Искусство французского поцелуя - Кристин Хармел

После ужасного восьмичасового перелета из Парижа в Детройт, трехчасовой задержки и еще трех часов в самолете до Орландо я была не в настроении спорить с сестрой.

— Признай, улететь в Париж было ребячеством с твоей стороны, — сказала Джинни и покачала головой. — Ну ничего, когда-нибудь ты повзрослеешь, Эмма.

Я прикусила губу, решив, что смолчать будет лучше во всех отношениях. Джинни отвернулась, и мне пришлось самой затаскивать чемоданы в дом.

— Постарайся не шуметь, — бросила она через плечо. — Роберт и Одиссей еще спят!

Ах да! Я же не хочу разбудить ее муженька и царя Одиссея — так я прозвала их избалованного трехлетнего сына.

Мы с Джинни не ладили с детства. Когда мне исполнилось пять (а ей тринадцать) и я перестала быть для нее миленькой игрушкой, она начала относиться ко мне с презрением.

— Я у мамы любимая дочка, — шептала она мне на ухо. — Она никогда не будет любить тебя так, как меня.

Несмотря на наши постоянные ссоры и разницу характеров, в глубине души мы любили друг друга. Просто У Джинни всегда имелось свое мнение насчет того, что и как я делаю. Она всегда поступала правильно, не допуская, что тоже может ошибаться. После моего отъезда во Францию мы почти не разговаривали — сестра была в ужасе от того, что я уехала от Брета, даже не попытавшись его вернуть.

— Одну-единственную ошибку можно и простить, — твердила она. — Думаешь, Роберт всегда был идеальным мужем? По крайней мере, Брет хорошо зарабатывает и будет тебя обеспечивать! Где еще ты найдешь такого жениха? Тебе вот-вот стукнет тридцать!

Теперь, когда я униженно приползла к сестре, чтобы пожить в ее гостевой спальне до лучших времен, Джинни окончательно убедилась в собственной правоте. Вечером я легла спать в безупречно чистой, благоухающей освежителем воздуха комнате (кровать была заправлена идеально ровно, как в больнице) и с ужасом подумала о своем будущем. Ясно было одно: надо как можно скорее найти работу и убираться отсюда.

— Если бы ты попыталась вернуть Брета, ничего бы этого не произошло, — сказала Джинни на следующее утро.

Я пила кофе, а она скармливала Одиссею кукурузные колечки с молоком, изображая самолет. При каждой «посадке» мой племянник начинал дико визжать и молотить руками, раскидывая еду по всей кухне. Нелегко было воспринимать слова Джинни всерьез, когда у нее в волосах красовались размокшие колечки, а на лице — молочные брызги. В планы малолетнего бесенка явно не входило слушаться маму.

— Ну зачем мне нужны такие отношения? — со вздохом спросила я.

— Эмма, вы встречались три года. И у него прекрасная работа!

— Не хотю кукулузу, хотю шоколад! — завопил Одиссей, в очередной раз оттолкнув ложку с хлопьями.

— Одиссей, миленький, сначала съешь хлопья, а потом получишь шоколад, — запричитала Джинни пронзительным голоском, который сводил меня с ума. Неужели нельзя разговаривать с трехлетним ребенком по-человечески, а не как с пуделем? — Открой пошире ротик! Идем на посадку!

Племянник снова завопил, побагровел и замахал пухлыми ручками. Джинни вздохнула и отправилась в кладовку за шоколадными шариками. Стоило Одиссею увидеть коробку, как он тут же умолк. Я закатила глаза.

— Джинни, да плевать мне на его работу! — сказала я, когда сестра успешно затолкала ложку шариков в довольный ротик Одиссея. — Он меня бросил! А потом начал спать с Амандой! Разве можно такое простить?

— Эм, тебе почти тридцать. — Джинни скармливала Одиссею шарики, и молоко шоколадного цвета тонкими струйками стекало по его подбородку. — Пора уже повзрослеть. Если твой жених загулял, значит, ему чего-то не хватало дома.

— Да перестань, Джинни! — вспылила я, почему-то разозлившись на нее сильнее обычного. — Ты же не хочешь сказать, что он ушел к Аманде, потому что мы мало трахались?!

— Эмма, не при ребенке! — упрекнула меня сестра.

— Трах-трах-трах! — восторженно заверещал Одиссей, плюясь во все стороны шоколадными сгустками.

— Прости, пожалуйста… — выдавила я, виновато поглядев на племянника. — Серьезно, Джинни. Я не могу вернуться к Брету.

Сестра вздохнула, опустила ложку и отвернулась от Одиссея. Тот сразу опрокинул миску и принялся слизывать со стола шоколадные шарики, сосредоточенно бормоча под нос «трах-трах-трах».

— Эмма, я всего лишь хочу тебе помочь, — сказала Джинни. — Видит бог, мама с папой тут не советчики. Похоже, только я в нашей семье умею строить отношения.

Я решила сменить тему, пока у меня не возникло желания вылить оставшиеся размокшие шарики на безупречную головку идеальной жены.

— В общем, я решила узнать, нет ли на Парк-авеню каких-нибудь новых ресторанов, — сказала я, имея в виду торговый и развлекательный район Винтер-Парка.

— Ты хочешь быть официанткой?! — с ужасом вопросила Джинни.

Я пожала плечами.

— Ну, в «Бой банде» меня не возьмут, а другой работы в музыкальной сфере здесь нет. Можно попробовать устроиться в пиар-агентства, только не знаю, выйдет ли.

— Но пойти в официантки! — Джинни посмотрела на меня едва ли не с омерзением, — Тебе уже двадцать девять!

Я прикусила губу и твердо решила не спорить.

— Что ж, — через минуту сказала Джинни, — в ресторане хотя бы полно богатых мужчин. Главное — флиртуй побольше!

— Я там работать буду, а не на мужа охотиться, — с досадой ответила я — И потом, я, кажется, влюбилась во француза, который терпеть меня не может.

— Что? — рассеянно переспросила Джинни.

Она снова занялась Одиссеем, который доел шарики и разбрызгивал по кухне шоколадное молоко.

— Так, ничего… — вздохнула я.

— Мужа-хот! Мужа-хот! Мужа-хот! — твердил Одиссей — видно, он слушал меня внимательнее, чем его мама.

К концу недели я устроилась официанткой во французско-американский фьюжн-ресторан «Френчи» на Парк-авеню. Его владелец, Пьер, был приятно удивлен, что я недавно вернулась из Парижа, и сразу взял меня на работу.

— Вы знакомы с Гийомом Ришем? — спросил он, прочитав мое резюме.

Я кивнула, подумав про себя, что напрасно добавила эту жалкую строчку в свой послужной список.

— Merveilleux! — оживившись, воскликнул он. — Это же настоящая звезда! Вы слышали его новый сингл, non?

Слышала, как же. «Красавицу», второй сингл с нового альбома, совсем недавно начали крутить по радио. В Сети даже поговаривали, что в десятку «Билборда» могут попасть сразу две песни Гийома — «Город света» и «Красавица».

Мы с Поппи созванивались несколько раз в неделю — только этими разговорами я и жила. И пусть я потратила целое состояние на международные телефонные карточки, мне было бесконечно приятно от мысли, что я могу поговорить с настоящей подругой. А слушая ее болтовню о расцветающем романе с Дарреном и все более редких свиданиях с ничего не подозревающими французами, я хохотала и ненадолго забывала о своем одиноком яситье-бьггье у сестры и о работе, которая приносила мне куда меньше удовлетворения, чем прежняя.