Последний соблазн - Вэл Макдермид

— Уже делаю, босс. — Кразич допил кофе, встал и на ходу взял с соседнего стула пальто. — Если она врет, мы ее прищучим. Не беспокойся.

Тадеуш кивнул, немного успокоившись, и стал смотреть вслед Кразичу, который продвигался в толпе, как готовящийся к удару рогами бык.

На Дарко можно было положиться. Или Кэролин Джексон затеяла что-то темное. Или она, возможно, всего лишь возможно, явилась как его спасительница.

Рейн вздулся. Шкипер «Вильгельмины Розен» стоял на массивных ступенях монумента на слиянии Мозеля и Рейна, и смотрел на вздувшийся коричневый поток, сделавший навигацию невозможной. По правде говоря, это не стало для него неожиданностью. Теперь это было обычным явлением по весне, не то что в его юности. Наверное, виновато глобальное потепление. Тем не менее он рассматривал половодье как еще один элемент в великом заговоре, призванном помешать ему в исполнении его миссии.

По его плану он уже сегодня должен был прибыть в Кёльн и стать на якорь, свернув с главного русла. А вместо этого застрял в Кобленце. В первый раз в жизни он почувствовал, как ему досаждает жизнь в тесной близости с еще двумя мужчинами. Тогда он предложил Манфреду и Гюнтеру поехать на пару дней домой, так как река пока еще не собиралась спадать, а на барже у них не было никакой работы. Ему даже не жаль было заплатить им за эти дни, однако они не купились на его щедрость.

Не выказав никаких эмоций, Гюнтер проворчал, что от Кобленца до Гамбурга путь неблизкий, и когда они приедут туда, пора будет возвращаться, да и ничего такого не случилось бы, работай они на Одере или на Эльбе, то есть буквально у порога собственных домов.

Манфред же не желал никуда ехать, потому что ему и без того было хорошо. Слишком много было рядом застрявших судов, так что веселья сколько угодно. Целый день и полночи он просидел в барах, обмениваясь с другими моряками разными байками. Обладая сказочной способностью вливать в себя спиртное, он наконец-то получил возможность реализовать ее, так как его жена считала, что если муж явился домой, то должен сидеть дома.

Не удалось шкиперу избавиться от своей команды, и они сводили его с ума своей болтовней о том, куда могут пойти, с кем могут повидаться, что услышать и куда пойти потом. Ему же хотелось тишины и покоя, чтобы восстановить душевное равновесие после Бремена. Он жаждал остаться наедине с самим собой, не отвечать на дурацкие вопросы, мол, зачем он изо дня в день скупает все газеты и внимательно просматривает их — в поисках одного-единственного сообщения. Единственным способом узнать, видели ли его и могут ли описать его внешность, было чтение газет и поиск в Интернете. Едва члены его команды уразумели, что он не смотрит порно, они потеряли к компьютеру всякий интерес.

Но, даже зная, что в новостях ничего нет, он все равно не мог прогнать страх. Иногда сообщения вовсе не попадают в интернетовские издания. Иногда попадает лишь очень сокращенная версия. Но даже если бы он мог прочитать все, опубликованное в СМИ, это не значило бы, что его не ищут. Не исключено, что, имея его описание, полицейские сейчас прочесывают всю страну. В конце концов, им наверняка известно, на какой машине он ездит. Оставалось только решить, не продать ли «гольф» немедленно, чтобы заменить его другой маркой и моделью. Однако если уже ищут черный «фольксваген-гольф» с гамбургскими номерами, попытка избавиться от засвеченной машины лишь привлечет к нему внимание.

Чувствовал он себя отвратительно. Засыпал не больше чем на полчаса. Еда не лезла в горло. Случившееся в Бремене произвело на него ошеломляющее впечатление не только потому, что он никогда всерьез не думал о возможности быть пойманным. Он переигрывал умных мерзавцев с их степенями и дипломами, он показывал им, кто хозяин в этой жизни. И у него в голове не укладывалось, что он едва не попался.

А ведь в неосторожности он не мог себя обвинить. Все было тщательно спланировано вплоть до малейших деталей. Но если его остановят, то его послание затеряется, и, значит, все прежнее было напрасно. Эта дура едва не помешала его миссии, потому что не сказала своему дружку, чтобы он держался подальше от нее в тот день. Проклятая сука. Наверно, хотела похвастаться, что в своем возрасте еще может привлекать мужчин. Едва не лишиться всего из-за глупой коровы. И теперь нет никакой возможности узнать, в безопасности он или нет.

В спокойные минуты он утешал себя тем, что дружок не мог рассказать полицейским ничего наводящего на его след. Его лица парень не видел, и в Германии сотни тысяч черных «фольксвагенов-гольф», даже если тот дурак обратил внимание на машину, стоявшую у дома его шлюхи.

Но потом у шкипера менялось настроение, он ложился на койку весь в холодном поту от неодолимого страха. Но боялся он не тюрьмы. Тамошние кошмары не могли быть хуже того, что уже происходило с ним.

Боялся он того, что его неудача расскажет ему о нем самом.

Желая победить ужас, разъедавший его изнутри, он отказывал себе в том, чтобы использовать половодье как оправдание. Решив не менять своих планов, он, в точности как прежде, попросил доктора Марию Терезу Кальве о встрече, чрезмерно льстя ей в электронной почте и всеми силами подчеркивая важность предстоящего интервью для репутации его журнала, мол, ваша работа, связанная с манипуляцией памятью при помощи глубокого гипноза, не имеет себе равных в Европе, и ваше исследование 1999 года, касающееся перемен в воспоминаниях о раннем сексуальном опыте, может считаться основополагающим в своей области. Я был бы счастлив, если бы вы рассказали о ваших последних научных открытиях. Для нашего, еще молодого журнала это было бы потрясающей важности событием. Однако долго уговаривать ее не пришлось. Самовлюбленная, подобно всем остальным, она не могла устоять и не заглотнуть наживку.

Теперь ему предстояло благополучно завершить удачно начатое дело. Доктор Мария Тереза Кальве предложила устроить встречу в ресторане, вероятно, потому, что не захотела приглашать незнакомца к себе домой или понадеялась раскрутить его на бесплатный ужин, не без цинизма решил он. Договорились они на интервью в ее университетском кабинете, так как он предположил, что ей могут понадобиться какие-нибудь научные отчеты или печатные материалы. Решение не идеальное, но вечером в университете вряд ли будет много «соглядатаев».

Огорчало его лишь то, что он не знал, как там будет с водой. Не исключено, что в кабинете доктора Кальве нет раковины. И что — ходить по коридору с ведрами? Однако по опыту он уже знал, что на самом деле воды нужно совсем мало, и положил в сумку четыре полуторалитровые бутылки со «Спа». Правда, сумка стала довольно тяжелой, но ему, с малолетства приученному к физическому труду, не привыкать к тяжестям. Не забыл он спросить доктора Кальве о том, где можно поставить машину, и она сказала, что вечером легко припарковаться на обеих улицах около здания психологического факультета. Пока все складывалось отлично.

Добрался он до университета быстрее, чем рассчитывал. За последние несколько месяцев он обнаружил, что, проворачивая в голове свой план, он забывал о времени. Представляя, что он сделает с Марией Терезой Кальве, он отвлекался от скучной дороги лучше, чем если бы слушал музыку или делал еще что-либо. Он сам удивился, когда оказался в пригороде Кёльна и по главной дороге, что шла прямиком из Кобленца, выехал на внутреннее городское кольцо недалеко от университета. Сверившись с картой города, он направился к Роберт-Кох-штрассе, а оттуда — всего несколько минут до институтского здания. К счастью, Кальве отлично объяснила, как ехать, и ему не пришлось останавливаться, чтобы спрашивать дорогу.

В коридоре были люди. Несколько студентов, погруженные в какой-то важный разговор, шли ему навстречу. Как все молодые, занятые только собой, они даже не взглянули на него, когда он, опустив голову, прошел мимо, стараясь не дать им возможности обратить на него внимание, чтобы потом они не смогли описать его приметы. После Бремена даже от такой ерунды у него быстро забилось сердце и участилось дыхание.

Он стал считать двери. Она сказала, четвертая слева. Остановившись перед простой деревянной дверью, он прочитал на табличке: «Доктор М. Т. Кальве». После этого набрал полную грудь воздуха и задержал выдох, стараясь вновь обрести спокойствие. Поднял руку и уверенно стукнул один раз.

— Войдите, — услышал он высокий, звонкий, слегка приглушенный голос.

Приоткрыв дверь, он сначала просунул в проем голову, изобразив широкую улыбку.

— Доктор Кальве? Я Ганс Хохенштейн.

Переступив через порог, «Ганс Хохенштейн» устремил взгляд на поднявшуюся из-за письменного стола миниатюрную женщину с привлекательным мальчишеским лицом. В ней было не больше пяти футов. Каштановые волосы коротко подстрижены. Ей шли как бы случайно надетый пиджак и брюки «капри». Жаль, подкачали глаза. У доктора Кальве глазки были темные, маленькие и близко посаженные к тонкой переносице, отчего выражение лица казалось сердитым. Она протянула ему худенькую, костистую ручку, и он взял ее, мгновенно взмокнув, в потную ладонь.