Воровская корона - Евгений Сухов

Двигатель автомобиля ревел, все далее в ночь унося пассажиров. Глуше стали слышны оружейные выстрелы и крики красноармейцев.

Несколько минут машину трясло на ухабах, колеса ухали в колдобины, словно в бездну. Кирьяну казалось, что еще минута такой езды, и машина развалится.

Но нет, ничего, выдюжила.

— Кажись, ушли, — объявил Евстигней.

— Езжай в Алексеевское! — распорядился Кирьян.

— Дорога там не ахти, — усомнился несмело Евстигней. — Может, свернем с большака, у Пятницкого кладбища я флигелек один надежный знаю. Жиганов не выдадут!

— Езжай, сказал! — жестко проговорил Кирьян.

И Евстигней, недовольно хмыкнув, свернул с большого тракта к приметной каменной церквушке из белого камня. Кирьян никогда не делится своими планами.

До революции в этом селе, следуя на богомолье в Троицу, частенько останавливались царствующие особы, долгими молитвами очищая себя от явных и мнимых грехов. Нынешнее время — полнейшее запустение. От прежнего великолепия осталась лишь небольшая часовенка да неказистый каменный флигелек, где прочно обосновались жиганы.

Малинщиком здесь был старый безногий каторжанин, года три назад примкнувший к «идейным», кликуха у него была Железная Ступня. Жиганы, помня прежние заслуги Ерофеича, приняли старика за своего, и человек этот, с хитроватым настороженным взглядом, знал немало страшных тайн.

Старый каторжанин был большим грешником, поговаривали, что он, будоража застоявшуюся кровь, порой выходил на большак с тесаком за пазухой, что совсем не мешало ему быть весьма богобоязненным и отбивать по несколько сотен поклонов в день. Однако места своего он бросать не собирался, к жиганам прикипел накрепко, считая, что их удаче способствовало не что иное, как это место, намоленное самодержцами и великими князьями.

Флигелек в Алексеевском был тем местом, куда Кирьян мог заявиться безбоязненно. То, что он здесь, могли знать лишь самые близкие. Сюда Кирьян приезжал лишь раз в месяц, и всякий раз в особом случае. Нынешний был именно таковым.

— Ну, теперь я могу идти? — спросил с надеждой Евстигней, притормозив у двора.

Кирьян вытащил наган и наставил его в лицо подельнику. Даже в темноте было видно, как побледнело лицо водителя.

— Кирьян… убери пушку… не греши… Ведь вместе повязаны… на одной веревке висеть, — беспомощно лепетал парень. — Никому не скажу.

Секунду Кирьян колебался, взвешивая шансы, а потом, великодушно улыбнувшись, произнес:

— Ладно, живи пока… но не забывай, что я не всегда такой добрый. А машину во двор загонишь, да не забудь прикрыть чем-нибудь. Любопытных здесь тоже хватает.

Железная Ступня лишь хмуро кивнул на приветствие Кирьяна и, не задавая вопросов, широко распахнул дверь. Машина вновь заурчала разбуженным зверем и мягко въехала во двор.

В ноздри шибануло навозом, недовольно закудахтали куры, и громко, не то с перепугу, не то от злого сердца, заорал в сарае потревоженный петух.

Кирьян вошел во флигель.

За круглым столом бойко шла карточная игра. В центре, в огромном серебряном блюде неряшливо лежали купюры. Играли по-крупному — обычное дело, когда возвращаешься не с пустыми руками, а с полной поклажей. Жиган с погонялом Лапоть, раскрасневшийся от удачи, уверенно брал взятки, а потом решительно, гаркнув во все горло, сорвал большой банк.

— Ну, сегодня и прет! — Он посмотрел на Кирьяна, севшего рядом на плетеном стуле. — И все в масть!

Деньги он брал не торопясь, как человек, привыкший к огромным суммам. Аккуратно ссыпал с блюда ворох купюр, а потом, сложив бумажки одну к одной, прятал их в карман. Проигравшие старались выглядеть безмятежными, всем своим видом давая понять, что деньги — это навоз: сегодня — нет, а завтра — воз! А потому нужно только дождаться следующего утра.

— Ну и фартит! — Глаза Лаптя радостно блестели. — Вчера хату одну взяли, одних только камешков с золотишком на полкило потянет. Ха-ха-ха! Сегодня весь день смеюсь… Но это от фарта… как бы плакать не пришлось…

В комнате было еще шесть человек, трое из которых матерые жиганы. Люди эти давно ходили под началом Кирьяна, и он знал их очень хорошо. Лапоть был из их числа. Парень претендовал на большее и не однажды выказывал недовольство действиями Кирьяна. В лицо, конечно, ничего не говорил (боже упаси!), боялся, надо думать. Но его недозволенные высказывания частенько доходили до ушей пахана, Кирьян понимал, что открытого конфликта не избежать.

Кирьян ничего не сказал, лишь улыбка, надломившись, сделалась кривой.

— Кирьян, что ты там за шухер устроил? — спросил молодой жиган Валет. — Мы едва через заставу проскочили.

— Не только на заставах, — живо вмешался Лапоть, — в городе легавых больше, чем людей. Я хотел на одну верную хату завалиться в Марьиной Роще, а оттуда один знакомый уркаган вот с такими глазищами выбегает. В чем дело, спрашиваю? А он мне говорит, что легавые блатхату окружили. Предлагают блатным сдаваться, так те в ответ пальбу затеяли. Так их всех там и положили.

— Сколько же там блатных было? — посочувствовал Кирьян.

— Да человек пятнадцать.

— А друган-то твой как улизнул? — подозрительно спросил Курахин.

Лапоть лишь отмахнулся:

— Да с ним все просто. Не косись! Баба у него на нижнем этаже проживала. Он сначала к ней завернул, а когда палить начали, то уже и не высовывался.

— Я сейчас и сам едва живой ушел, — признался Кирьян, посмотрев на Дарью, устроившуюся рядом на таком же плетеном стуле. — За Крестовской заставой легавые стоят. Насилу отбился, кажись, троих положил…

— Четверых, — поправила Дарья. — Ты одного не заметил, Кирюша, а он на дорогу упал.

Еще одна нарушенная заповедь. Если уж баба пришла на сходняк, то, будь добра, не встревай в разговор между жиганами!

Блатные хмуро переглянулись между собой, подумав об одном и том же, и с подчеркнутой холодностью посмотрели на барышню.

— Темно там было, не разобрать, — ответил Кирьян, сделав вид, что не заметил недовольства жиганов, и, широко улыбнувшись, продолжил: — Я их не считал. Ладно, хватит пустого базара, — широкая ладонь пахана опустилась на стол. — Я за деньгами приехал. Так что там в этот раз наскребли? — Взгляд Кирьяна остановился на Лапте. — Наколка-то верной оказалась?

Радость с лица Лаптя сошла не сразу. Правый уголок рта опустился, улыбка переродилась в едкую усмешку.

— Наколка-то верная, — согласился Лапоть, — хата хорошая, богатая! Добра там на пару миллионов взяли. А только мы с блатными покумекали меж собой малость. — Жиган на секунду умолк и со значением посмотрел на сидящих рядом приятелей. — Много ты берешь, пахан! — вроде бы и сказано было не зло, но укор прозвучал весомо.

Слова Лаптя развеселили Кирьяна, он коротко рассмеялся, а потом потребовал:

— Продолжай!

— Мы вот тут думаем… Наколку давать много ума не надобно. Вон сколько на улице шкетов драных бегает, они за гривенник любой расклад дадут! Все богатые хаты у них на счету. А вот чтобы к ней подобраться да места отыскать, куда хозяева капусту с брюликами припрятали, здесь особое чутье нужно. Ты максы не криви, Кирьян, — проговорил Лапоть, — не от себя речь толкаю, от всего мира…

— Интересно… Продолжай.

— Говорю же, покумекали мы прежде. Той доли, что ты требуешь, дать не можем. Одно дело, если бы ты вместе с нами фомкой ковырялся… тогда иной расклад! А ты все с марой своей вошкаешься, — кивнул он на притихшую Дарью, — и от дел совсем отошел.

Курахин вновь улыбнулся.

— А денег-то хоть много взяли? — беспечно поинтересовался он.

Лапоть явно медлил — а следует ли прогибаться? И нехотя вытащил из-под стола брезентовый мешок.

— Глянь!

На белую скатерть, шурша, просыпались золотые цепочки, браслеты, украшенные изумрудами, кулоны, серьги, кольца с бриллиантами.

— Много, — сдержанно согласился Кирьян. — Знаешь, Лапоть, есть в твоих словах правда. Все мы, жиганы, по правде должны жить, за то нас и называют идейными. Вы зубы рвете, а я на ваших харчах поживаю, — в голосе Кирьяна прозвучало раскаяние. — Лишь долю свою требую.

Лапоть, приободрившись, продолжал:

— Мы ведь тоже хотим форс держать, иметь полные карманы и барышень по кабакам водить. Не все же тебе одному, — задорно проговорил Лапоть, подмигнув смутившейся Дарье. — Вот в прошлый раз мы железнодорожные кассы взяли, а ты половину башлей себе забрал. Думаешь, нам не обидно было?

Курахин продолжал добродушно улыбаться, похоже, что эта сцена его забавляла. На лицах присутствующих жиганов появились недобрые ухмылки. Лишь Евстигней с вытаращенными от ужаса глазами наблюдал за происходящим. Дверь была рядом, он не раз порывался покинуть комнату, но очень боялся, что петли скрипнут и внимание жиганов переключится на него.