Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

Мне до дрожи хотелось обнять его, вжаться в тело, застывшее в напряжении и казавшееся таким до отчаяния родным на фоне белоснежного пейзажа, уткнуться носом в шею, где под кожей еле заметно пульсировала венка, стоило ему очередной раз замолчать, с силой сцепив зубы, запустить пальцы во влажные и взъерошенные на затылке волосы и, закрыв глаза, представлять, как он, растерянный и смущённый, неосознанно растрепал их ладонью.

Интересно, признайся я прямо сейчас, что влюблена в него, поверил бы? Или после всех незаслуженных мной откровений принял бы всё за глупую и жестокую шутку?

— Спасибо за… честность. И… — я вздохнула, отгоняя от себя настойчиво пульсирующее в мыслях продолжение «… я от тебя без ума», которое бы всё равно никогда не решилась произнести вслух. — И за помощь в пятницу.

— Хотел бы сказать: обращайся, но… нет. Лучше не стоит, — Максим покачал головой и, посмотрев на мою смущённую улыбку, весело рассмеялся. — Извини, но пить ты точно не умеешь. И если тебе захочется снова доказать мне обратное, вызвав на очередной нелепый спор, сразу предупреждаю: я пас! Вдруг тебе снова повезёт, как тогда, на поле.

— Ох, ну конечно, проще всё списать на везение, чем признать, что я просто смогла тактически тебя обойти, — с показным недовольством пробурчала я и закатила глаза, наконец чувствуя приятное облегчение. Та струна, что болезненно натягивалась глубоко внутри меня на протяжении всего нашего тяжёлого откровенного разговора, медленно ослабевала, принося спокойствие и отчего-то радостное воодушевление вместо ожидаемого разочарования, когда он сам подтвердил все худшие опасения на свой счёт.

— И в чём же заключалась твоя гениальная тактика?

От его снисходительного тона мне лишь сильнее хотелось спорить, возражать, доказывать свою правоту во что бы то ни стало. Ведь когда мы сцеплялись друг с другом в словесном противостоянии, это всегда было так эмоционально, пылко, по-особенному, до неправильного страстно, что не хотелось останавливаться.

— Меньше слов — больше дела.

— По-твоему, я слишком много болтаю? — насмешливо спросил Иванов и придвинулся ближе ко мне, пытаясь заглянуть в глаза. Стало жарко от внезапно появившейся игривой интонации, и я постаралась заверить себя, что мне просто послышалось.

— Не совсем так…

— Ммм, тогда, может быть, мне не хватает решимости? — Мурашки устремились вверх по рукам, когда он удивлённо-вопросительно приподнял бровь, пробежали по спине вслед за его ладонью, внезапно облокотившейся о скамейку рядом с моим бедром, и возбуждающе скользнули по груди с мгновенно окаменевшими сосками, пока я завороженно смотрела за тем, как он быстрым движением облизал губы.

— Не-ммм-ного.

Наши взгляды встретились, и я со сладкой неизбежностью наблюдала за бешеными плясками уже знакомых мне чёртиков в кристально-голубых глазах на младенчески невинном лице напротив. Именно в этот момент я осознала, что окончательно и бесповоротно пропала. Вопреки страху и сомнениям в правильности всего происходящего, начала понемногу тянуться навстречу ему, и так сидевшему непозволительно близко.

— Или всё же настойчивости? — продолжал свою пытку Иванов, словно специально дразня, раззадоривая и сводя меня с ума своими двусмысленными намёками. Я уже чувствовала на губах тёплый воздух, вылетавший из его рта вместе со словами, а усиливавшееся головокружение подталкивало скорее найти надёжную точку опоры, в качестве которой так приятно было представлять себе его крепкие плечи.

Теперь я бы охотно согласилась с тем, что он действительно слишком много болтает, но не могла вымолвить ни звука, только учащённо дышала и ощущала, как на губах становится всё горячее, а его лицо склоняется всё ближе ко мне.

Не так я представляла свой первый поцелуй. В моих приторно-розовых и пропахших избитой ванилью мечтах я страстно сливалась губами с прекрасным принцем и испытывала неземное блаженство. Но главное, что отличало фантазию от жестокой реальности, — сам свершившийся факт поцелуя, который между нами с Максимом так и не состоялся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В кармане моей куртки яростно заорал телефон, и мы синхронно отпрянули друг от друга с такой скоростью и силой, что мне еле удалось сохранить равновесие и не грохнуться со скамейки прямо в снег. И пока я трясущимися пальцами пыталась сначала вытащить застрявший в подкладе телефон, а потом добиться реакции от сенсора, чтобы принять входящий звонок от отца, готова была сгореть дотла от стыда и неловкости.

Выставить себя такой дурой! Может быть, он и не собирался меня целовать, зато, без сомнения, смог заметить, как сильно этого хотела я. А всё лишь потому, что мне по-ка-за-лось, просто, чёрт побери, который раз рядом с этим змеем-искусителем вдруг показалось, будто воздух между нами сгущается и искрится.

— Полина, мама будет дома через пятнадцать минут. Она уже садится в автобус, — послышался на том конце снисходительный голос отца. Я даже задумалась на секунду, не видно ли из окон нашей квартиры или лестничной площадки (куда папа иногда тайком бегал покурить) того места, где сидели мы с Ивановым.

— Как? А обучение?

— Отменили, что-то с преподавателем. Я сказал маме, что ты в душе.

— Снова? — всё напряжение последних нескольких минут вылилось в короткий истеричный смешок, вылетевший раньше, чем удалось его подавить. Придётся подыскать для мамы логичное объяснение тому, что изрядную часть выходных я просидела, закрывшись в ванной.

— Что первое в голову пришло.

— Хорошо, спасибо, пап. Я буду через пару минут.

«И принесу с собой разбитое вдребезги сердечко и скорбное выражение лица» — хотелось добавить мне, сбрасывая звонок и стараясь не смотреть на Максима. Но миссия оказалась невыполнимой, и я успела вдоволь налюбоваться его разрумянившимися щеками и смущённо опущенным в землю взглядом, пока поднималась со скамейки.

По крайней мере, не одна я не представляла, как теперь себя вести и высвободиться от ощущения сомкнувшегося вокруг тела капкана эмоциональной неразберихи, творящейся сейчас в душе, и абсолютного хаоса в мыслях.

— Кстати, а ты не знаешь, что случилось у Риты со Славой? — спросил он, ловко подскочив со скамейки и направившись к подъезду вслед за мной, чем в очередной раз поставил в тупик.

Я не понимала, что творится у него в голове, но даже разозлиться всерьёз не могла на все его игры в кошки-мышки, потому что уж больно растерянным и жалобным взглядом смотрел на меня Иванов. Казалось, достаточно лишь остановиться, чтобы он замурлыкал и доверительно потёрся мне об ноги, хитрый наглец.

— Она мне ничего не рассказывала, — у меня вышло тактично уклониться от прямого ответа, но воспоминание о найденных у подруги таблетках мгновенно накрыло волной смущения, наверняка выдавшего меня с потрохами. Краем глаза заметив ехидную усмешку на всё ещё притягательно-манящих губах Максима, я наигранно елейным голосом в его же манере протянула: — Да и что у них могло случиться? Они же «просто друзья»!

— Бесишься? — хохотнул он и резко схватил меня за локоть, вынудив остановиться за несколько шагов от дороги, по которой спустя пару секунд проехала, виляя на снежных насыпях, не замеченная мной машина.

Однако у судьбы очень скверное чувство юмора и банальные уловки, у Иванова отличная реакция, а у меня — проблемы с контролем собственных эмоций и внимательностью. Но третий раз сказать ему «спасибо» не позволила гордость и, совсем чуть-чуть, обида на гнетущую недосказанность после случившегося на скамейке. Почти случившегося, к моему сожалению.

— Очень раздосадована степенью оказанного мне окружающими людьми доверия, — отчеканила я, вызвав у него ещё один весёлый смешок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Добро пожаловать в клуб патологических врунов! — он обхватил меня рукой за плечи и легонько сжал их, но, на мгновение встретившись с ним взглядом, я увидела прятавшуюся за показным весельем грусть, очень отчётливо читавшуюся в его глазах, остававшихся приглушённо-серыми, несмотря на яркий солнечный свет.