Эгипет - Джон Краули

Решать, является ли данная точка зрения (было написано в сноске), которую мы приписываем здесь Бруно, истинным смыслом, сокрытым в учении Гермеса Трисмегиста (ага, подумал Пирс, вот оно, это имя), мы оставляем читателю. Тех, кого действительно заинтересует эта проблема, можем для начала переадресовать к Миду, который пишет: Следуя за путеводной нитью герметической традиции в обратном направлении, мы можем сквозь толщу времен проникнуть в святая святых Великих Таинств Древнего Египта.

— И так оно и вышло, — сказал Пирс. — Так оно и вышло.

— Трисме — что? — переспросила Джулия.

— Слушай, не перебивай, — сказал Пирс. — Всему свое время.

Книжку Мида, к которой переадресовал его Крафт (а может быть, не только его теперешнего, но и его тогдашнее, давнее, юное «я»), найти оказалось совершенно невозможно: «Трижды-славный Гермес», автор — Дж. Р. С. Мид (Лондон — Бенарес, Издательство Теософского Общества, 1906; в трех томах). Но поиски этого издания завели Пирса в ряд довольно странных мест, в магазинчики, на выступления мистиков и просто психов — он никогда не думал, что их вокруг такое количество, — в некоторые из этих мест он так и не смог себя заставить войти, но все же не мог не признать, что они имеют какое-то отношение к тому месту, которое ищет он. Уверившись наконец, что он не сам все это придумал, он покинул эти воображаемые миры как имеющие сугубо внутреннее значение для самих духовидцев и вернулся в те места, где освещение было поярче. И тут вдруг понял — уже теплее. История идей, «История магии и экспериментальной науки», «Журнал Варбургского и Куртольдского институтов» — он листал их когда-то, в старших классах средней школы.

Теплее, теплее. На избранном пути объявились другие люди, куда более значимые, чем он, фигуры в научном мире; они проводили серьезные исследования, они публиковали книги. И Пирс с чувством благодарности оставил «Opera omnia latinae» Бруно, подмеченную мимоходом в самом дальнем углу стеллажа в бруклинской публичке, чтобы окунуться в знакомые воды Вспомогательных Источников; и вот наконец университет Чикаго прислал ему по почте (он ждал этой посылки с большим нетерпением, чем когда-то золотого кольца с шифром Капитана Полуночника [73]) книгу одной английской дамы, которая — Пирс понял это, не успев еще даже сорвать с тома оберточную бумагу, — исходила его затерянный мир вдоль и поперек и вернулась в исходную точку с богатым караваном, груженным странного вида и свойства товарами, картами, удивительными и загадочными предметами, награбленным добром.

— А теперь, — сказал Пирс, на секунду почувствовав себя незадачливым рассказчиком в старой как мир туристской шутке, — я расскажу тебе историю, которую рассказала мне она.

Он отхлебнул еще глоток и спросил:

— Тебе знакомо слово «герметический»?

— В смысле, герметически закрытый?

— И в этом смысле тоже, а еще — герметический, оккультный, тайный, эзотерический.

— Ну да, естественно.

— Вот и славно, — сказал Пирс, — тогда слушай.

Где-то годах примерно в тысяча четыреста шестидесятых один греческий монах привез во Флоренцию собрание греческих манускриптов, которые произвели в городе настоящий фурор. Судя по всему, это были греческие переводы древних египетских рукописей — богословских и философских трактатов, магических формул, — составленных когда-то древнеегипетским жрецом или мудрецом по имени Гермес Трисмегист, или, в переводе, Гермес Триждывеличайший. Гермес, естественно, божество греческое; греки ассоциировали своего Гермеса, бога правильной речи, с египетским Тотом, или Тойтом, богом, который изобрел письменность. Сравнив свежеобретенные рукописи с античными источниками, которые были в их распоряжении, — с Цицероном, Лактанцием, Платоном, — те ученые эпохи Возрождения, что впервые знакомились с этой традицией, выяснили, что автор текстов доводился двоюродным братом Атланту и братом — Прометею (Ренессанс привык считать всех вышеперечисленных реальными историческими фигурами) и что был он не богом, но человеком, величайшим мудрецом античности, который жил задолго до Платона и Пифагора, а может статься, что и задолго до Моисея, и что в таком случае перед ними лежат древнейшие рукописи в истории человечества.

Как только рукописи оказались во Флоренции, в городе начался страшный ажиотаж.

Об их существовании поговаривали и раньше, еще в Средние века: в средневековье у Гермеса Трисмегиста была репутация одного из величайших мудрецов древности, в одном ряду с Вергилием и Соломоном, его перу приписывались различны трактаты и гримуары — и вот наконец перед ученым миром явились его истинные тексты. В них была вся мудрость Египта, более древняя, чем вся мудрость римлян и греков, восходящая к временам, возможно, предшествующим даже Моисею, — позже, кстати, возникнет представление, что Моисей, получивший образование и воспитание, подобающее членам египетского правящего дома причастился тайнознания именно из этого источника.

Видишь ли, когда речь идет об эпохе Возрождения, нужно постоянно иметь в виду, что вся тогдашняя премудрость глядела не в будущее, а исключительно себе через плечо. Ренессансная наука, ренессансная система знаний стремилась только к тому, чтобы по мере сил воссоздать прошлое в настоящем, ибо прошлое по определению было мудрее, лучше, чище, чем настоящее. А потому чем более древней оказывалась рукопись и чем более древнее знание в ней содержалось, тем лучше оно оказывалось на поверку, свободное от привнесенных позже ошибок и интерполяций, тем ближе оно было к Золотому веку.

Понимаешь теперь, как эти рукописи должны были на них подействовать? Они сподобились лицезреть свод древнейшего в мире знания, и что ты думаешь? Он то и дело перекликался с Книгой Бытия; он то и дело перекликался с Платоном. Гермес был, вне всякого сомнения, человеком боговдохновленным, поелику предвидел сквозь тьму веков христианские истины. И сам Платон, вероятнее всего, черпал из этого же источника. В диалогах Гермеса с его учеником Асклепием и с его сыном Татом можно отыскать не только подобную платоновской философию идей, но и философию света, подобную системе Плотина, и даже представление о воплощенном Слове, перекликающееся с христианским логосом, Сыном Божьим, созидательным первопринципом. По сути дела, Гермеса произвели в христианские святые. И началась та безудержная мода на Египет и все египетское, которая держалась на всем протяжении эпохи Ренессанса. Более того. Эти египетские диалоги были в высшей степени одухотворены, благочестивы и абстрактны; и постоянно речь в них идет о необходимости избежать влаги звезд, об открытии божественного всемогущества человеческой души, но практических советов на сей счет не содержится почти никаких. А вот где были практические советы на сей счет, так это в старых добрых гримуарах многие из которых средневековая традиция приписывала непосредственно Гермесу; и кто его знает, может быть, именно там и следовало искать практическую сторону абстрактного духовного учения. Понятно, что в искаженном виде; понятно, что использовать эти книги нужно было с крайней осторожностью; и тем не менее они тоже относились к великой древней магии Гермеса Трисмегиста. Вот так Гермес и оказался виновником того, что множество весьма серьезных людей с головой ушли в практическую магию.

— Bay, — сказала Джулия. — Вот это да!

В глазах у нее появился знакомый огонек; палец незаметно для нее самой прошелся по краешку бокала с дайкири, стирая кристаллики сахара. Вот теперь она уже никуда от него не денется.

— А еще возникла совершенно новая наука, — сказал Пирс. — Если человек — брат могущественных демонов и способен на все, то что может воспрепятствовать ему в переустройстве мира, в творении невиданных чудес? Если вся полнота вселенной может быть вмещена и упорядочена человеческим разумом, как в то верил Джордано Бруно? Думаю, что и на ревизию коперниковской системы Бруно подвиг именно Гермес: не потому, что его идеи были более убедительными, но потому, что были они куда более необычными, чудесными, что здесь ему открылась возможность окунуться в настоящее древнеегипетское тай незнание.

— А что, — сказала Джулия, — все же знают: египтянам было известно о том, что земля вращается вокруг солнца Они держали это свое знание в тайне, но они же об этом знали.

У Пирса отвисла челюсть. Глаза у Джулии по-прежнему горели, в них были сосредоточенность и радость понимания.

— Ну, давай дальше, — сказала она и облизнула пальчик.

— Ладно, только не забывай об одном обстоятельстве, — сказал Пирс. — Не забывай, что в ту эпоху ни о культуре, ни о религиозных представлениях древних египтян не знали почитай что совсем ничего. Иероглифы разучились читать еще до наступления римской эры; и заново расшифровали их только в девятнадцатом веке. В эпоху Возрождения никто и понятия не имел, что написано на обелисках, зачем были нужны пирамиды, и так далее. И вот теперь они получили эти в высшей степени духовные, полуплатонические магические трактаты и взялись всерьез изучать Египет. Начать хотя бы с иероглифов: наверняка они представляют собой какой-нибудь таинственный мистический шифр, этакую историю в картинках о восхождении души, опорные иллюстрации для того, кто готов к постижению сути, быть может, сами по себе чудодейственные, исполненные смыслов, вроде как пятна Роршаха или карты Таро…