Крестоносец в джинсах - Теа Бекман

Долф открыл рот, но тут же закрыл его. Ярость захлестнула его. И все же Йоханнес прав: нужно прикинуться, что он ни о чем не подозревает. Мысль о Марике и тысячах других ребят, которым угрожала опасность, поддерживала его решимость.

— Черт возьми! — выругался он. — Я заставлю этого негодяя Ансельма расплатиться за все сполна.

— Проучи его, Рудолф, ты все можешь, придумай что-нибудь, ты ведь не боишься его.

— А вы что же, до сих пор трусите?

Йоханнес стыдливо отвел глаза.

— Это правда, — еле слышно произнес он, — боюсь, ибо я много грешил. Я боюсь смерти, потому что душа моя обречена мучиться в аду…

— Скажите, Йоханнес, почему вы решили довериться мне?

— Это случилось не вдруг, я решился давно, я видел, как он невзлюбил тебя, как стремился погубить тебя на суде. Тогда я окончательно уверился в том, что ты ему не сообщник, а первейший враг.

— Что же вы тогда не выдали мне его планы?

— Не осмеливался, и я думал, я надеялся еще… что Господь не допустит страшного конца и помешает нам добраться до Генуи. Но…

— Но видишь, мы же все-таки пришли сюда.

Йоханнес примолк.

— Ну почему, почему вы раньше не рассказали мне обо всем? Тогда, может, и Каролюс остался бы жив… — повторял Долф со слезами на глазах.

— Правильно, — покаянно вторил ему мнимый монах. — Господь не дал ему стать рабом и потому взял к себе на небеса… И когда я понял это, понял, как неизмерима моя вина, какой тяжкий грех лежит у меня на душе, я решил что-нибудь сделать… что угодно, лишь бы помешать Ансельму, даже если это будет стоить мне жизни. Но и потом я все никак не мог собраться с духом, все боялся… Какой же я трус, Рудолф! Я сам знаю, что я дурной человек, что нужно действовать, но я не могу, никак не могу решиться. Сними с меня это бремя: оно мне не по силам. Останови детей под любым предлогом. Как только они ступят на корабль, им конец. Рудолф…

— Ну, конечно же, я остановлю их! — вскричал Долф.

— Что ты собираешься делать?

Покамест Долф и сам толком не знал. Предупредить детей… Легко сказать, а поверят ли они ему? Ведь они сжились с этой сказкой о Белокаменном Городе. Он попытался привести мысли в порядок, но в голове все путалось; ясности не было. Страшная тайна, открывшаяся Долфу, ошеломила его, сознание отказывалось воспринимать ее. Между тем нельзя было терять время: Ансельм уже в Генуе, договаривается со своими сообщниками, как им лучше переправить детей.

Но каким же образом можно заманить на борт корабля тысячи детей, которые ожидают чудо совсем иного рода?

Да с ними просто не совладать завтра, когда хваленого чуда не произойдет.

— Завтра… — в раздумье повторил он вслух. — Йоханнес, что же Ансельм думает делать завтра? Намерен ли он держаться поближе к Николасу, когда тот начнет колдовать над морскими волнами?

— Когда всем станет ясно, что чуда не будет, дети с болью и разочарованием устремят взоры в синюю даль, сокрушаясь о том, что теперь им не увидеть Иерусалим, вот тут-то и появится — Ансельм, говоря что-нибудь вроде: «Господь все-таки сотворил чудо, милые дети, он послал нам эти суда».

— Вот как? И он рассчитывает, что дети без разговоров взойдут на борт?

— Наверное…

Долф вздохнул. Поди попробуй останови семь тысяч возбужденных детей, да еще в одиночку.

Но почему в одиночку? Йоханнес поможет ему. Помощников у него хватит, вон сколько друзей…

— Йоханнес, могу я положиться на вас? Способны ли вы забыть о страхе и помочь мне задержать детей? Хотя бы ради спасения вашей души.

— Рудолф, я… Да, конечно!

— В таком случае отправляйтесь-ка к отцу Тадеушу и расскажите ему все сами. Всё! Слышите? Он очень добрый человек и к тому же большой умница. Он же ничего не подозревает об этом чудовищном заговоре. Дети слушаются его, и, может быть, он придумает, как не пустить их на корабли.

Нервная дрожь с новой силой охватила Йоханнеса.

К удивлению Долфа, оказалось, что бедолага трепещет перед мягкосердечным отцом Тадеушем гораздо более, чем перед суровым Рудолфом ван Амстелвеен.

— Отбросьте сомнения, Йоханнес, — подбодрил его мальчик, решительно поднимаясь. — Нельзя терять ни минуты, начинаем действовать.

— Дон Тадеуш проклянет меня! — в смертельном страхе шептал несчастный.

— Этот великодушный человек простит вас от всего сердца, — пообещал Долф и подтолкнул раскаявшегося грешника.

Они отыскали преподобного отца в дальнем уголке лагеря, где размещались больные, за которыми ухаживала Хильда. Долф оставил обоих мужчин наедине, а сам побежал к Леонардо. Темнело. Походные костры освещали лагерь. Долф застал своих друзей за ужином. Они лакомились рыбным супом. Долф схватил целую пригоршню вареных креветок и подмигнул Леонардо:

— Иди сюда, скорее, поговорить надо.

Он на одном дыхании выложил другу все, что узнал от Йоханнеса. Леонардо выслушал его молча, не прерывая.

— Нужно что-то придумать, — и отчаянии закончил он свой рассказ. — Как объяснить ребятам, что их обманывали?

Леонардо размышлял. Он был потрясен, возмущен, но своего обычного спокойствия не утратил.

— Как ты собираешься поступить? — неторопливо спросил он.

— Помешать им усадить детей на корабли.

— Само собой разумеется.

— Но как? — допытывался Долф.

— Очень просто. Ты что же, думаешь, хоть один корабль может выйти из гавани без позволения дожа?

— Дожа?

— Ну да, герцога Генуэзского, вот уж кто здесь держит в своих руках всю власть, — кивнул головой Леонардо. — Значит, так, слушай внимательно: ты остаешься здесь, день завтра будет тяжелый, ты должен сам поговорить со стражниками. Я отправляюсь в город и беру с собой Хильду ван Марбург.

— Что ты задумал? И почему именно Хильду?

— Рудолф, пошевели мозгами. Я все-таки Леонардо из Пизы, сын богатого купца. Мой отец хорошо знаком с торговыми людьми Генуи, я добуду у них рекомендательные письма, которые откроют нам дорогу во дворец дожа. Я сам хочу рассказать об этом герцогу. Конечно, судьба тысяч немецких голодранцев не может заботить его высочество, но, думаю, он не допустит, чтобы в Генуе продали в рабство знатных христианских детей. Для того я и беру с собой Хильду, чтобы показать герцогу, что войско крестоносцев не сплошь беднота и бродяги.

— Думаешь, тебе удастся попасть во дворец?

— Если повезет, а там будь что будет. Есть еще один путь: незамедлительно уведомить епископа Генуэзского. Он не потерпит, чтобы добрые христиане попали в неволю к язычникам. Дон Тадеуш знает об этом?

— Я послал к нему Йоханнеса, он сам ему расскажет.

— Прекрасно. Тогда разумнее всего будет сделать так: мы с Хильдой идем во дворец дожа, а дон Тадеуш предупредит епископа.

— Не слишком ли поздно сейчас идти в город? Тебя могут не пропустить.

— Меня не пропустить? — все так же спокойно переспросил Леонардо.

Долф благодарно пожал ему руку. Он был тронут.

— Что бы я делал без тебя, друг?

— Вот и я иной раз спрашиваю себя об этом же, — резонно заметил студент.

Он решительным шагом приблизился к костру и склонился над сонной Марике:

— Малышка, я оставляю тебя на пару деньков, присмотри тут за Рудолфом. Скажи, если нам с тобой не приведется больше увидеться, ты будешь иногда вспоминать обо мне?

— Ты что задумал, Леонардо? — изумленно спросила девочка.

— Спасти тебя, малышка.

Он поцеловал девочку, отвязал своего ослика и скрылся в темноте.

Марике подбежала к Долфу.

— Что у вас тут произошло? Куда ушел Леонардо? Неужели все-таки отправился в Болонью?

— Нет еще, детка. Он скоро вернется, — старался успокоить ее Долф.

У него на душе было тревожно. Захочет ли герцог выслушать Леонардо? Удастся ли отцу Тадеушу убедить епископа? И как отнесутся жители Генуи к тому, что в один прекрасный день буквально к ним на голову свалятся семь тысяч застрявших на берегу детей?

Долф огляделся. В лагере мирно завершался день.

Ребята ужинали, шутили и без умолку тараторили о завтрашнем чуде. Завтра они пройдут, не замочив ног, по дну морскому и увидят Иерусалим. Вот удивятся горожане!

Великолепное будет зрелище!

Ясно одно — детей нужно предупредить, но как?

— Ты почему не ешь? — озабоченно спросила Марике.

Долф рассеянно сделал несколько глотков и вздохнул.

Больше месяца длится его странствие, шесть недель пути, — теперь дело за несколькими часами. С чего начать, как подступиться к ребятам?

— Ты можешь рассказать мне, в чем дело? — настаивала Марике.

Долф посмотрел на нее, перевел взгляд на Петера, Франка, Берто, Карла, подумал о Фриде, которая не отходит от больных, обо всех стойких и мужественных вожаках детворы и понял, что нужно делать.