Помочь можно живым - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это с ней? — недоуменно спросил Сирил; но хозяин все с той же загадочной ухмылкой отошел прочь. Спина у него была жирная, сутулая, как у бобра.
Доев яичницу, приезжий поднялся, навьючил рюкзак и, более не оглядываясь на девушку, тронулся к выходу. Его догнал хрипловатый окрик:
— Эй! Ты куда?
Она стояла, для равновесия опираясь на край стола. Ростом девушка оказалась повыше, чем ожидал Сирил. Пытаясь стряхнуть одурь, она морщилась и прикусывала нижнюю губу.
— Я? Наверное, по своим делам, детка. А ты как думаешь?
— Мне все равно. Я с тобой, — решительно заявила Эдна.
— О! Вот это новость! Даже на край света?
— Край света тут. — Она энергично мотнула головой, еле удержалась при этом на ногах. — Мне лишь бы подальше отсюда…
Платье на ней было какое-то странное — концертное, что ли? Из-под подола в кружевах и блестках выглядывали драные ажурные чулки, белые туфельки со стекляшками на облезлых бантах. Осмотрев девушку, Сирил прищурился, как бы обдумывая некое решение. И, наконец, сказал:
— Ладно, пошли. В компании веселее.
Ее глаза лихорадочно сверкнули. Смена состояний была мгновенной. Радостно засуетившись, Эдна подхватила бисерную сумочку и бросилась к дверям.
— Я ухожу! — громко сказал Сирил в полутьму зала. — И это заблудшее создание уходит со мной.
— Скатертью дорога, — приветливо откликнулся бармен, похожий издали на распухшего утопленника.
— И вот еще что: запомни, как меня зовут. Сирил Кенска. Кенска. Понял, ученик египетских магов? Это тебе пригодится…
Пробормотав что-то насчет беглых психов, хозяин снова вперился в экран.
Сирил подкинул на плечах рюкзак и вышел вон из бара на залитую железным белым солнцем, растрескавшуюся асфальтовую площадь. Эдна крепко взяла приезжего за руку:
— Не обращай на него внимания. Он сам псих. И, между прочим, зарабатывает на мне больше, чем на своей забегаловке. Но теперь я и в самом деле уйду!
Она показала язык в сторону бара; затем, не отпуская руки Сирила, стала делать такие же большие, размашистые шаги, как ее спутник.
— А почему это он на тебе зарабатывает?
— Ну… я с ним делюсь всем, что мне дарят.
— Зачем?
Эдна смущенно хихикнула:
— Он достает… достает то, что мне нужно. Ты что, маленький? Не понимаешь?
— Ясно, — сразу помрачнев, буркнул Сирил и зашагал еще быстрее.
— Нет, нет… Сейчас надо свернуть направо, Зайдем ко мне, ладно?
— Ненадолго. Только сменишь свои цыганские бриллианты на что-нибудь более подходящее для похода. Я спешу.
Почувствовав, что спутник неприятно задет, девушка попыталась отвлечь его. Хлопнула снизу по рюкзаку:
— Ого! Что это там у тебя — кирпичи, что ли?
— Грехи, — отрезал Сирил.
— Ты же совсем молодой, когда успел столько? У меня и то, наверное, меньше…
Сирил обернулся. Простоватое скуластое лицо в тени выгоревшей армейской шляпы, воспаленные глаза, каштановая бородка вокруг юношески-нежных щек. И жесткие, застывшие складки возле углов рта.
— Это, детка, не только мои грехи. Всего мира.
Девушка присвистнула. Кажется, откровение Сирила было принято ею даже слишком всерьез.
Они вошли в узкую, полную мусора улицу — ущелье с многоэтажными стенами. Низовой ветерок, не приносивший прохлады, шевелил рваные газеты на асфальте, перебирал белье, вывешенное поперек мостовой. Витрины магазинов были, как положено, пусты; многие разбиты и залатаны фанерой. Возле неказистой лавки томилась длинная очередь женщин. Судя по убогой одежде, по хмурым лицам и раздраженным голосам — серия “Д-2”, никак не выше. Стоявшие поближе к дверям уже держали перед собой карточки с коричневой полосой. Очевидно, предстояла выдача риса, или муки, или самой большой ценности — туалетного мыла. Несколько матрон по-гусиному зашипело вслед Эдне. Сирил подумал, что девушка намеренно вихляет всеми своими кружевами и оборками, проходя мимо очереди угрюмых домохозяек. Дразнит — и не оборачивается даже на явные оскорбления…
Заметив усмешку спутника, Эдна перенесла огонь на него:
— Слушай, скажи честно: какой черт занес тебя в нашу помойку? Думаешь здесь найти работу? А с виду вроде не дурак…
— У меня была работа в Ангусе, детка. Я ее бросил.
— Бросил? Сам?
— В здравом уме и трезвой памяти. Захотелось повидать мир. Вот, прочел в одном туристическом проспекте: “Териана — жемчужина восточного побережья…”
— Врешь, небось, — сказала девушка; но было видно, что ответ Сирила скорее развеселил ее, чем обидел.
— Хочешь, чтобы тебе не врали? Не задавай вопросов.
В конце концов, Эдна привела его к нелепому зданию, втиснутому в тыл чахлого сквера. Построенный в лучшие времена, дом обличал романтические устремления заказчика и его же архитектурное невежество. Над античным портиком входа — удивленные полукружия венецианских окон, суровые зубчатые башни. Впрочем, все это не слишком грандиозно. Видимо, фантазии было побольше, чем денег.
— Здесь я живу, — сообщила Эдна, плавным жестом обводя фасад. Сирилу почудились в ее голосе нотки той бредовой напевности, с которой она говорила о “колдуне” и “египетских магах”.
Дверь в глубине цементной колоннады не запиралась, замок был вырван с мясом. Они миновали просторный, пахнувший кошками вестибюль, где шторы обросли космами пыли, а в кадках топорщились сухие огрызки пальм. Эдна щелкнула выключателем; впереди загорелась хрустальная люстра под потолком зала, уставленного рядами вытертых плюшевых кресел.
— Своеобразно, — сказал Сирил, оглянувшись. — До сих пор я думал, что в театрах постоянно живут только крысы.
— Это мой дворец, — надменно заявила она. — И если ты хочешь, чтобы я пошла с тобой, тебе придется делать все, что я скажу.
Сирил передернул плечами, но все же остался послушен. Суетливая бодрость Эдны не проходила. Усадив приезжего в первом ряду, она вспорхнула по ступеням на сцену. Подняв пыльный смерч, выволокла из-за кулис ободранное “ампирное” кресло, водрузила его в центре помоста. Фоном служила голая кирпичная стена с трубчатой лестницей. Еще минута, и на голове Эдны оказалась корона — золоченый обруч с зубцами-трилистниками. Накинув голубой плащ со звездами, видимо, служивший одеянием феи в детских спектаклях, и взяв в руки скипетр, девушка уселась на “трон”. Вдохновение и гордость озарили гримированное личико Эдны. Подбородок был высоко поднят, и только ноздри дрожали, выдавая внутреннюю бурю.
— Я заколдована, — торжественно сказала она, и холодок тронул лопатки Сирила. Хрипловатый голос Эдны раздробился в гулкой пустоте. Ответные вздохи пробежали, колебля бурые паруса сцены. — Вот уже целую тысячу лет меня стережет злой волшебник. Покорные его чарам, оцепенели, словно статуи, мои фрейлины и пажи, шуты и повара, конюхи и дворцовая стража. Нет дорог ко двору, дикий лес окружает его. В чаще бродят волки с окровавленными пастями и перекликаются призраки. Ты первый, кто нашел путь ко мне; ты не побоялся колдуна, прекрасный и храбрый принц. Подойди же и сними с меня чары.
Текст был явно заученный, интонации — с чужого голоса. Но столько свежего неподдельного чувства вложила Эдна в свой монолог, что Сирил невольно заслушался. И вздрогнул точно от укола, когда со сцены раздался яростный шепот: “Ну, чего тянешь? Поднимайся!” Эти слова были обращены к нему. Он был принцем-освободителем, и он должен был исполнить сказочный долг. Сирил, испытывая странную отрешенность, взобрался по крутым скрипучим ступеням и встал на одно колено перед троном принцессы.
— Повторяй за мной, — приказала Эдна. — “Я пришел из-за девяти гор, из-за семи морей; слух о твоей несравненной красоте вел меня, словно путеводная звезда…”
Коснеющим языком Сирил повторил эту фразу — и другие, полные столь же наивных, горячих и выспренних слов, которые до конца земных дней будут находить отзвук в простых сердцах. Когда его роль была окончена, Эдна смежила густо начерненные веки и чуть приоткрыла глаза. Сирил понял, что должен поцеловать девушку, и сделал это с неожиданным чувством облегчения и благодарности.
— Ну, вот! — сказала она, не снимая рук с его шеи. — Я расколдована. А теперь мы должны устроить свадебный пир, и ты проведешь со мной ночь во дворце.
— У меня другое предложение, — мягко возразил Сирил, стараясь попасть в тон игры. — Не лучше ли нам сразу отправиться в свадебное путешествие?
— А-а, — протянула Эдна, охотно подхватывая новую сказку. — Ты хочешь объехать со мной весь белый свет, а потом увезти меня в свое королевство, где мы никогда больше не узнаем горя?..
— Никогда, — твердо сказал он, вставая. — Собирайся, принцесса. Путь неблизкий.
Она упорхнула за кулисы. Задорно простучали каблучки, рухнуло нечто деревянное, вероятно, задетое плащом феи. А Сирил все стоял на прежнем месте, сжимая кулаки от неожиданной острой боли. Он представил себе угол, где живет это диковинное создание, — какой-нибудь закуток гримерных или костюмерных, завешанный драными афишами, с Неаполитанским заливом вместо подстилки. И представил тех, кого Эдна приводит в этот священный приют, кто платит ей консервами, полученными по карточкам “С” и “В”, сигаретами, парфюмерией или другим “эквивалентом”, большая часть которого все равно уходит опухшему от безделья упырю в обмен на “то, что ей нужно”.