Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители - Василий Песков

Попадает рыба эта в невод и в бредень, в «топтуху» и верши. Но главная снасть на нее – удочка. Танцующий на зеркальной воде поплавок – это поклевка плотвы. Все, кто ловил эту рыбу, знают ее капризы. Она может схватить насадку «с разбега», а может тщательно пробовать ее вкус – возьмет в рот и выплюнет, потом опять клюнет. Нельзя сосчитать, сколько раз поплавок дернулся и вдруг затих. Это означает, что угощенье плотве не понравилось. Есть выражение рыболовов «тонкий клев». В первую очередь при этом имеют в виду плотву. Ловят ее на множество разных наживок – на хлебный мякиш, на кубики вареной бульбы (в Белоруссии), на червяков, на мотыля и опарыша, на мух и муравьиные яйца, на самих муравьев. Всего не счесть. Но тот, кто на плотве специализирован, знает: самой лучшей насадкой при ловле летом являются похожие на шелковистые зеленые волосы водоросли. Страсть плотвы к зеленым блестящим нитям необъяснима. Эта пища служит рыбе, возможно, и каким-то лекарством. И на крючке она предпочтет эту зеленую шелковистую прядь всяким другим насадкам. Волокнистое растение увидеть можно на сваях в воде, на бревнах, долго стоящих плотов, опорах мостов. С «вегетарианской» этой насадкой немало возни, но опытные удильщики с нею мирятся, и терпенье их окупается славным уловом.

За плотвою охотятся не только удильщики, для водяных хищников – щук, сомов, судаков, окуней – плотва едва ли не главный корм. Ловят ее и птицы – начиная от крошек-зимородков и кончая терпеливыми цаплями, часами неподвижно ждущими момента, чтобы пустить в ход свой клюв-острогу.

У всем знакомой плотвы есть близкая ей родня. Первая из нее – красноперка. На первый взгляд это все та же плотва, но в праздничном одеянии: плавники ярко-красные, зеленью отливает темная полоса спинки, золотом – чешуя на боках. По незнанию красноперок часто с плотвою путают. Но красноперка не так многочисленна, как плотва, она любит тихие заводи с тростником и кувшинками, любит яркое солнце, и часто ловят ее у самой поверхности воды. Красноперка считается более резвой, более осторожной, чем «классическая» плотва. Для Сабанеева это еще и «самая красивая рыба наших озер и небыстрых речек».

Еще ближе по виду к плотве стоят рыбы, знакомые не только рыболовам, но и любителям пива. Речь идет о рыбе, которую часто зовут плотвою, проводящей часть жизни в морях-озерах Каспийском и Азовском. Это плотва (тарань и вобла) намного крупнее плотвы обычной, нагуливает тело в подсоленой морской воде, а нерестится в реках. Ход воблы на нерест по волжским протокам был раньше настолько тесным, что мешал продвижению лодок.

Тарань и вобла были когда-то объектом большого промысла. В Волге каждый год ловили пятьдесят тысяч тонн воблы. Ее солили, коптили, вялили. Для продажи складывали, подобно сену, в копенки. После революции 17-го года в топки пароходов в безлесном низовье Волги сыпали иногда сушеную воблу. По рассказам людей, живших в те годы, тарань и вобла были непременной частью продовольственных пайков. Сегодня вобла – деликатес. Для ловли ее на удочку в Астрахани был учрежден фестиваль (не знаю, прижился ли?).

Все рыбы чувствительны к переменам погоды, плотва особо чувствительна. Возможно, по этой причине активный клев ее прекращается.

На Аляске в поселке Русская Миссия бабушка Эббе Степанофф, которую я попросил съездить на Юкон порыбачить, сказала: «У меня с ночи кости болят, и у рыбы тоже – ловиться не будет», – ответила лучшая из поселковых рыбачек. Я попросил бабушку побывать на реке – проверить. Рыбачка усадила меня на свой снегоход, и мы поехали на лед знаменитой реки. За два часа сидения на морозе бабушка четыре щучки все же поймала. У меня же, сидевшего рядом, поклевок не было.

Почти то же самое случилось на Волге неделю назад. Пытались с другом из Кимр удить плотву. Поймали вдвоем за весь вечер на ужин кошке. «Погода…» – многозначительно сказал приятель. Утром мы снова уселись на том же месте под ветлами. Ловили на муравьев, сажая их на крючок с комариную ногу сразу по три-четыре. Лакомую для рыбы незнакомую мне насадку я крепил, видимо, неумело – ловилась мелочь. Володя же таскал плотву побольше ладони. «Я слово знаю», – смеялся умелый плотвичник, давая подержать мне в ладони сверкавшую серебром рыбу. Парочку крупных плотвиц я все же поймал и продолжаю утверждать: плотва – рыба вовсе не скучная.

• Фото автора. 21 мая 2009 г.

У нас во дворе

Почти в каждом сельском дворе непременно есть какая-то живность. Все привыкают друг к другу и живут сообразно характерам: собака с кошкой обычно не ладят (но бывает, и не разлей вода – дружба), соседние петухи ревниво дерутся, гуси ходят важные, независимые. Но иногда в эту «отлаженную» жизнь вторгается кто-нибудь из лесных дикарей.

Осенью прошлого года в домике егеря Леонарда Анисимова в лесу за Кимрами мы проснулись от странного лая молодого щенка. Вышли глянуть, в чем дело. Оказалось, ночью во двор забежал (это часто бывает) еж. Щенок сеттер, решив познакомиться с гостем, уколол нос и больше к визитеру не подходил. А мамаша его лохматая рыжая дама, видно, знала, что такое ежи. Она считала долгом постеречь колючий комок и глядела на нас вопрошающими глазами: «Вот пришел. Что с ним делать?» Я вынес ежа за калитку, и он сразу шмыгнул в кусты – мир и покой снова во двор вернулись.

А в башкирском селе Барангулово я был гостем на прекрасном «Празднике гусиного пера» (в этих краях больше всего любят гусей и пчел). И мне рассказали: осенью в домашнюю гусыню за речкой влюбился дикий гусак. (Домашние и пролетные гуси часто смешиваются, ощущая родство.) Пошла гусыня вечером на ночлег, а гусак за ней следом шел до калитки, но дальше идти испугался – негромко звал предмет вожделенья. А взлетевшая стая звала гусака. Он откликнулся и улетел тоже. Этим все и закончилось, но случай этот в Барангулове помнят. Любовь к домашним сородичам приводит во двор также и индюков. Эти (в Америке) в лес невест не зовут – любовь расцветает на глазах фермеров, которые рады таким ухажерам, – жизнестойкость потомства индюшек от этих встреч возрастает.

«Да, это ежик…»

Но особенно часто любовная интрига наблюдается у свиней и живущих по соседству в лесу кабанов. На Кавказе летом свиней в загородках не держат – спихивают в лес, и они живут там по законам, одинаково понятным и домашним хавроньям, и черным их родственникам. То же самое в прошлом году наблюдали мы в междуречье Волги и Ахтубы.

А вот случай особый. Когда я еще работал в воронежской газете, в поезде мне посоветовали навестить лесное сельцо Песковатку. Что оказалось… На колхозной ферме однажды утром недосчитали пятерки самых справных свиней. Туда-сюда – нету! Исчезли. Заявили в милицию, но кража не просматривалась. И тут кто-то вспомнил: наведывался как-то на ферму кабан. Надо, мол, в лесу пошукать.

Снарядили команду и стали искать. Недолго искали. Из покрытого уже инеем стожка сена вдруг выскочил черный похититель колхозного добра и тут же в зарослях скрылся. А за ним из стога вылезли блондинистые беглянки. И, как бы сознавая вину, безропотно затрусили на ферму. В апреле у трех блондинок появились полосатые поросятки. Очень хотели их воспитать, но, видно, действовали неумело – все околели.

А вот жена директора Окского заповедника Оксана Приклонская сумела вырастить кабаненка, которого мы подобрали во время весеннего половодья среди безбрежной воды. С ботинок был этот малыш, но Оксана выходила страдальца. И какой вырос на туристских гостинцах – верхом можно было ездить на нем!

Козел Григорий тут – третий лишний.

Дикие животные к родне одомашненной тянутся. На базе, где держат зверей для съемок в кино, я увидел однажды умилительную картину: в просторной вольере на полочке для лежания нежилась рысь, а ее, как подушку, облепили местные кошки, пришедшие навестить родственницу.

Но иногда сближаются персоны, биологически друг от друга далекие. Например, записана у меня дружба собаки и селезня, выросшего из птенца дикой утки на сельском дворе. Друг без друга жить не могли. Селезень спал на спине у Трезора в будке. Кобелек переплывал речку, если видел, что селезень перелетел на другой берег.

Интересные отношения наблюдал я у Волги на кордоне Сотовом между волком и матерой свиньей. Кордон осаждали жившие в междуречье волки. Лесник обнаружил весной их логово. Волчица скрылась, оставив пять еще незрячих волчат. Четыре из них погибли, а одного лесник вырастил.

Я оказался на Сотовом, когда Волчок был уже почти взрослым. Держали его на цепи, но вечером, после того как куры собирались на насест ночевать, его выпускали побегать и даже брали в лес на прогулки. Для меня специально Волчка спустили с цепи, и я наблюдал, как вместе с огромной свиньей Зинкой он ел из одного тазика. Но интересовала его не столько еда, сколько игра с приятельницей. Волчок к ней подкрадывался и, скользнув зубами по боку Зинки, смотрел, как на это она реагирует. Свиньи – существа далеко не глупые. Но Зинка не ведала, кто с ней играет. Между тем Волчок, осмелев, стал тянуть приятельницу от таза за хвост. Кончилось все недели через три тем, что волк стал присматриваться, а потом и охотиться на кур и гусей. Жизнь молодого активного зверя пришлось скрепя сердце укоротить…