маас?

— Выглядит логично.

Сэм повернул «Дуранго» на юго-запад — приближалась Александрия.

— А как насчет наследников Мааса?

— У него были три дочери, которые тоже уже умерли. Был еще и сын. Но он исчез.

Сэм колебался. Он знал, что с Остриан он вступает на очень зыбкую почву. Он не представлял, насколько для нее была важна семья. И тем не менее он должен был выяснить все, что она знала.

— Я узнал одну интересную вещь... Когда цюрихская полиция расследовала убийство Мааса, она допрашивала молодого капитана армии США. Его звали Дэниэл Остриан.

— Это и есть та связь? С моим дедом?

— Та самая.

01.22. ВОСКРЕСЕНЬЕ

АЛЕКСАНДРИЯ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)

Сэм жил в высоком кирпичном многоквартирном доме недалеко от Кинг-стрит и поблизости от старой части Александрии. В нескольких кварталах от его дома стояли постройки восемнадцатого века, где когда-то основатели страны делали покупки, обедали и участвовали в богослужениях. Его привлекли непринужденный дух старого города и уважение к истории. Но когда он ехал к дому, поймал себя на том, что настороженно осматривает полуночную улицу со столетними дубами и платанами. Их огромные голые ветви скрипели и раскачивались от сильных порывов ветра.

— Что же вам сказал дедушка Остриан? Голубые глаза Джулии сузились.

— В то время он был послом США в Нидерландах, и мне было сказано, что он очень занят. Я встретился с ним в посольстве. Прежде чем выгнать меня, он сказал, что в те дни вокруг Цюриха ходило множество слухов и что Маас пользовался дурной славой. Он утверждал, что знал все об этом, так как перед самым окончанием войны был назначен на германо-швейцарскую границу. Вы что-нибудь слышали об этом?

— С трудом припоминаю.

Сэм кивнул:

— Он сказал, что не знал Мааса и то, что его уволили в Цюрихе именно тогда, когда был убит Маас, — чистое совпадение. По его утверждению, случилось так, что он оказался в одном баре с Маасом за час или около того до убийства.

— Вероятно, он был прав. Если бы в этом было что-то еще, полиция бы его задержала.

— Не обязательно. Вспомните, какие были времена. Даже в Швейцарии насилие стало обычным делом. Люди по всей Европе и в Советском Союзе голодали, и у многих не было жилья. Многие просачивались через границу в Швейцарию, самую богатую страну, в надежде выжить. Естественно, было множество преступлений, и полиция работала на пределе возможностей.

Ее голос стал на десять градусов холоднее. Однако, несмотря на возмущение, она ощутила укол страха.

— Если вы говорите, что мой дед знал этого Роджера Бауэра...

— Он утверждал, что не знал. Но мне хотелось бы выяснить, знал ли он больше того, что говорил мне или швейцарской полиции.

Джулия почувствовала, как странная тревога охватывает ее сердце.

— Мой дедушка был филантропом. Вы знали об этом? Он поддерживал культурные учреждения. Музеи. Консерваторию. Центр Кеннеди.

— Откуда у него деньги?

У нее пересохло в горле.

— Он унаследовал их. Острианы — старое американское семейство. Он учился в Андовере и Гарварде, как и мой отец. После войны он встретил другого моего деда, Лайла Редмонда. Дедушка Остриан субсидировал их партнерство. Они построили множество предприятий обслуживания и торговых центров по всему побережью.