Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум

Ни одной сочувственной, уважительной или по крайней мере сдержанной нотки не прозвучало при увольнении Паши Звонарева. Прозвучало же следующее:

— Звонарев, ты, б…, вконец ох…л? Я миллионы вкладываю, чтобы такие мудилы, как ты, могли приколоться?

Стоя в кабинете Веденцова и кожей чувствуя огонь, извергающийся из ноздрей руководителя, Паша робко молчал, внимательно рассматривая носки своих новеньких кроссовок, как бы пересчитывая их то справа налево, то наоборот.

— Пришел, значит, клиент, вбухал бабок — у нас ведь репутация, что мы творим, б…, чудеса. А ты, значит, за ее деньги, баран безмозглый, выставил бабу перед мужем в нелепом виде!

— Почему в нелепом? В голом. Всем нравилось.

— Она за это заплатила? На это надеялась? Теперь мало того, что мы вернем ей деньги… Мало того, что потратили за день работы мосфильмовского оператора, фотографа из «Вога» и осветителей. И что за неделю работы тебе, дубина, я платил зарплату. Хуже всего то, что сейчас о нас пойдет слава. Мол, набрал Веденцов лошья, стрясут с клиента пять тысяч зеленых и испортят ему жизнь. «Почта святого Валентина»! Семью разваливают одним ударом!

Когда Паша рассказывал об этом чудовищном обвинении, от обиды и возмущения у него тряслись губы, щеки и пальцы.

Игра, которая уводила из семьи Валерия Сыромякина (причем уводила, не выходя из дома) и которую жена Валерия Наталья ненавидела, точно злодейку соперницу, было знаменитое путешествие по мрачному замку с многоэтажным подземельем. Залы, коридоры, мосты и внутренние дворики, осклизлые стены, грязные плиты, низкие своды — проклятие клаустрофоба (поскольку пространство любого помещения было удушающе тесным) и агорафоба (потому как ни конца ни края помещениям не было видно). Впрочем, Валерия Сыромякина, равно как миллионы других почитателей игры, обстановка нескончаемых застенков влекла сильней гипотетических райских кущ или вполне материального супружеского ложа с балдахином, похожим на гигантский убор незримой невесты. Гнусные интерьеры манили усталого мужчину тем, что здесь на каждом шагу попадались создания, еще более омерзительные, чем сами интерьеры: гигантские пираньи, которым не сидится в гадких бассейнах, аспиды и василиски, вооруженные до гнилых зубов, тухлые демоны, просроченные колдуны и прочая нечисть. Все эти выродки не шествовали мимо игрока-посетителя, чинно раскланиваясь или справляясь о здоровье супруги. Они не могли даже угрюмо проследовать своей дорогой, не поздоровавшись. Нет, этим тварям непременно хотелось укусить гостя, броситься с топором или палить из какой-нибудь пневматической мясорубки. Но как раз за неукротимый подлый нрав усталый Сыромякин и любил вражьи морды крепкой и неостывающей любовью. Кровать с балдахином посылала компьютерному столу томные ноты протеста, но может ли нежный вздох совладать со звериным хрюком страсти?

Человек-парадокс Звонарев взялся соединить несочетаемое: хищный инстинкт охотника и оседлые радости брака. Расчет был прост и гениален: если мужу так мила охота, пусть трофеем в этой охоте будет не утка или зазевавшийся глухарь, а родная жена. Крякнув программу, Паша принялся за дело. Первоначальная идея связать образ супруги с «аптечками» (например, уткнувшись в расставленные по углам женины истуканы, стрелок поправлял бы здоровье, отнятое в схватках) была похерена как ничего, кроме похеривания, не заслуживающая.

Женщина, залечивающая раны, подол, в который можно уткнуться после сражения, женщина-бинт, женщина-ватка, женщина-мазь Вишневского — вовсе не тот образ, который мог вдохновить бойца и зверолова. Аппетитная Наталья должна стать трудным призом, Еленой Прекрасной, яблоком раздора! Пусть она возникает не в моменты передышки, а на пике напряжения сил! Кульминация ощущений в игре приходилась на встречу и поединок со слюнявыми душегубами. Превосходно! Значит, счастливый исход борьбы должен означать чудесное преображение чудовища в красавицу.

Звонарев по четырнадцать часов не вставал от своего «мака», сотрудники АйТи-отдела хихикали, наблюдая самозабвенные гримасы на пухлой физиономии, голубоватой в свете монитора. На седьмой день любовная бродилка-стрелялка была готова. Утром в пятницу двадцать шестого октября полуотставленная супруга Наталья Сыромякина в прелестном халатике лилового цвета, напоминающая хорошо созревшую малышку из Цветочного города, открыла дверь Звонареву. Поминутно поминая черта, свою глупость и незавидную долю, бледнеющая красавица следила за тем, как избавитель потрошит в мужнином компьютере папку с игрой, как подменяет файлы и нажимает на старт.

Зазвонил телефон, Наталья одновременно подпрыгнула, взвизгнула и уронила Пашин рюкзак. Полными ручками замахала она на Пашу, мол, закругляйся и катись, проклятый. Паша успел запустить игру, убедился, что на экране появился зазубренный ржавый полумесяц, пробитый двумя ржавыми же гвоздями (левый рог полумесяца выпускал розовый бутон, а острие правого гвоздя прокалывало алое сердце). На этом проверку пришлось прервать: красавица Сыромякина, которая вопреки сценарию превращалась в неспокойное чудовище, чуть не пинками выпроводила на лестницу Звонарева, до последней секунды рассчитывавшего на слова приязни, чашку того-сего и игривые гляделки с заказчицей.

11

Глава семьи Валерий Сыромякин вернулся домой поздно, в половине одиннадцатого. Отказавшись от супа тартар и форели под соусом песто по-генуэзски, собственноручно приготовленных супругой на ужин, он проследовал в кабинет, откуда через пять минут вернулся на кухню, грозно задирая брови на жену, сидевшую без единой кровинки в лице под сенью корейской микроволновки.

— Наталья! Че за дела, а? Ты залезала в мой комп?

— Валеркин, прости! Понимаешь, хотела подарок, сюрприз тебе устроить.

— А если тебе в сумку сюрпризов наложить, ты бы как? Нормально?

Тут Наталья вспомнила инструкцию Звонарева и пролепетала:

— Валер, этот… как его… оригинал… Тьфу, исходник — на диске, лежит у тебя на тумбочке. Не переживай! Все сохранила, ничего не испортила. Может, все-таки покушаешь?

— «На диске, покушаешь…» Я уже столько уровней прошел, это как? А, что с тобой говорить!

Оставив после себя небольшой сердитый сквозняк, муж покинул кухню и вконец расстроенную жену. Впрочем, думала обмирая Наталья, потратившая два часа на визажиста и еще два на приготовление особенного ужина, худшее впереди. Она тихонько сидела на краешке табурета, боясь неосторожным телодвижением пробудить лихо, чей сон всегда так некрепок.

Прошло несколько минут. Вдруг из глубины квартиры донесся смех. Такого стенобитного гогота Наталья не слышала никогда, даже в мужской раздевалке, куда случайно зашла в восьмом классе. Что-то зазвенело там, в страшном кабинете. Новые раскаты! Наталья поправила волосы. Села поудобней, положила ногу на ногу. Потянула край халатика и засмотрелась на свою напрасную красоту. Хохот повторялся каждые две-три минуты, не теряя ни в силе, ни в грубости, точно муж заходился от какого-то препохабного анекдота. Через полчаса Валерий вышел на кухню, и это был совсем другой Валерий. Лицо его было красно, волосы встрепаны.

— Прикольный сюрприз, — хохотнул он, глянув блестящими глазами на робкую жену. — Ну красава ты!

Что-то нехорошее было в его сверкающих глазах и хохотке, что-то подозрительное и неприятное, точно смеялся он именно над ней. Наталья Сыромякина не успела разобраться в своих ощущениях, потому что Валерий (Сыромякин же), не переставая похохатывать, подхватил жену на руки с неузнаваемой силой, и там, в шелково-лавандовой сумятице спальни они перешли на следующий уровень. Когда эта умопомрачительная бродилка-стрелялка была совместно пройдена и оба Сыромякиных, бурно дыша и издавая жалобные стоны, победили, Наталья прижалась к мужу и прошелестела:

— Ну, милый, как тебе мой подарок?

Тело супруга, едва успокоившееся, опять тряхнуло.

— Че ты ржешь, моя кобыла? — Смех мужа опять насторожил Наталью.

— Ты сама-то свой подарок видела? — Сыромякин старался подавить смеховые судороги.

Тут красавице вновь случилось похолодеть. Готовя сюрприз мужу, она сделала его и себе. Как можно было не проверить этого остолопа из фирмы? Что же там такое может быть, охнула она задним числом, если, разумеется, такое возможно. Чего это Валера едва люстру не сбил своим дебильным хохотом? Может, толстый обалдуй пририсовал ей чего-нибудь? Или заставил издавать ужасные звуки? А вдруг он приставил ее голову к чужому телу? Внезапно привиделась Наталье жуткая картина: немецкая овчарка с ее, Натальиной головой, злобно смотрит с экрана, глаза наливаются кровью, и вдруг начинает лаять на мужа!

— Покажи! Покажи мне немедленно! — Она подскочила с кровати, натягивая халат.