Мор, ученик Смерти - Терри Пратчетт

— …Услышь меня, о Слепой Ио Стоглазый; услышь меня, о Великий Оффлер, Меж Чьих Зубов Вьются Птицы; услышь меня, о Милосердный Рок; услышь меня, о Золотая, м-м, Участь; услышь меня, о Семирукий Сек; услышь меня, о Лесной Хоки; услышь меня, о…

С тупым ужасом Кувыркс осознал, что старый хрен, вопреки всем инструкциям, намерен перечислить всех. На Плоском мире имелось более девятисот известных богов, и богословы-исследователи ежегодно открывали новых. Это могло занять многие часы. Собрание уже начинало ерзать и беспокойно елозить ногами.

Кели стояла перед алтарем. Ее лицо выражало ярость. Кувыркс пихнул первосвященника под ребра, что, однако, не возымело какого-либо видимого эффекта. Тогда он принялся подавать знаки молодому служке, яростно поднимая и кривя брови.

— Останови его! — прошипел он. — У нас нет времени!

— Боги будут недовольны…

— Не так недовольны, как я, а я — здесь. Служка мгновение вглядывался в лицо Кувыркса, после чего решил, что с богами лучше объясниться позже.

Похлопав первосвященника по плечу, он зашептал ему что-то на ухо.

— О Стейкхегель, Бог, м-м, Коровьих Хлевов На Отшибе; услышь меня, о…

Да-да? Что такое?

«Шу-шу-шу-шу.»

— Это, мой друг, серьезное нарушение. Ну хорошо, перейдем сразу к, м-м, Перечислению Родословной.

«Шу-шу-шу-шу.»

Первосвященник, нахмурившись, воззрился на Кувыркса или, по крайней мере, на то место, где, как он считал, тот находился.

— Ох, ну ладно. Приготовь, м-м, фимиам и благовония для Исповедания Четырехкратной Тропы.

«Шу-шу-шу-шу.»

Лицо первосвященника омрачилось.

— Я полагаю, м-м, о краткой молитве не может быть и речи? — ядовито произнес он.

— Если некоторые здесь не пошевелятся, — сдержанно заявила Кели, — то будут неприятности.

«Шу-шу-шу.»

— Не знаю, — ответил первосвященник. — В таком случае стоит ли вообще затрудняться религиозной, м-м, церемонией. В общем, ведите сюда этого проклятого слона.

Служка, стрельнув в Кувыркса яростным взглядом, помахал стражникам.

Пока они толкали вверенного их заботам слегка покачивающегося клиента, подгоняя его криками и заостренными палками, молодой жрец незаметно приблизился к Кувырксу и сунул ему в руку какой-то предмет.

Тот посмотрел. Предмет оказался водонепроницаемой шляпой.

— Это обязательно?

— Он очень набожный, — объяснил служка. — Нам могут понадобиться трубки для дыхания под водой.

Слон достиг алтаря. Его заставили, преклонить колени. Он икнул.

— Ну, где он, наконец? — рыкнул первосвященник. — Давайте же покончим с этим, м-м, фарсом!

Знакомое «шу-шу» донеслось со стороны служки. Первосвященник прислушался, мрачно кивнул, взял нож для жертвоприношений с белой ручкой и обеими руками вознес его над головой. Зал, затаив дыхание, наблюдал. Затем он снова опустил нож.

— Где прямо передо мной?

«Шу-шу…»

— Разумеется, я не нуждаюсь в твоей помощи, юноша! Я приносил в жертву мужчину и мальчика… м-м, женщин и животных. Я занимаюсь этим семьдесят лет, и, если когда-нибудь я не смогу удержать в руках, м-м, нож, можешь уложить меня в земляную постель!

И, широко размахнувшись, он опустил лезвие, которое, по чистой случайности, нанесло слону поверхностную рану на брюхе.

Бедное животное вышло из приятного задумчивого ступора и издало пронзительный рев. Служка в ужасе поднял голову, встретил взгляд пары крошечных налитых кровью глазок, щурившихся на него с высоты разъяренного туловища, и одним прыжком очистил алтарь.

Слон был в ярости. Туманные путаные воспоминания затопили его больную голову: воспоминания о факелах и криках, о людях с сетями, клетками и копьями, о долгих, долгих годах, проведенных за тяганием тяжелых стволов.

Опустившись на камень алтаря, слон, к собственному удивлению, раскроил его надвое, клыками, точно рычагами, поднял обе части в воздух и затем, предприняв безуспешную попытку выдернуть с корнем каменную колонну и ощутив внезапную потребность в глотке свежего воздуха, ринулся прочь из зала, скрипя артритными суставами.

Не разбирая дороги, слон врезался в дверь. В крови животного пел зов стаи и искрился алкоголь. Он сорвал дверь с петель и кренясь понесся дальше, пересек внутренний двор, разнес в щепки внешние ворота, рыгнул, громоподобно протопал по спящему городу и все еще набирал скорость, когда вдруг уловил в ночном бризе запах далекого темного континента — Клатча. Подняв хвост, он последовал древнему зову родины.

А в зале тем временем творилось черт знает что. Пыль, крики, сумятица.

Кувыркс затолкал шляпу подальше и опустился на четвереньки.

— Спасибо огромное, — произнесла Кели, которая лежала прямо под ним. И зачем ты прыгнул на меня?

— Первым инстинктивным движением моей души было защитить вас, ваше величество.

— Да, к инстинкту это, возможно, имело отношение, но…

Она хотела было сказать, что даже слон весит меньше, но при виде большого, серьезного и довольно разгоряченного лица волшебника передумала.

— Мы обсудим это позже, — сказала она, садясь и отряхиваясь от пыли. Итак, полагаю, мы обойдемся без жертвоприношений. Я пока еще не ваше величество, только ваше высочество, так что если кто-нибудь принесет корону…

Сзади раздался щелчок взводимой тетивы.

— Эй, волшебник, а ну-ка, держи руки на виду, — процедил герцог.

Кувыркс медленно встал и повернулся. За спиной у герцога стояло полдюжины больших серьезных мужчин, мужчин того типа, чья основная жизненная функция — маячить за спиной кого-нибудь вроде герцога. У них была дюжина больших серьезных арбалетов, чье главное предназначение — выглядеть так, как будто они вот-вот выстрелят.

Принцесса вскочила на ноги и бросилась было к своему дяде, но Кувыркс схватил ее и остановил.

— Нет, — тихо промолвил он. — Герцог ведь не станет бросать людей в клетку, а потом ждать, что случится раньше: мыши перегрызут путы или темницу затопит. Нет, он просто убьет — прямо сейчас и не сходя с места.

Герцог раскланялся.

— Воистину можно сказать, что это слова богов, — согласился он. — Что ж, принцесса трагически погибла под ногами сорвавшегося с цепи слона. Народ огорчится. Я лично издам указ о неделе траура.

— Ты не сможешь, все гости видели!.. — начала было принцесса, пребывающая на грани слез.

Кувыркс покачал головой. Он заметил. что через толпу растерянных гостей прокладывают дорогу стражники.

— Они не видели, — сказал он. — Ты будешь удивлена, сколького они не видели. Особенно когда узнали, что трагической гибелью под ногами сорвавшегося с цепи слона можно заразиться. Смерть может настигнуть тебя даже в собственной постели.

Герцог любезно рассмеялся.

— А ты и вправду довольно умен для волшебника, — фыркнул он. — Итак, я предлагаю изгнание…

— Тебе не выйти сухим из воды, — оборвал его Кувыркс. И, немного подумав, добавил:

— Хотя ты-то, может, и выйдешь, но еще пожалеешь об этом на своем смертном одре и захочешь тогда…

Он внезапно умолк. Челюсть у него отвисла.

Следуя направлению его взгляда, герцог обернулся.

— Что, волшебник, ты там увидел?

— Тебе не выйти сухим из воды! — истерически воскликнул Кувыркс. — Тебя здесь вообще не будет. Сейчас все станет так, словно этой коронации никогда не было, понятно?

— Следите за его руками, — приказал герцог. — Если он хоть пальцами шевельнет, отстрелите их.

Он еще раз озадаченно оглянулся. Волшебник, похоже, не притворялся.

Говорят, волшебники видят вещи, которых на самом деле нет…

— Даже если ты убьешь меня, это тоже ничего не изменит, — захлебывался Кувыркс, — потому что завтра я проснусь в своей собственной постели. Оно уже прошло сквозь стену!

Ночь катилась по Диску, от краев к центру. Разумеется, она присутствовала всегда, была на своем посту, скрываясь, как в засаде, в тенях, норах и подвалах. Но по мере того как медленный дневной свет перемещался вслед за солнцем, лужицы и озерца тьмы расширялись, встречались и сливались.

Причина такой неторопливости света в Плоском мире объясняется воздействием на солнечные лучи колоссального магического поля. Свет Плоского мира не таков, как везде. Он немного более взрослый и солидный, он стреляный воробей и не видит необходимости кидаться куда-то сломя голову. Он знает: как быстро не мчись, темнота все равно придет к финишу первой. Так что он и не напрягается.

Полночь скользила по ландшафту, подобно бархатной летучей мыши. И, обгоняя полночь, крошечной искоркой на фоне темного мира Диска галопом неслась Бинки. За копытами тянулись языки ревущего пламени. Мускулы перекатывались под лоснящейся кожей, как змеи — в масле.

Они летели в молчании. Изабель обеими руками обнимала Мора за пояс.