Полное собрание сочинений. Том 24. Сентябрь 1913 — март 1914 - Владимир Ленин (Ульянов)

Напрасная надежда! Русские с.-д. рабочие настолько уже созрели, что сами будут, по большинству, решать судьбы своей организации, с презрением отметая интриги заграничных группок. В немецкой с.-д. печати очень часто пишут члены таких группок с точки зрения этих группок, но узнать «по ушам» подобную публику совсем не трудно.

«За Правду» № 46, 28 ноября 1913 г.

Печатается по тексту газеты «За Правду»

Кадет Маклаков и с.-д. Петровский

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как с.-д. Петровский выступил в Государственной думе по вопросу о наказе и был лишен слова председателем за «резкие выражения» по адресу министра и прочее. С точки зрения «злобы дня» в узком смысле, это, пожалуй, уже устарело. Но, по сути дела, выступления Петровского и кадета Мак-лакова заслуживают больше внимания, чем обычная «новость дня».

Кадет Маклаков выступал в Государственной думе по вопросу о новом наказе. Сей господин – автор наказа и докладчик комиссии по наказу. И вот по целому ряду вопросов к.-д. Маклаков выступает против к.-д. фракции и проводит реакционнейший наказ при помощи октябристов и правых против оппозиции.

Это не ново. Давно известно, что В. Маклаков – любимец октябристов, что он в сущности октябрист. Но тот крупнейший факт нашей общественности, который вскрывается этим давно известным обстоятельством, заслуживает самого усиленного внимания.

Перед нами виднейший кадет по вопросу, в котором Дума сравнительно менее бессильна, чем по другим вопросам, сам душит думскую свободу при помощи правых и октябристов!! С.-д. Петровский был тысячу раз прав в своих резких отзывах об этаком политиканских дел мастере.

Но в чем же тут гвоздь? Потому ли фальшиво поведение В. Маклакова, что лично г. В. А. Маклаков фальшив? Конечно, нет! То есть не в этом дело.

Как дело Бейлиса{74} интересно и важно, ибо оно вскрыло особенно ярко подоплеку нашей внутренней политики, ее закулисную «механику» и т. д., – так мелкий (сравнительно) случай выступлений В. Маклакова против кадетов и против думской свободы вскрывает, в сотый и сто первый раз, истинную подоплеку партии нашей, российской, либеральной буржуазии.

Борьба кадетов и октябристов есть борьба конкурентов – поэтому она так остра и так беспринципна. Любимец октябристов и душитель думской свободы В. Маклаков мог стать «светилом» кадетов именно потому и только потому, что кадеты вместе с октябристами стоят на одной классовой почве. Это – разные крылья или представители разных оттенков либеральной буржуазии, которая больше боится демократии, чем Пуришкевичей.

Это – существенно. Это – важно. Это – суть политики. В этом корень поразительного политического бессилия нашей буржуазии при всем ее экономическом могуществе.

С.-д. Петровский выполнял долг демократа, борясь с душителем думской свободы г. В. Маклаковым. Не может быть свободы на Руси, пока широкие массы демократии не научатся презирать господ В. Маклаковых, а равно порождающих подобных рыцарей партий.

«За Правду» № 47, 29 ноября 1913 г. Подпись: М.

Печатается по тексту газеты «За Правду»

Цаберн

Бывают такие «случаи» в политике, когда сущность известного порядка вещей обнаруживается с необыкновенной силой и ясностью как-то вдруг, по сравнительно мелкому поводу.

Цаберн – маленький городок в Эльзасе. Свыше 40 лет тому назад Эльзас оторван победоносными пруссаками от Франции (при горячих протестах со стороны одной только партии в Германии – социал-демократов). Свыше 40 лет французское население Эльзаса насильственно «германизировали» и «вгоняли» всяческим прижимом в королевско-прусскую, фельдфебельскую, чиновническую дисциплину, называемую «германской культурой». А эльзасцы отвечали своей протестующей песенкой: «Вы взяли наш Эльзас, нашу Лотарингию, вы можете германизировать наши поля, но вы никогда не овладеете нашим сердцем, – никогда».

И вот, прусский дворянин, молоденький офицер Форстнер довел дело до взрыва. Он грубо обругал эльзасское население («вакес» – грубо ругательное слово). Миллионы раз позволяли себе в казармах немецкие Пуришкевичи подобный язык, и все сходило с рук. Миллион первый раз… сорвалось!

То, что накипело за десятилетия гнета, придирок и оскорблений, за десятилетия насильственного опруссачения, прорвалось наружу. Не французская культура восстала против немецкой – дело Дрейфуса{75} показало в свое время, что грубой военщины, способной на всякую дикость, варварство, насилие, преступление, во Франции не меньше, чем в иной стране. Нет, не французская культура против немецкой, а воспитанная на ряде французских революций демократия восстала против абсолютизма.

Буря в населении, озлобление против прусских офицеров, издевательство над ними свободолюбивой, гордой французской толпы, бешеная злоба прусских солдафонов, произвольные аресты и избиения публики, – все это породило в Цаберне (а затем и почти во всем Эльзасе) «анархию», как выражаются буржуазные газеты. Помещичий, «октябристский», поповский германский рейхстаг огромным большинством принял резолюцию против имперского германского правительства.

Глупое словечко – «анархия». Оно предполагает, что был и есть в Германии «установленный» граждански-правовой порядок, от которого – по какому-то дьявольскому наущению! – произошло отступление. Словечко «анархия» целиком пропитано духом казенной, лакействующей перед помещиками и перед военщиной, университетской германской «пауки» (с позволения сказать, науки), которая воспевала необыкновенную «законность» в Германии.

Случай в Цаберне показал, что прав был Маркс, который без малого 40 лет тому назад немецкий государственный порядок назвал «военным деспотизмом, обшитым парламентскими формами»{76}. Маркс в сто тысяч раз глубже оценил действительную сущность германской «конституции», чем сотни профессоров, попов и публицистов буржуазии, воспевавших «правовое государство». Они ползали на брюхе перед успехом и торжеством немецких временщиков. Он оценивал классовую суть политики, руководствуясь не данным «изгибом» событий, а всем опытом международной демократии и международного рабочего движения.

Не «анархия» «выскочила» в Цаберне, а обострился и вышел наружу истинный порядок Германии, господство сабли прусского полуфеодального землевладельца. Если бы немецкая буржуазия имела чувство чести, если бы она имела голову и совесть, если бы она верила в то, что она говорит, если бы у нее дела не расходились со словами, – одним словом, если бы она не была буржуазией, стоящей перед лицом миллионов социалистического пролетариата, – она стала бы республиканской «по случаю» «случая» в Цаберне. А теперь дело ограничится платоническими протестами буржуазных политиканов – в парламенте.