Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

Джону стало недоставать Маргарет. Он испытывал постоянное чувство тоски в ее отсутствие, ему было необходимо видеть ее, говорить с ней, любоваться ее молодым прекрасным обликом. Джон с ужасом осознает, что он влюбился в это юное создание. А как же его чувство к Аде? Оказывается, эти чувства – страстное влечение к Маргарет и спокойная глубокая привязанность к Аде – существуют в его душе, не соприкасаясь, не влияя друг на друга. Джон не знает, как Маргарет относится к нему, и решает не задумываться над такими вопросами, а чтобы продолжить регулярно встречаться, решает и дальше привлекать ее к совместной работе.

Голсуорси начал писать пьесу «Голубь» («Простак»), в которой Маргарет должна была не танцевать, а сыграть главную роль миссис Миген. Сюжет ее прост и поучителен. Филантроп Кристофер Уэлвин легко раздает свое состояние. Продавщица цветов миссис Миген испытывает отчаянную нужду, так же как француз Феррин и кебмен Тимсон. Уэлвин старается им всем помочь и разоряется.

Голсуорси приступил к разработке плана постановки «Простака». Театральный менеджер режиссер Дж. Ю. Ведренн принял пьесу, с тем чтобы подготовить премьеру в начале следующего года.

27 мая Голсуорси пригласил Маргарет на ланч на Аддисон-роуд и читал ей «Простака», чтобы посмотреть, насколько она подходит к своей будущей роли. Ничто не вызвало его сомнений. Однако первоначально Ведренну было сложно принять предложение Голсуорси на главную роль взять столь неопытную актрису, но после пробы Маргарет изменил свое мнение. После первой репетиции Голсуорси написал Маргарет: «Спешу пообшить вам, что Ведренн считает, что вы обладаете подходящим темпераментом и что вы интеллигентны (!). Будьте очень интеллигентны и не отвечайте на его предложения следующим образом: “О! Я думала, мне нужно делать так!” или “М-р Г. сказал, я должна делать это”. Если что-нибудь будет не так, дайте мне знать, чтобы я смог навести порядок».

После успешных выступлений Маргарет в «Мимолетной грезе» Джон и Ада решили, что педагогический талант ее надо использовать. Ей следовало найти помещение для небольшой балетной школы, а они оказали бы ей необходимую финансовую поддержку. В найденном в Блумсбери зале настелили новый линолеум, были приобретены также пианино и шторы. После объявления об открытии «Балетной школы Маргарет Моррис» в результате конкурса, на котором присутствовал и Джон, было принято шесть учеников. Занятия шли успешно, и количество учеников увеличивалось. Через два месяца пришлось снимать бульшее помещение на Энделл-стрит.

Во время репетиций «Простака» Джон и Маргарет часто встречались. Они долго сидели за ланчем в студии Маргарет. Ада уже не сомневалась в характере чувств, испытываемых Джоном к юной танцовщице. Нет, она понимала, что Джон не способен на ложь и супружескую измену, но объектом его нежных чувств уже является не она, а другая женщина. Что могла она, чей возраст приближался к 50 годам, противопоставить молодости и красоте? Ее настроение становилось все более мрачным. К тому же 19 декабря 1911 г. умер их спаниель Крис. Они завели его еще до свадьбы, и он олицетворял для них их счастливые молодые годы. Голсуорси в письме к Маргарет сообщает о гибели их любимой собаки, просит ее ни при каких обстоятельствах не упоминать о Крисе, потому что Ада очень болезненно перенесла это событие и находится в удрученном состоянии.

Джон удивлялся, что, несмотря на зрелость Маргарет как актрисы и танцовщицы, она оставалась столь неопытной и наивной в эмоциональном отношении. Наблюдая за репетицией «Простака» в сцене, где Деннис Эдди, игравший роль Феррана, целует Маргарет, Голсуорси услышал, как Ведренн крикнул: «Мисс Моррис, разве вас раньше никто не целовал? Хотя бы сделайте вид, что вам это нравится».

На обеде у Кетнеров Голсуорси, не предполагая влюбленности Маргарет в него самого, спросил ее, была ли она когда-нибудь влюблена. Маргарет испугалась, что Голсуорси догадается о ее чувстве к нему, и ответила, что нет. Джон тогда заметил: «Как жаль! Любовь – это самое прекрасное на свете. Как счастлив будет тот, кто сумеет в вас ее разбудить».

Такие интимные темы Голсуорси обычно не обсуждал в разговоре, но в данном случае ему не терпелось узнать, как к нему относится Маргарет и как вести себя с ней дальше. Поэтому неудивительно, что уже на следующий день, когда они возвращались от театральной костюмерши, где выбирали подходящий костюм для миссис Мигэн, этот разговор нашел продолжение.

Погода была ужасная, с пронизывающим холодным ветром, и Джон взял такси до театра. Он видел, что Маргарет замерзла, и спросил ее: «Кажется, вы очень замерзли?». И, не дожидаясь ответа, обнял Маргарет: Джон почувствовал, как все ее существо откликнулось на его прикосновение. Маргарет прильнула к нему, и тогда он сказал: «Посмотри на меня». Маргарет не решалась это сделать и спрятала лицо у него на груди в тканях его мягкого большого ворсистого пальто. Но Джон настаивал: «Посмотри на меня, я должен знать». Маргарет повиновалась и посмотрела на Джона, и ему стало все ясно. Он поцеловал ее, и этот поцелуй не остался безответным. Весь мир преобразился для Джона, серые будни засверкали яркими лучами. Он снова почувствовал себя молодым, полным надежд и желаний. Приподнятое настроение не оставляло его. Но что делать с Адой? Чувственная страсть к этой свежей привлекательной девушке всецело поглотила его, и Ада, конечно, не могла не заметить этого. Пока он ей ничего не говорил.

Конечно, все это началось не совсем внезапно. Уже некоторое время назад им овладело странное горькое беспокойство с осознанием, что жизнь проходит, течет у него между пальцев, а он даже не пытается ее схватить, удержать. Пришло какое-то неотвязное томление, утихавшее лишь на время напряженной работы, – томление бог весь по чему, боль, особенно непереносимая, когда теплел ветер.

Говорят, сорок пять лет – опасный возраст для мужчины, тем более для художественной натуры. Весь предыдущий год он тяжело переживал эту свою смутную муку. С наступлением весны она еще усилилась. Он хорошо помнил, как день за днем бродил по скверам и паркам, ища спасения.

Стояла оттепель, ветер приносил какие-то запахи! С завистью смотрел он на детей, резвившихся в парке, на преждевременно набухшие почки, на все, что ни было молодого вокруг, и с болью видел он, что повсюду кипит жизнь и любовь, а он остается в стороне, не в силах их познать, схватить, взять себе, между тем как песок в его часах высыпается тонкой непрерывной струйкой! Нелепое, бессмысленное ощущение для человека, имеющего все, что ему нужно, имеющего любимую работу, довольно денег и такую хорошую жену, как Ада, – ощущение, которое просто не вправе ни на миг докучать ни одному англичанину в возрасте сорока четырех лет и в полном здравии. Ощущение, в каком ни один англичанин, собственно, и не признавался никогда, так что не создано еще и Общество по борьбе с ним. Ибо что же иное представляет собой это неспокойное чувство, если не сознание, что твое время уже прошло, что никогда больше не знать тебе трепета и блаженства влюбленности, что удел твой теперь – лишь тоска о том, что прошло и чего не вернуть! Что может быть предосудительнее для женатого человека?

Джон и Маргарет стали встречаться в ее квартире на Кастл-стрит. Он хорошо помнил, как уже при первой встрече наедине она не могла удержаться от своего страстного порыва, и в следующий миг ноги у него едва не подкосились, потому что она обвила его шею руками и прильнула к нему всем телом. Он успел ужаснуться: «Это бог знает что!» – прижал ее к себе на мгновение – кто мог бы устоять? – и сумел оттолкнуть ее легонько, изо всех сил заставляя себя думать: «Она еще ребенок! Все это ничего не значит! Она не знает, что чувствую я!». Но сам он испытывал почти непреодолимое желание схватить ее и сдавить в объятиях. От прикосновения к ней в прах рассыпалась вся неясность его тревоги, и осталась полная определенность и пламенный жар в крови. Он проговорил неуверенно:

– Садитесь к камину, дитя мое.

Если не держаться за спасительную мысль, что она еще ребенок, то он потеряет голову. Пердита – «Потерянная»! В самом деле, подходящее имя для нее, стоящей в отсветах огня, так что маленькие огоньки пляшут в ее глазах – еще более колдовских, чем прежде! И, чтобы укрыться от их чар, он нагнулся и помешал угли.

Снова жить, погрузиться опять в море молодости и красоты, еще раз пережить Весну, избавиться от ощущения, что все уже позади, кроме трезвой рутины семейного счастья; снова еще раз испить блаженство в любви юного существа, вернуть себе муки и желания, надежды и страхи и любовные восторги молодости – от всего этого поневоле закружится голова даже у самого порядочного человека…

Стоило закрыть глаза, и он видел перед собой ее в отблесках огня, играющих на ее красном платье; снова испытывал блаженную дрожь, как в то мгновение, когда она, войдя, прижалась к нему в искусительном, полудетском порыве; чувствовал, как глаза ее манят, притягивают к себе! Она просто колдунья, кареглазая, темноволосая ведьма во всем, даже в этом пристрастии к красному цвету. И у нее есть ведьмовская власть зажигать лихорадку в крови. Он теперь дивился, как сумел не упасть перед ней на колени тогда же, в кругу света от камина, не обнял ее и не спрятал лицо в этой красной ткани. Почему не сделал он этого? Но думать не хотелось: он знал, что, начни он думать, и его будет разрывать на части, тянуть в разные стороны между разумом и страстью, жалостью и желанием! А он всеми силами души стремился лишь к одному – сберечь это упоительное сознание, что он уже глубокой осенью пробудил любовь в сердце Весны. Невероятно, что она может испытывать к нему такие чувства; но и ошибиться было невозможно.