Ключъ - Марк Алданов

"Богъ съ ними, со всeми!.. О чемъ я думалъ?.. Да, лeтъ пять еще могу прожить... Что же я буду дeлать? Мемуары писать?" -- спросилъ себя онъ. Эта шаблонно-ироническая мысль о мемуарахъ {308} его кольнула: онъ самъ часто смeялся надъ сановниками, садящимися за мемуары тотчасъ по увольненiи въ отставку.-- "Даже заграницу уeхать нельзя изъ-за войны... Воевать вздумали, ну, повоюйте, посмотримъ, что изъ этого выйдетъ... Въ деревнe поселиться? Скучно... Да и имeнiя-то безъ малаго двeсти десятинъ"... Федосьевъ вспомнилъ, что въ революцiонныхъ прокламацiяхъ говорилось, будто онъ всякими нечестными путями нажилъ огромное состоянiе. Эта клевета была ему прiятна,-она какъ бы покрывала то, что въ прокламацiяхъ клеветою не было.-- "Нeтъ, въ деревню я не поeду... Съ Брауномъ еще философскiя бесeды вести? Не договоримся... Такъ что же? Wein, Weib und Gesang?.. Этимъ надо было бы раньше заняться",-- подумалъ онъ съ горькой насмeшкой, вспоминая отразившееся въ зеркалe на площадкe лeстницы лицо съ сeдыми бровями, глядя на темную сeть жилъ на худыхъ рукахъ... "Да, проворонилъ жизнь... Браунъ въ лабораторiи проворонилъ, а я здeсь... Что-то надо было выяснить по дeлу о Браунe... Нeтъ, могъ ли онъ убить Фишера",-- неожиданно подумалъ Федосьевъ. -- "А впрочемъ?.. Эту исторiю съ Загряцкимъ, однако, надо распутать передъ уходомъ. Нельзя рисковать скандаломъ на процессe и не оставлять же ее Дебену"...-- Федосьевъ представилъ себe передачу дeлъ преемнику и поморщился: при всей корректности, при вполнe выдержанномъ тонe, сцена передачи дeлъ должна была у обоихъ вызвать неловкое, тягостное чувство. "Съ Дебеномъ они живо справятся",-- сказалъ вслухъ Федосьевъ, распечатывая послeднiй толстый конвертъ. "Вотъ кому я оставляю въ наслeдство революцiю!"

Изъ конверта выпали фотографiи,-- подчиненное учрежденiе присылало портреты разныхъ {309} революцiонеровъ. Федосьевъ брезгливо перебиралъ ненаклеенныя на картонъ, чуть погнувшаяся фотографiи. Онъ почти всегда находилъ въ этихъ лицахъ то, что искалъ: тупость, позу, актерство, самолюбованiе, часто дегенеративность и преступность. Федосьевъ ненавидeлъ всeхъ революцiонныхъ дeятелей и презиралъ большинство изъ нихъ. Онъ вообще рeдко объяснялъ въ лучшую сторону поступки людей; но дeйствiя революцiонеровъ Федосьевъ почти всецeло приписывалъ низменнымъ побужденьямъ, честолюбiю, злобe, стадности, глупости. Въ ихъ любовь къ свободe, къ равенству, особенно къ братству, во всe тe чувства, которыя они развивали въ своихъ писаньяхъ, въ рeчахъ на судe, онъ не вeрилъ совершенно. "Этотъ себe на умe, ловкачъ",-- равнодушно по лицамъ классифицировалъ онъ революцiонеровъ, перебирая фотографiи.-- "Этотъ вeрно подъ фанатика (въ фанатиковъ Федосьевъ вeрилъ всего менeе)... Этотъ все въ мiрe понялъ, все знаетъ, а потому очень гордъ и доволенъ,-- марксистъ, изъ провизоровъ... Этотъ -- пряничный дeдъ революцiи, "цeльная, послeдовательная натура, единое строгое мiровоззрeнiе"... То-есть чужiя мысли, книжныя чувства, газетныя слова... Такъ и проживетъ свой вeкъ фальсифицированной жизнью, ни разу даже не задумавшись надъ всей этой ложью, ни разу не замeтивъ и самообмана. Для какой-нибудь "Искры" или "Зари" жилъ... Пустой человeкъ!" -- брезгливо подумалъ Федосьевъ.-- "А вотъ у этого умное лицо, на Донского немного похожъ", -- сказалъ себe онъ, вспоминая человeка, который долго за нимъ гонялся. Портретъ Донского онъ хорошо помнилъ и порою смотрeлъ на него со смeшаннымъ чувствомъ, въ которое входили и жалость, и нeчто, похожее на уваженiе, и чувство охотника, разсматривающаго трофей, и {310} удовлетворенiе отъ того, что этого человeка больше нeтъ на свeтe.

Федосьевъ спряталъ фотографiи и разложилъ донесенiя по папкамъ. "Что-жъ еще надо было сегодня сдeлать?.. Да, то несчастное дeло... Петръ Богдановичъ долженъ былъ еще поискать". Онъ надавилъ пуговицу звонка и приказалъ появившемуся изъ-за двойной двери курьеру позвать секретаря. Черезъ минуту въ кабинетъ вошелъ мягкой походкой, не на цыпочкахъ, но совсeмъ какъ будто на цыпочкахъ, плотный, невысокiй, почтительный чиновникъ среднихъ лeтъ, съ огромнымъ университетскимъ значкомъ на груди. "Этотъ ужъ навeрное знаетъ о моей отставкe",-- рeшилъ Федосьевъ, взглянувъ на бeгающiе глаза секретаря. На хитренькомъ лицe, впрочемъ, ничего нельзя было прочесть, кромe полной готовности къ услугамъ. "Вотъ и этотъ опричникъ",-- подумалъ Федосьевъ, По его сужденiю, Петръ Богдановичъ былъ не злой человeкъ, не слишкомъ образованный, очень любившiй женщинъ, порою немного выпивавшiй. "И взятокъ, кажется, не беретъ... Зачeмъ только онъ носитъ этотъ аршинный значекъ, кому въ самомъ дeлe интересно, что онъ учился въ университетe... Да, конечно, уже знаетъ... Ну, онъ и съ Дебеномъ поладитъ, и съ Горяиновымъ"...

-- Петръ Богдановичъ, вы навели послeднюю справку о дактилоскопическомъ снимкe?

-- Навелъ, Сергeй Васильевичъ, и имeю маленькiй сюрпризъ,-- сказалъ секретарь.-- Если хотите, даже не маленькой, а большой.

Его лицо расплылось при концe фразы въ радостную, прiятную улыбку. Федосьевъ зналъ, что эта улыбка нисколько не притворная, но автоматическая, связанная у Петра Богдановича съ концомъ любой фразы, независимо отъ ея содержанiя. {311} "Звeздъ съ неба не хватаетъ нашъ опричникъ.... Моей отставкe онъ едва ли радъ, но и не слишкомъ огорченъ..." И тонъ, и выраженiе лица секретаря показывали, что онъ знать ничего не знаетъ объ отставкe Сергeя Васильевича, а, если что и слышалъ, то это не мeшаетъ ему совершенно такъ же почитать и любить Сергeя Васильевича, какъ раньше.

-- Въ чемъ дeло?

-- Снимка тождественнаго съ тeмъ, что вы мнe дали, за литерой В,-пояснилъ секретарь, мелькомъ съ любопытствомъ взглянувъ на Федосьева (его видимо интересовала эта литера),-- и въ регистрацiонномъ отдeлe не оказалось. Я и въ восьмомъ дeлопроизводствe справлялся, и въ сыскное опять eздилъ, и въ охранное, нeтъ нигдe...

-- Такъ въ чемъ же сюрпризъ?

-- Сюрпризъ въ томъ, что ваше предположенiе, Сергeй Васильевичъ, оказалось и на этотъ разъ правильнымъ. Вы мнe заодно приказали узнать, не соотвeтствуетъ ли тотъ снимокъ, что остался на бутылкe, кому-либо изъ людей, производившихъ дознанiе. Я съeздилъ на Офицерскую и выяснилъ: такъ и есть! Рука околодочнаго Шаврова, Сергeй Васильевичъ!

Федосьевъ вдругъ залился несвойственнымъ ему веселымъ смeхомъ.

-- Не можетъ быть!

-- Рука Шаврова, никакихъ сомнeнiй... Эти подлецы еще сто лeтъ будутъ производить дознанiе и такъ ихъ и не научишь, что ничего трогать нельзя. Да, околодочный тронулъ бутылку. Я лично его допросилъ и онъ, каналья, сознался, что, можетъ, и вправду тронулъ.

-- Такъ околодочный? -- проговорилъ сквозь смeхъ Федосьевъ.-- Вотъ тебe и дактилоскопiя! {312}

-- Онъ самый, Сергeй Васильевичъ, ужъ я его, бестiю, какъ слeдуетъ отчиталъ,-- сказалъ, радостно улыбаясь, секретарь.

-- Я такъ и думалъ,-- проговорилъ Федосьевъ.-- Торжество науки, а? Послeднее слово... А слeдователь-то... -- Онъ опять залился смeхомъ. -Нeтъ, либеральный Николай Петровичъ Яценко, а?

-- Въ калошу сeлъ Яценко, это вeрно. Ему первымъ дeломъ бы надо было объ этомъ подумать, не полицiя ли?

-- Да вeдь и намъ... и намъ не сразу пришло въ голову!

-- В?а?м?ъ однако пришло, Сергeй Васильевичъ... Нeтъ, что ни говори, отстали мы отъ Европы.

-- А почемъ вы знаете, вeрно и въ Европe такъ. И то сказать, какъ производить дознанiе, ни къ чему не прикасаясь? Они не духи... Не духи же они... Вы взяли оба снимка?

-- Взялъ... Заключенiе эксперта: совершенно тождественны.

-- Такъ, такъ, такъ... Ну, хорошо,-- сказалъ, переставъ, наконецъ, смeяться, Федосьевъ.-- Больше ничего?

-- Сергeй Васильевичъ, меня все въ счетномъ отдeлe спрашиваютъ, какъ выписывать жалованье Брюнетки?

-- Брюнетки? -- переспросилъ Федосьевъ и задумался.-- Объ этомъ я, вeроятно, завтра скажу.

-- Отлично... Не буду вамъ мeшать.

Петръ Богдановичъ вышелъ, сiяя счастливой улыбкой. Федосьевъ въ раздумьe взялся было за ручку телефоннаго аппарата и остановился въ нерeшительности.

"Если попросить Яценко прieхать ко мнe, онъ, пожалуй, вломится въ амбицiю. Независимость {313} суда... Судебные уставы... Недопустимое вмeшательство административныхъ властей",-- устало подумалъ онъ. Федосьевъ мысленно заключалъ въ кавычки всe такiя слова и оттого они представлялись ему смeшными. "Ну, что-жъ, поeдемъ къ нему"...

Онъ снова позвонилъ и приказалъ подать автомобиль.

VII.

Въ этотъ позднiй часъ въ зданiи суда уже было пустовато и скучно. Не снимая шубы, не спрашивая о слeдователe, стараясь не обращать на себя вниманiя, Федосьевъ поднялся по лeстницe и столкнулся лицомъ къ лицу съ Кременецкимъ, который выходилъ изъ корридора съ Фоминымъ, оживленно съ нимъ разговаривая. Семенъ Исидоровичъ значительно толкнулъ въ бокъ Фомина и раскланялся съ Федосьевымъ: они были знакомы по разнымъ ходатайствамъ Кременецкаго за подзащитныхъ. Фоминъ тоже съ достоинствомъ поклонился, оглядываясь по сторонамъ. Столкнулись они такъ близко, что Семенъ Исидоровичъ счелъ недостаточнымъ ограничиться поклономъ. Знакомство съ Федосьевымъ было и лестное, и вмeстe чуть-чуть неудобное. Его знали всe выдающiеся адвокаты; близкое знакомство съ нимъ было бы невозможнымъ, однако совершенно не знать Федосьева тоже было бы непрiятно Семену Исидоровичу.