Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века - Руслан Скрынников

В силу превратностей гражданской войны одни члены этого кружка оказались заброшенными в путивльский лагерь, где их обласкал самозванец, другие же оставались в царских полках. В былые времена злые речи Голицыных и их друзей против царя Бориса не были подкреплены никакими практическими шагами, а потому Годунов не придал доносу никакого значения. После смерти Бориса ничто не мешало претворить помыслы в действия.

Князь Борис Петрович Татев и князь Борис Михайлович Лыков, как видно, оказали Лжедмитрию исключительные услуги, поскольку первый вскоре же получил боярство, а второй стал кравчим самозванца. Вероятно, Лыков поддерживал наиболее тесные связи с заговорщиками, поскольку именно ему Лжедмитрий вскоре же поручил организовать присягу в сдавшихся царских полках.[42]

В числе других лиц в южных городах был захвачен Артемий Измайлов. За считанные недели этот худородный дворянин из пленника превратился в дворецкого, думного дворянина и ближнего человека «царевича».[43] Измайлов был рязанским дворянином и приятелем Ляпунова. Многие его родственники служили в армии Мстиславского.[44] Скорее всего, именно Измайлов помог организовать заговор среди рязанских дворян, за что и был удостоен исключительных милостей.

Переговоры между «советниками» самозванца и заговорщиками под Кромами были окружены глубочайшей тайной. Но некоторые подробности о них все же стали известны в Польше. Некто Петр Арсудий, подвизавшийся в Польше в качестве доверенного лица Ватикана по делам восточной церкви, получил от виленского епископа достаточно подробные сведения о секретных сношениях «царевича» с боярами. По словам епископа, заговорщики обещали «истиному» Дмитрию престол на следующих условиях: православная вера остается нерушимой; самодержавная власть сохраняется, и Дмитрий будет пользоваться теми же правами, что и его отец Иван IV; царь не будет жаловать боярского чина иноземцам и не назначит их в Боярскую думу, но волен принимать их на службу ко двору и даст им право приобретать земли и другую собственность в Русском государстве; принятые на службу иноземцы могут строить себе костелы на русской земле.[45]

Приведенные сведения, если они достоверны, позволяют сделать интересные выводы. По-видимому, соглашение о будущем устройстве Русского государства было в основных чертах выработано в результате переговоров между членами «воровской» Боярской думы и польскими советниками самозванца. Вместе с Мнишком лагерь Отрепьева покинула почти вся польская знать, принимавшая участие в авантюре. Это обстоятельство должно было облегчить сговор. Московская знать, оказавшаяся в Путивле, заботилась о сохранении своих привилегий. Немногие польские советники (Бучинский, Дворжецкий, Иваницкий), остававшиеся при особе «царевича» в Путивле, выговорили себе право служить при царском дворе, владеть вотчинами и поместьями, наконец, устроить себе церкви по своему вероисповеданию.

Самозванец постоянно совещался с находившимися при нем иезуитами. Они также могли быть довольны секретным соглашением. Москва впервые раскрыла свои двери католицизму. Иезуиты, скорее всего, и передавали информацию в Польшу, где она стала известна виленскому епископу.

Многие признаки указывали на то, что брожение в лагере усилилось спустя одну-две недели после смерти Бориса. Еще 27 апреля 1605 г. в Путивле ничего не знали о происшедших в Москве переменах. Лишь в последних числах апреля к самозванцу в Путивль из-под Кром прискакал сын боярский арзамасец Абрам Бахметов и сообщил, что царь Борис умер, Петр Басманов прибыл под Кромы и 19 апреля привел полки к присяге. 29 апреля несколько перебежчиков принесли воеврде Лжедмитрия в Ливнах весть о смерти Бориса. В конце апреля Отрепьев получил известие из Кром. Казаки сообщили, что они сделали вылазку из крепости и захватили языков. Как писал Отрепьев в письме к Мнишку от 1 (10) мая 1605 г., языки единогласно говорили, что «Бориса не стало и что в войске их великое смятение: одни держатся стороны Борисова сына, а другие нашей».[46]

По-видимому, положение в лагере стало критическим уже в конце апреля.

Когда Басманов прибыл под Кромы, он горячо убеждал войско верно служить Федору Годунову. Выполняя данное ему поручение, воевода начал охоту за тайными приверженцами Лжедмитрия. Что ни день, он рассылал «по всему лагерю людей, которые подслушивали, что там говорили, и доносили обо всем ему, так что открылось, что больше [людей] на стороне Дмитрия, чем на стороне московитов»[47]

Сведения Басманова полностью совпадали с показаниями языков, захваченных казаками Корелы.

Воеводе предстояло железной рукой покарать сторонников Лжедмитрия в интересах Годуновых. Но положение династии было шатким и в Москве и в провинции.

Сохранив верность Годуновым, Басманов должен был бы пролить потоки крови. В числе первых ему пришлось бы арестовать воевод князей Голицыных, истинных вдохновителей заговора. Однако по матери Голицыны доводились братьями Басманову, и он издавна привык считаться с авторитетом старшей по знатности родни. Все это не могло не повлиять на исход дела.[48]

Братья Голицыны понимали, что рискуют головой, и не жалели сил, чтобы втянуть Басманова в заговор. Кроме милостей Бориса, ничто не привязывало Басманова к правящей династии. Переход власти к царице Марии Скуратовой и Семену Годунову не мог не поколебать его верности трону. Между родом Бельских и родом Басмановых существовала кровная вражда. Именно отец царицы Малюта Скуратов положил конец блестящей карьере Басмановых в опричнине. По его навету инициатор опричнины А. Д. Басманов был казнен, а его сын Ф. А. Басманов умерщвлен в тюрьме.

П. Ф. Басманов не имел оснований щадить дочь Малюты и его внука царевича Федора Борисовича.

Получив предложение примкнуть к заговору, Басманов недолго колебался. Сын знаменитого опричного фаворита Грозного Басманов был всецело поглощен собственной карьерой и плохо помнил благодеяния. После взлета в опричнине Плещеевы-Басмановы надолго сошли со сцены, и воеводе предстояла жестокая борьба, чтобы возродить былую «честь» фамилии.

Разрядная роспись, присланная в полки через несколько дней после присяги, нанесла удар честолюбивым надеждам П. Ф. Басманова. Когда прибывший разрядный дьяк огласил роспись в присутствии полковых бояр и воевод, Басманов, «патчи на стол, плакал с час, лежа на столе, а встав с стола, евлял и бил челом бояром и воеводам всем: „Отец, государи мои, Федор Алексеевич точма был дважды больши деда князя Ондреева… а ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопи князю Ондрею Телятевскому: и я не хочю жив быти, смерть прииму лутче тово позору“».[49]

Басманов не мог смириться с «потерькой» фамильной чести. Но вернее будет предположить, что, помимо всего прочего, он искал благовидный предлог для предательства.

Примкнув к заговорщикам, Басманов быстро привел дело к решительной развязке.

Силы заговорщиков были невелики. Большинство дворян принесли присягу царевичу Федору и сохраняли верность династии. Мятеж кучки заговорщиков посреди вооруженного лагеря мог быть легко подавлен вооруженной рукой.

И тем не менее заговор в лагере имел успех. После трех месяцев, прошедших в бесполезной осаде Кром, в правительственной армии произошли большие перемены. Дисциплина в ней держалась, пока дворянское ополчение громило воров-казаков и комарицких мужиков. Неудача под Кромами и бездеятельность деморализовали полки. Дворяне осуждали приказ Бориса, воспретившего воеводам распустить ратных людей на отдых. Они не понимали, зачем царю понадобилось держать пятидесятитысячную армию под стенами крохотной крепости, для осады которой достаточно было небольшого отряда. Негодование на Годунова оказалось столь глубоко, что многие люди, по утверждению летописи, уже с того времени «начата думати, как бы царя Бориса избыти».[50]

Мелкие дворяне все еще не могли оправиться от последствий трехлетнего голода. Многие опасались, что из-за длительного их отсутствия дела в их поместьях придут в полное расстройство. С наступлением весны бегство помещиков из армии усилилось. Немало столичных дворян использовали смерть Бориса в качестве предлога к тому, чтобы выехать в Москву «на царское погребенье».[51]

Соотношение между дворянским ополчением и прочими отрядами, включавшими стрельцов, казаков, пушкарей, боярских холопов, даточных людей постоянно менялось не в пользу дворян. В связи с тем, что под Кромы был доставлен огромный артиллерийский парк, большие запасы пороха и ядер, лагерь оказался наводнен посошными людьми — «мужиками», занятыми перевозкой пушек, подвозом боеприпасов и пр.