Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

— Сдаётся мне, наша госпожа, герцогиня, вздумала посмеяться над нами, а мы дали себя одурачить. Где это видано, чтобы мужчина в Богемии обедал за железным столом? Что означает эта бешеная скачка, как не злую насмешку и оскорбление?

Но другой, более благоразумный, предположил, что железный стол может иметь и символическое значение. Что если они встретят странствующего рыцаря, отдыхающего, по обычаю своих собратьев, в поле под деревом и разложившего скудный обед на бронзовом щите. Третий шутливо заметил:

— Боюсь, наш путь приведёт нас прямо в мастерскую циклопов[121], и придётся нам привести нашей Венере хромого Вулкана[122], обедающего где-нибудь на наковальне, или одного из его помощников.

За разговором они увидели, как белый конь далеко опередил их и уже направил свой бег по свежевспаханному полю. К их удивлению, он вдруг остановился возле одинокого пахаря. Послы поспешили туда и увидели крестьянина, который сидел в тени дикой груши на опрокинутом плуге и ел разложенный на железном лемехе, как на столе, чёрный хлеб. Красавец-конь, видно, понравился ему. Он дружелюбно протянул ему кусок хлеба, и тот взял его прямо с руки. Послы, хотя и были поражены, но никто из них больше не сомневался, что перед ними тот, кого они искали. Почтительно приблизившись к пахарю, старейший из послов сказал:

— Правительница Богемии послала нас к тебе и велела объявить, что по воле богов ты должен сменить этот плуг на герцогский трон, а кнут погонщика на скипетр. Она выбрала тебя в супруги, чтобы вместе с тобой править богемским государством.

Молодой крестьянин подумал, что о его тайной любви догадались и теперь пришли высмеять его, и это ему очень не понравилось. Желая отплатить за насмешку, он дерзко ответил:

— Посмотрите, разве ваше государство стоит этого плуга? Если герцог не может есть сытнее, пить веселее и спать спокойнее, чем пахарь, то, право, не стоит менять эту кормилицу-пашню на государство Богемию и этот гладкий кнут на скипетр. Скажите, зачем мне четверик соли, если, чтобы посолить свой хлеб, мне достаточно и малой щепотки.

Тогда один из двенадцати ответил ему:

— Крот откапывает червей в земле и питается ими, ибо его глаза не выносят дневного света и он не может бегать как быстроногая серна; рак ползает по дну болот и озёр, а больше всего любит жить под корнями деревьев и кустов у берега реки, потому что ему не достаёт плавников, чтобы плавать; петух, запертый в курятнике, не рискует перелететь через низкий плетень, так как он слишком труслив, чтобы как ястреб парящий высоко в небе, положиться на свои крылья. Если тебе даны глаза, чтобы видеть, ноги, чтобы ходить, плавники, чтобы плавать и крылья, чтобы летать, ты не станешь как крот рыться в земле, как неуклюжий рак ползать по дну рек и озёр или, подобно принцу домашних птиц кукарекать на навозной куче. Ты выйдешь на дневной свет и будешь бегать, плавать или летать к облакам, смотря по тому, какими способностями тебя наградила природа, ибо человеку мало быть тем, что он есть, — он должен стремиться быть тем, чем он может стать. Будь же тем, чем призывают тебя стать боги, и тогда суди, стоит ли богемское государство твоего клочка пашни.

Серьёзная речь посла, в которой не было и тени насмешки, а ещё больше знаки герцогского достоинства — пурпурная одежда, скипетр и золотой меч, поднесённые ему как вещественное доказательство полномочий депутатов и правдивости их слов, рассеяли наконец сомнения недоверчивого пахаря.

Свет вдруг озарил его душу. Так значит, Либуша угадала его чувство? Обладая способностью видеть скрытое, узнала о его верности и постоянстве и желает теперь вознаградить его, да так, как ему и во сне не снилось.

Неожиданно он вспомнил о предсказанном ему даре пророчества и подумал: «Это предсказание исполнится сейчас, или никогда!» Схватив ореховую палку, он глубоко воткнул её во вспаханную землю, разрыхлив её вокруг, как это делают, когда сажают молодое деревце, и… О чудо! На палке тотчас же появились почки, и она пустила побеги с листвой и цветами. Но две зазеленевшие было ветки завяли, и ветер играл их сухой листвой. Тем сильнее распустилась третья, на которой появились и созрели плоды. Тогда на восторженного пахаря снизошёл дух пророчества, и он заговорил:

— Послы герцогини Либуши и богемского народа! Слушайте, что вам скажет сын честного рыцаря Мната — Пржемысл, которому дар пророчества открыл тайны будущего. Человека, управляющего плугом, вы призвали управлять государством прежде, чем он закончил свою работу. Ах, если бы плуг вспахал поле до пограничного камня, была бы Богемия на вечные времена независимым государством. Но вы слишком рано прервали его работу, поэтому ваше государство станет частью соседнего и навсегда объединится с ним. Три ветки, распустившиеся на палке, обещают вашей герцогине трёх сыновей от меня. Двое из них преждевременно увянут, как два незацветших побега, а третий станет наследником трона, и у него будет внук. Как орёл взовьётся он над горами и совьёт гнездо в вашей стране, которую вскоре покинет, но вернётся опять как в свою вотчину. И явится он тогда как сын богов, станет другом пахаря[123] и освободит его от рабских цепей. Потомство, запомни слова мои! Ты будешь благословлять свою судьбу: он растопчет дракона суеверия и протянет руку навстречу восходящей луне[124], чтобы вырвать её из облаков и самому, как благодетельное светило, освещать мир.

Почтенная депутация стояла в немом изумлении. Как безмолвные идолы, взирали послы на человека, предрекающего будущее, словно сам Бог вещал его устами. Он же, отойдя от них, подошёл к двум белым быкам — своим товарищам в тяжком труде, снял с них ярмо и, освободив от работы, пустил на волю. Быки радостно побежали по зелёной лужайке, но вдруг стали худеть и, расплывшись в воздухе, исчезли как лёгкий туман.

Пржемысл скинул свои крестьянские деревянные башмаки и пошёл к ближайшему ручью умыться, после чего его облачили в богатую одежду, и он, опоясавшись рыцарским мечом и надев золотые шпоры, ловко вскочил на белого коня, покорно подставившего ему свою спину.

Но, прежде чем Пржемысл оставил пашню и отправился в путь, он велел послам взять с собой его деревянные башмаки и сохранить их в память о том, что выходец из простого народа был возведён в высокий сан правителя Богемии, и чтобы ни он, ни его потомки не забывали об этом и не гордились высоким положением, а помня о своём происхождении, почитали и защищали крестьянское сословие, из которого сами вышли.

Отсюда пошёл старинный обычай, сохранявшийся до тех пор, пока не угас род Пржемысла[125] по мужской линии: в день коронации ставить перед королём Богемии пару деревянных башмаков.

Выросшее из палки ореховое дерево росло и приносило плоды. Его корни широко разрослись, дали новые побеги, и на месте некогда вспаханного поля выросла ореховая роща, приносившая жителям близлежащих деревень немалый доход, так как община, в память о том чудесном первом дереве, получила от богемских королей льготную грамоту, освобождавшую их от всех податей, кроме одной — ежегодной кружечки лесных орехов. Как говорит молва, этой привилегией их потомки пользуются и по сей день[126].

Резвый конь гордо нёс на спине жениха к своей хозяйке, и хотя он, казалось, обгонял ветер, Пржемысл, временами, давал ему почувствовать шпоры, заставляя бежать ещё быстрее. Стремительный бег коня представлялся ему черепашьим шагом, — так горячо было его желание увидеть прекрасную Либушу, чей образ, спустя семь лет, всё так же живо представал перед его мысленным взором. Она виделась ему всё такой же прелестной и юной и не только как отрада глаз, как красивая фиалка в пёстром цветнике садовника, а в счастливом союзе с ним — венце их взаимной любви. Он думал только о миртовой короне, которая в табели о рангах влюблённых сияет много ярче, чем королевская, и если бы можно было положить на одну чашу весов величие, а на другую любовь, то чаша с богемским государством подскочила бы высоко вверх, как обрезанный дукат на весах менялы.

Солнце уже склонилось к закату, когда новый герцог с триумфом вступил в Вышеград. Либуша в это время гуляла в саду и собирала сливы. Там и застало её известие о прибытии будущего супруга. Она скромно вышла ему навстречу и с покорностью приняла как жениха, ниспосланного ей богами, выдав выбор своего сердца за волю небесных сил.

Взоры всего двора с любопытством устремились на прибывшего, но в нём увидели лишь красивого стройного мужчину и только. Оценивая внешность Пржемысла, многие придворные мысленно сравнивали его с собой и никак не могли понять, почему боги избрали спутником жизни молодой герцогини и правителем Богемии не румяного воина из их среды, а этого смуглого пахаря. Особенно неохотно, и это было очень заметно, отказались от своих притязаний князь Владомир и рыцарь Мечеслав. Поэтому, желая оправдать выбор богов и убедить всех, что хотя земледелец Пржемысл и не имеет знатного происхождения, зато он наделён равноценными качествами — исключительным умом и проницательностью, Либуша дала великолепный обед, ничем не уступающий обеду, который гостеприимная Дидона[127] когда-то устроила для кроткого Энея[128], и после того как заздравный кубок с дарами покровителя радости и веселья, переходя от уст к устам, поднял настроение у гостей и часть ночи прошла в шутках и забавах, предложила игру в загадки. А так как видеть скрытое и без того было её обычным делом, она, к удовольствию всех присутствующих, отгадала всё, предложенное ей. Когда же подошла её очередь загадывать, она подозвала князя Владомира, рыцаря Мечеслава и земледельца Пржемысла и сказала: