Хозяин Вороньего мыса - Кэтрин Коултер

Меррик почувствовал, что Летта хочет вставить еще словечко, и поспешно заговорил сам:

– Пока ей еще не время заняться готовкой, я отведу ее в поле, пусть там работает, – он не стал уточнять, что сам собирается работать рядом с Ларен.

Прекратив на этом спор, Меррик поволок Ларен прочь из дому. Он понимал, что она и сама с радостью пойдет с ним, но полагал, что, если она пойдет неохотно, испуганно, это успокоит почти всех заинтересованных лиц.

Солнце поднялось высоко над головой, земля еще оставалась сырой, но озерца жидкой грязи уже подсыхали. Внезапно Ларен осела и завопила:

– Не тащи меня! Куда ты меня тащишь? Меррик, ухмыляясь, обернулся к ней:

– Неплохо сработано, но больше нет никакой надобности притворяться. – Выпустив руку Ларен, он бросил через плечо:

– Иди за мной, да пошевеливайся!

Ларен поспешила за ним. Не останавливаясь, Меррик продолжал говорить через плечо:

– Выдрать у нее все зубы, один за другим! Не мудрено, что она перепугалась!

– На это я и рассчитывала, – подхватила Ларен, поспешая, чтобы поравняться с ним.

Меррик только головой покачал, но Ларен уже не сдерживалась:

– Ненавижу Эрика! Негодяй, жестокий негодяй! Меррик, он ударил ее, ударил по лицу, только чтобы доказать: он тут мужчина, а она – грязь! Мне очень жаль, потому что он ведь твой брат, по я все равно ненавижу его. Грубое животное! Знаю я еще одного такого же!

– О ком ты?

Ларен смолкла, повела плечом, но так ничего и не прибавила.

Не глядя на нее, Меррик тихо произнес:

– Эрик очень изменился.

– Я рада, что ты не ударил его, когда он дал Сарле пощечину.

– Я готов был наброситься на него. Глупо, я не у себя дома, и я должен помнить об этом.

– Я не хочу оставаться здесь.

– Я уже думал об этом.

Ларен выжидала, но Меррик снова умолк, и тогда она почти против воли сказала:

– Я сожалею, что надрала ее противные космы, но она обидела меня, и я утратила власть над собой.

– Казалось бы, после двух лет жестоких наказаний ты могла бы уже научиться следить за своим языком да и за руками тоже.

– Ну да, – протянула Ларен в ответ.

– А ты так ничего и не поняла. Я прекрасно помню, в каком состоянии была твоя спина, когда Траско взялся поучить тебя уму-разуму.

– Рано или поздно меня, наверное, убьют как строптивую рабыню.

– Что же она такого сказала тебе?

– Она сказала, что идет с тобой на прогулку и там позволит себя поцеловать, чтобы ты отведал поцелуй невинной девушки.

– Так. А что ты ей ответила? За что она ударила тебя?

Ларен пожала плечами, отводя взгляд от лица Меррика, предпочитая теперь смотреть на колосящийся ячмень:

– Да ничего особенного, что-то насчет того, что теперь она позволит тебе испробовать все на себе самой. Тут-то она и взъярилась.

– Да уж, пустяки! – расхохотался Меррик. – Ты дразнила ее, причем нарочно. Ты поступила дурно, Ларен. – Теперь и Меррик отвел взгляд в сторону, его заинтересовали разлапистые вершины сосен. – А я никогда не слыхал про единорога.

– Я же сказала, это волшебный зверь, из сказки.

– А на голове у него рог из чистого золота.

– Ну да.

Меррик помолчал с минуту, затем, поглаживая рукой ячменный колос, спросил:

– Ты рассказала занятную сказку. К тому же это ведь было испытание?

– Да! – теперь Ларен глядела прямо ему в лицо. – Я знаю, ты не дашь мне выкупить Таби, сколько бы серебра я ни накопила.

– Наконец-то ты это поняла. Я никогда не отпущу Таби.

– А когда Летта станет твоей женой? Меррик, подумай: она ведь возненавидит его уже за то, что Таби – мой брат.

– Пусть это тебя не тревожит. Больше Ларен ничего не пыталась сказать. Когда они добрались до середины ячменного поля, где не было других работников, Меррик поручил ей следить за птицами, которые проносились над головой.

– Не давай им клевать колосья! – велел он и прекратил разговор.

Ларен заметила, что неотрывно глядит на Меррика, против собственной воли следит, как он наклоняется и распрямляется, как движется сильное, крепкое тело, как блестит под полуденным солнцем покрывшаяся потом кожа. Ларен хотела его, она чувствовала сосущий голод внутри и понимала, что утолить этот голод способен один лишь Меррик. Надо взять себя в руки, перестать думать о нем!

Посреди дня Меррик отпустил Ларен поесть. Тучи уже исчезли, дождь, пролившийся утром, давно ушел к северу. Солнце весело пригревало. Ларен подумала о еде и внезапно обнаружила, что впервые за два года появились вещи, которые интересуют ее гораздо больше, чем еда. Быстрыми шагами она начала подниматься по тропинке на вершину утеса, нависавшего над заливом. Она уже несколько дней поглядывала туда, мечтая вскарабкаться наверх и поглядеть на великолепный морской пейзаж, однако понимала, что ее ноги еще слишком слабы для такого путешествия. Теперь се тело окрепло, Ларен шагала легко, поглядывая на солнце. Нельзя отлучаться с поля чересчур надолго.

И от Меррика ей не хотелось уходить. Она все время представляла себе его лицо, его улыбку, вспоминала, как он, смеясь, раздевался, как он вошел в нее, прижимая ее к себе, доставляя ей великое наслаждение до той самой минуты, как причинил ей боль, но и в этом не его вина, Ларен подвело ее собственное тело, еще не знавшее мужчины.

Она очень хотела Меррика, хотела его снова, и желание все нарастало. Когда она смотрела на него, то ощущала легкую судорогу, пугавшую и вместе ; тем ободрявшую ее. И все же она не настолько глупа, чтобы вновь позволить себе это удовольствие.

Тропинка становилась все круче, она была узкой, вся в расщелинах и обломках скал. Ларен дышала с трудом, проклиная свою слабость.

Она глядела вверх, на недалекую уже вершину, неотрывно смотрела туда, пока наконец не добралась до цели, задыхаясь и чувствуя колотье в боку. И все же она добилась своего.

Распрямившись, Ларен поглядела вниз. Вид на море оказался прекраснее, чем она могла себе представить. Узкий, глубокий залив многократно изгибался, то вдаваясь в землю, то резко поворачивая назад в море. Повсюду, насколько видел глаз, белая пена играла на темно-синих волнах. Ларен поглядела на поросшие соснами скалы по ту сторону залива, на не тронутую людьми землю, слишком неровную, со множеством обрывов, отвесно стекавшихся к воде, – там никто не пытался обрабатывать землю. Затем Ларен оглянулась на Мальверн, его плоскую, порой чуть холмившуюся почву, засеянную ячменем и хлебом. С высоты деревянная изгородь усадьбы казалась идеальной окружностью, заточенные колья изгороди проткнут грудь любому врагу, который осмелится сунуться в Мальверн. Строения рядом с большим домом тоже казались крепкими, надежными. К небу тонкой голубой струйкой поднимался дым, тут же растворявшийся в воздухе, и Ларен даже померещилось, будто она чует обед, который стряпает Сарла.