Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья - Влада Баранова

Урумы, как и румеи, упоминали, что их язык нелитературный; отсутствие письменности и литературной нормы сопоставляется представителями обеих групп с русским языком. В отличие от румеев урумы не упоминают в подобном контексте новогреческий язык и описывают не иерархические отношения языка и диалекта, а множественность равнозначных вариантов греческого языка: «Он не литературный. Греческий есть один язык, второй язык, третий язык… А наш язык не знаем какой. К кому он относится» (ОГХ, урумка, 1919, Старый Крым).

Румеями смешанность языка оценивается однозначно отрицательно, тогда как урумы вкладывают в эту характеристику разные смыслы. С одной стороны, смешение они оценивают негативно: во-первых, сам по себе греко-татарский язык воспринимается как результат смешения; кроме того, влияние русского языка и проникновение славянской лексики делают язык смешанным.

«Говорили, что „бригадирский язык“, говорили, что потому что и русские слова есть. Наверное, бригадиры, когда говорили, и русские слова мешали, и греческие» (МКЗ, урумка, 1922, Гранитное).

В то же время смешанность идиома позволяет информантам уйти от однозначных сопоставлений с каким-то языком — новогреческим, татарским, турецким и пр.; одним из способов служит перечисление многих «похожих» на греческий язык идиомов (азербайджанского, казахского, татарского, гагаузского и пр.).

Урумский язык как результат смешения разных тюркских, а в отдельных случаях и эллинского [96] языков обладает, в глазах некоторых информантов, сомнительным статусом «смеси», «неисконного» или «недревнего» идиома, однако представляет собой самостоятельный язык, несводимый полностью ни к какому другому и не являющийся диалектом одного литературного языка. Для урумов важно осознавать свой идиом как особый вариант, и они часто описывают греческий язык, отвлекаясь от возможных генетических параллелей, известных им: «Кто его знает, кто нашел, кто сотворил наш греческий вот язык? Мы разговариваем по-своему. Мы разговариваем так; по-нашему — чуть покартавее — разговаривают мангушанские. Старобешевские по-нашему разговаривают, Малая Каранъ. Дырдуба, это село по-нашему разговаривает. Наших дедов деды жили в том Крыме, а до того Крыма не знаю, где они жили» (АНФ, урумка, 1926, Старый Крым).

Информант АНФ, называя урумский только «наш язык», отказывается от идеи укорененности идиома, его истории, генетических связей и номинаций во имя идеи обособленности своего языка, манифестирующего сообщество.

Урумы, как и румеи, используют противопоставление твердых и мягких идиомов и принимают определение своего языка как твердого по сравнению с румейским. Если для румеев эта оппозиция применяется, прежде всего, в сопоставлении локальных вариантов румейского, то для урумов различие вариантов языка в разных поселках менее актуально; они также используют эту оппозицию для описания соотношения новогреческого (как наиболее мягкого), румейского (тоже мягкого) и — иногда — урумского (как твердого и грубого). Наиболее престижными и красивыми вариантами оказываются более мягкие; мягкие варианты румейского ближе к новогреческому.

Урумы упоминают эти признаки идиома применительно к румейскому и в отдельных случаях указывают, что оценка исходит от румеев: «Они считают, что у нас язык грубее ихнего, мы больше рекаем, „р“. На „р“ ударение. А мы, нам не нравится, что они — как? — лелекают, калёмерес [97] — это как „добрый день“ или что» (ВВТ, урумка, 1938, Старый Крым).

Гораздо чаще урумы отмечают мягкое произношение румеями звуков русского языка. В этом случае мягкость рассматривается не как относительно престижная характеристика, сближающая румейский с новогреческим языком, а как акцент, разновидность неполного владения нормами другого престижного языка, русского.

Одна информантка даже противопоставила мягкость звучания речи румеев нежному, то есть более грамотному, произношению урумов (ср. уже приводившееся в главе 5 высказывание о румейском языке и оценку собственного идиома: «Они как-то вот „эль“ мягко говорят, а мы нет. Я вчера как раз вспоминала… Фестивали проводили, и вот Саул, фамилия Саул, рассказывал стихотворение: „Я волъком би вигризъ бюрократизм // К мандатам почтения нету…“ Ну, смеяться нехорошо, это просто ихний говор такой вот был…» (ДВФ, урумка, 1929, Гранитное).

Для противопоставления с румейским и только с ним используются иногда связанные с характеристиками «твердый — мягкий» признаки «легкий — сложный», внешне безоценочные, но интерпретируемые в отдельных интервью как доказательство более высокого статуса собственного идиома. Информанты-урумы, не владеющие румейским, но знающие некоторое количество слов или фраз на нем, охарактеризовали его как более легкий, а свой идиом — как трудный. «Я если бы еще пожила (в Малом Янисоле), полностью бы выучила тот язык. Нам их легче было учить, грекам. Говорят, что наш труднее. Наш язык — труднее, я это слыхала» (ЛПК, урумка, 1923, Старый Крым).

Некоторые информанты чрезвычайно эмоционально описывали чувство солидарности, воплощенное в термине «родной язык»: «Но если оно мое родное — все равно, как бы ни было… у меня родителей не стало уже давным-давно, и все равно это греческий язык. Для меня, например, это слово родное. Например, я хочу сказать „ты красивая“ — sen gu*z’el’ — и мне хочется сказать на своем языке. Наверно, оно еще с молоком нам всем — если ты русская, тебе хочется русского… Твое все равно твое» (ЛАД, урумка, 1937, Гранитное).

Эмоциональная вовлеченность в языковые проблемы и лояльность своему языку достаточно высоки в сообществе. Как видно из рассмотренных выше оценок идиома, урумы, сознавая достаточно низкий престиж идиома, чувствуют солидарность с родным языком. Они неоднозначно трактуют большинство приписываемых идиому признаков или даже «переворачивают» используемые соседями оценочные оппозиции.

Положение урумского языка в Старом Крыму и Гранитном во многом схоже. Представления о том, в каких сферах может быть использован урумский язык, а также распределение функций урумского и русского языков совпадают в этих поселках, и данное сходство в принципе характерно для ситуации языкового сдвига, постепенного вытеснения урумского языка доминирующим русским. Различия с точки зрения большего или меньшего удельного веса урумского или русского языков в двух поселках скорее количественные, чем качественные.

Урумский находится в состоянии языкового сдвига и используется, к сожалению, лишь незначительной частью жителей (представителями самой старшей возрастной группы), однако их компетенция достаточно полна. Тексты на урумском (сказки, молитвы, спонтанные рассказы на бытовые темы) обнаруживают существенную устойчивость и почти не содержат русских заимствований, а информант, который хорошо знает язык и помнит сказки, способен на продолжительный рассказ на урумском, избегая переключения кодов, русских заимствований и т. д. Более молодые урумы не говорят по-урумски, но способны понимать идиом (их пассивная компетенция достаточна для участия в повседневной коммуникации, как показали тесты на понимание урумского языка [98]).

Положение идиома в Гранитном несколько более выигрышное, чем в Старом Крыму: больше полноценных носителей среди пожилых жителей поселка, и они, по-видимому, несколько чаще разговаривают между собой на урумском; языковая компетенция представителей средней возрастной группы чуть выше. Подобное расхождение, повторим, не слишком существенно.

Однако представления о положении идиома различаются значительно сильнее. В Гранитном часть информантов не высказывает особенных опасений по поводу судьбы идиома.

Информант. Ну, я думаю, что, например, не уйдет, потому что я, например, внучку учу. ‹…› Внучка моя будет знать, другого будет учить. Мне кажется, что не уйдет. Хотя и в школах собиралися преподавать и татарский, и греческий — но все это затихло. ‹…› Ну-тка, мы будем разговаривать и так. Мы и так будем знать, без этого. Мы ж знаем, например, я все слова знаю, все.

Собиратель. А внучку учите. А дочку?

Информант. А дочка сама все знает. Я с дочкой разговариваю тоже, может, немножко. И дочка все знает. А внучка вот уже только некоторые слова — поди воды принеси, дай вилку…

(Сведения об информанте: РВС, урумка, 1947, Гранитное.)

В поселке Гранитное урумы отмечают, что увеличение русского населения и количества официальных учреждений приводит к вытеснению идиома, однако сетования по поводу утраты языка перемежаются в интервью рассказами об интересе внуков к урумскому.