Искусство французского поцелуя - Кристин Хармел

Брета глубоко потрясли мои слова, как будто мысль о том, что на нем свет клином не сошелся, прежде не приходила ему в голову. Он долго смотрел на меня, затем откашлялся и сказал:

— Послушай, мы оба совершали ошибки. Может, пора о них забыть?

Не успела я ответить, как в комнату вошла Джинни с Одиссеем на руках. Он размахивал пластмассовым грузовиком, рычал и бил им маму по голове. Она этого будто не замечала.

— О, как мило, голубки уселись рядышком! — проворковала сестра и несколько раз подкинула Одиссея в воздух. — Посмотри на тетечку Эмму и дядечку Брета! — засюсюкала она. — Разве они не прелесть?

Одиссей посмотрел на нас без особого интереса и снова стал бить ее грузовиком по голове.

— Трах, трах, трах! — восторженно завопил он, вспомнив урок, который я преподала ему за завтраком.

Джинни покраснела.

— Одиссей! В нашей семье никто не говорит «трах»! Она бросила на меня злобный взгляд, и я пожала плечами.

— Трах, трах, трах! — настаивал Одиссей.

Брет явно смутился — очень странно, учитывая, как охотно он занимался этим делом с Амандой. Джинни прикрыла Одиссею рот.

— Ты уж его извини, — сказала она Брету. — Он сам не свой с тех пор, как приехала Эмма.

— Ничего страшного, — выдавил Брет.

— А ты ее уже попросил? — как бы невзначай осведомилась Джинни.

— О чем? — не поняла я.

Брет кивнул Джинни и повернулся ко мне.

— Я хотел попросить тебя вернуться, Эмма. Давай снова жить вместе. — Он покосился на мою сестру, и та весело закивала. Сговорились они, что ли? — Мы ведь созданы друг для друга.

— Раньше я тоже так думала, — ответила я через несколько секунд. — Но это было давно.

— Прошу тебя, Эмма…

Брет сполз с дивана и неуклюже встал на одно колено в знак примирения протянув мне розы. Я еще раз подумала, с каким удовольствием огрела бы его этим букетом по голове. Но бедный Одиссей и так пострадал от моей несдержанности, и я решила, что нехорошо бить мужчину цветами на глазах у ребенка.

— Просишь о чем? — устало спросила я.

— Подумай хорошенько и возвращайся. Я поджала губы.

Брет неловко поерзал на месте и опустил цветы.

— Хотя бы поужинай со мной завтра! — взмолился он. — Позволь мне все объяснить.

Я хотела отказаться, но Джинни, как всегда, ответила за меня.

— Конечно, поужинает! — уверенно заявила она. Я попыталась возразить — бесполезно. — Заедешь за ней в семь? Я прослежу, чтобы она была готова.

— Отлично! — Брет положил розы на стол и бросился к выходу, не успела я и слова вымолвить. — Пока, Одиссей! — весело попрощался он с моим племянником и чмокнул его в темечко.

Одиссей в ответ треснул его грузовиком.

— Мужа-хот! Мужа-хот! Мужа-хот! — кричал он, пока Брет удивленно потирал затылок. — Трах-трах-трах!

Верный своему слову, в семь часов Брет стоял на крыльце дома Джинни в темно-серых брюках, голубой рубашке и при сером галстуке. В руках он держал новенький букет алых роз.

— Прекрасно выглядишь, Эмма, — ласково соврал он. Я была непричесанная, в футболке, рваных джинсах и шлепках на босу ногу.

Я сухо улыбнулась. Надо признать, Брег выглядел отменно, но я бы никогда ему этого не сказала.

— Спасибо.

— В Торнтон-Парке на днях открыли новый ресторанчик, — заговорил он, нарушив неловкую тишину в машине. — Тебе понравится. Там даже лучше, чем в «Руте Крис».

Я рассердилась при упоминании шикарного ресторана, где три года назад прошло наше первое свидание, в уголках моих глаз появились слезы, но я быстро их сморгнула.

Через сорок пять минут мы сделали заказ: филе миньон средней прожарки для Брета и с кровью для меня, большое блюдо спаржи, картофеля с чесноком и шпината со сливками. Прежде чем уйти на кухню, официант откупорил бутылку «Пино нуар» и налил нам вина.

Брет поднял бокал.

— За нас, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Я помедлила и поставила свой бокал на стол.

— Не могу за это пить.

Брет задумался на секунду, сделал большой глоток и тоже опустил бокал.

— Почему? — осторожно спросил он.

— Ты шутишь? Ты серьезно не понимаешь, за что я тебя ненавижу?!

Брет вздохнул.

— Эмма, ты не можешь меня ненавидеть… ведь правда? — У него были очень грустные глаза, казалось, он вполне искренен. — Послушай, я знаю, что причинил тебе много боли. Я буду жалеть об этом до конца своей жизни. Ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь.

Я покачала головой.

— Ни в чем ты не раскаиваешься. Брет упал духом.

— Неправда, Эмма. — Он внимательно на меня посмотрел. — Это была самая большая ошибка в моей жизни.

— Ну, может, оно и к лучшему, — пробормотала я.

Сделав большой глоток вина, я пожалела, что вообще согласилась прийти.

— Пожалуйста, Эмма, выслушай меня. — Брет положил руку на мое плечо. — Я очень виноват. Мою вину не выразить словами. Но я тебя люблю, Эмма. Правда. Всегда любил. Я просто испугался.

Я подумала над его словами. Такое же объяснение дала мне Джинни, и, в общем-то, оно имело смысл.

— Если ты испугался, — медленно произнесла я, — то почему не поговорил со мной? Почему не попросил отложить свадьбу? Почему бросил меня и выгнал из дома?

Брет огорчился.

— Господи, Эмма, не знаю! Я уже тысячу раз задавал себе этот вопрос. Мне нет оправдания. Одно могу сказать: с тех пор я каждый день жалел о своем поступке. Да, тогда я не был готов к свадьбе, но теперь я готов, Эмма. Честное слово. Я понял это, когда потерял тебя.

Мое сердце начало оттаивать. Простить Брета я не могла, но, возможно, я смогла бы принять его извинения и жить дальше. Ведь у меня теперь другая жизнь, верно? Едва ли Габриель Франкёр примчится в Орландо и заключит меня в объятия. Я живу в доме у сестры, которая относится ко мне как к ребенку, я разругалась со всеми подругами. Так дальше нельзя.

Подали мясо, и несколько минут мы ели молча. Я то и дело чувствовала на себе испытующий взгляд Брета. — Почему Аманда? — тихо спросила я. Брет с трудом проглотил, но, кажется, нисколько не удивился. Он ждал этого вопроса.

— Ты не представляешь, как я раскаиваюсь, — осторожно заговорил он и посмотрел мне в глаза. — Мне нет прошения, Эмма. Я испугался, а она была рядом, и я сделал то, чего не должен был делать. В этом виноват только я.

— Не только, — пробормотала я, вспомнив старую поговорку: «Чтобы станцевать танго, нужны двое».

— Ну, я должен был понимать, чем все закончится. Тем более она была твоей лучшей подругой. Мне так стыдно.

Я выпила еще вина. Мой стейк остался почти нетронутым, но есть не хотелось.

— Мне надо домой.